Последнее предупреждение Кремля

Переговоры в Женеве глав внешнеполитических ведомств США и России Энтони Блинкена и Сергея Лаврова не принесли ожидаемого результата. Фото Reuters

Распад СССР, одной из двух супердержав мира, завершив эпоху глобального биполярного противостояния, привел к развитию процессов, масштаб и глубина которых вряд ли осознавались участниками совещания в Беловежской Пуще в декабре 1991 года. И не только потому, что собравшиеся там люди явно не обладали редким, но необходимым в подобных ситуациях даром – видеть дальше своих современников.

Создание на развалинах супердержавы аморфной коалиции СНГ и разрушение сложившейся во второй половине XX века биполярной глобальной конфигурации сразу же запустили процессы перестройки сформировавшегося ранее мирового порядка. В отличие от зафиксированного в Беловежских соглашениях одномоментного прекращения существования СССР как «субъекта международного права и геополитической реальности», эта геополитическая перестройка растянулась на целых три десятилетия. И она пока не завершена, что объясняется ее внутренними противоречиями, чередованием разнонаправленных шагов и движением вспять.

Крах Советского Союза и разрушение биполярной структуры мира не только положили конец глобальной конфронтации двух супердержав и их союзников, но и привели к расширению западного блока, выступавшего отныне в качестве полюса притяжения для государств, входивших в орбиту советского влияния. Распад интеграционных структур Восточной Европы (Организация Варшавского договора, Совет экономической взаимопомощи) не сопровождался аналогичными процессами в НАТО и ЕС, которые, сумев адаптироваться к новым реалиям, за счет движения на восток расширили сферу собственного влияния и ответственности. Благодаря этому в мире быстро формировалась принципиально иная геополитическая реальность, в которую ослабленная утратами новая Россия явно не вписывалась. 

Существенным фактором этой реальности стал обновленный военно-политический блок НАТО, созданный еще в 1949 году с целью защиты Европы от советского проникновения. Реформированный в начале 90-х годов, он тем не менее воспринимался Россией как инструмент ее сдерживания.

Метания в поисках собственного достойного места в изменившемся мире не сразу привели ее к нынешнему внешнеполитическому курсу. Отличавшаяся хаотичностью политика президента Бориса Ельцина нацеливалась на отход от коммунизма и советского изоляционизма, на восприятие западных ценностей, на быструю и поспешную интеграцию страны в уже существовавшие мировые структуры и объединения. Политика пришедшего в 1999 году к власти Владимира Путина оказалась принципиально иной. Внешнеполитический вектор этого президента приобрел антиамериканскую и антизападную направленность, а прежний курс начал корректироваться.

Спустя 30 лет после краха СССР стало ясно: утратив былые сферы регионального и глобального влияния, безуспешно пытаясь в условиях разрыва экономических связей удержать сегменты советского наследства, противодействуя исходящей от ряда бывших республик и восточноевропейских союзников СССР русофобии, РФ неожиданно оказалась в геополитическом тупике.

Стремясь при помощи энергетической стратегии и интеграционных усилий создать новые геополитические поля и сформировать (прежде всего по периметру собственных границ) стратегическое пространство безопасности, Россия все чаще стала восприниматься на Западе как ревизионистская держава. Ее дипломатические усилия не имели должного эффекта, а попытки решать возникающие проблемы военным путем лишь укрепляли стремление Запада к ее сдерживанию. Инструментом такой политики стал масштабный санкционный режим, ранее никогда не применявшийся Западом даже в отношении СССР.

Приблизившийся вплотную к российским границам и вдвое расширившийся за счет приема новых членов блок НАТО стал для России вызовом первой четверти XXI века – главной угрозой ее стратегической стабильности. Причем осознание этого пришло не сразу. Первоначальное восприятие Россией 90-х годов НАТО как партнера, а также ее выжидательная позиция в XXI веке, в условиях заморозки отношений в формате Совета Россия–НАТО, сдерживали формирование долговременной стратегии, откладывая тем самым на неопределенный срок неизбежное выяснение отношений между ними.

В сложившихся обстоятельствах, при длительном отсутствии взаимного доверия и конструктивных контактов Россия вдруг выступила с неожиданно масштабной, но явно просроченной и заведомо невыполнимой инициативой, предложив США и НАТО заключить два документа: Договор между РФ и США о гарантиях безопасности и Соглашение о мерах обеспечения безопасности РФ и государств – членов НАТО, проекты которых были переданы им 15 декабря 2021 года. Суть предложений состояла в следующем: исключение дальнейшего расширения НАТО на восток, отказ от приема бывших советских республик, а также отказ от военного сотрудничества с ними. Стороны должны были взять на себя обязательства не размещать ракеты, способные поражать цели на территории друг друга, а также не размещать ядерное оружие за пределами собственных границ.

Эта инициатива, которая в случае реализации могла бы стать началом коренной перестройки всей системы международной безопасности в Европе и мире, первоначально была воспринята Западом как сотканный из пропаганды и шантажа ультиматум. Хотя такая реакция и сопровождалась в меру одобрительными дипломатическими реверансами со стороны обескураженного адресата, попадать в хитрую ловушку, расставленную Путиным под Рождество, он явно не собирался.

Как, впрочем, и ожидалось, инициированные Россией переговоры о гарантиях собственной безопасности, нацеленные на то, чтобы решить перезревшую проблему одним махом, не принесли ожидаемого результата. Западные партнеры России оказались крайне дипломатичны, но на редкость несговорчивы. Никаких письменных обещаний с юридическими гарантиями (чего настоятельно требовала российская сторона) относительно прежде всего нерасширения НАТО на восток от них так и не последовало, а сами переговоры воспринимались Россией как неудачные. Правда, все еще оставались надежды на введение моратория на размещение нового поколения ракет средней и меньшей дальности в Европе и создание нового механизма контроля над вооружениями.

Однако вечером 26 января письменные ответы от США и НАТО, на которых настаивала Россия, все же последовали. В них, как и ожидалось, содержался отказ от выполнения главных требований Кремля. Политика НАТО на постсоветском пространстве (вопрос, который был ключевым в пакете российских предложений) пересмотру не подлежала. Запад намеревался и впредь поддерживать Украину и не собирался предоставлять какие-либо гарантии относительно нерасширения Североатлантического альянса, отказываясь от принципа «открытых дверей».

Стремясь переключить внимание российской стороны на другие проблемы, возлагая на нее ответственность за эскалацию на границе с Украиной и подготовку вторжения на ее территорию, США и их союзники выразили тем не менее готовность к переговорам и обсуждению важных, но все же второстепенных для России проблем.

В их числе: размещение стратегического и наступательного оружия в Украине, расширение взаимодействия между США и Россией, улучшение контроля над проводимыми учениями, возвращение к взаимным инспекциям, возобновление диалога по контролю над вооружениями и поддержание стратегической стабильности. НАТО предложило возобновить отношения в формате Совета Россия–НАТО, установив прямую линию связи и восстановив миссии в Москве и Брюсселе.

И все-таки: на что же было рассчитано получившее неудовлетворительный ответ Запада последнее российское предупреждение? Его, включенное в пакет из сопутствующих, но второстепенных предложений, заведомо неприемлемое главное требование о нерасширении НАТО, вряд ли могло вызвать какую-либо иную реакцию, кроме отторжения. Или, может быть, подлинная миссия этого рождественского послания состояла совсем в ином?

Несмотря на неудовлетворенность России от полученных ответов, появившаяся в обстановке почти полного отсутствия контактов и дефицита взаимного доверия ее инициатива (в качестве инструмента принуждения) могла бы сыграть реальный положительный эффект, а именно: открыть двери тому долгожданному двустороннему диалогу, который блокировался на протяжении нескольких последних лет. Каким окажется его старт – зависит от обеих сторон.