Ставка на "сильную личность" не срабатывает

Участники форума в Берлине высказались о недопустимости иностранного вмешательства в ливийский конфликт. Фото Reuters

С начала 2020 года центрами миротворческих усилий по ливийской проблеме стали Москва и Берлин. Встрече в российской столице 13 января лидеров противостоящих в Ливии двух основных группировок – Ливийской национальной армии (ЛНА) фельдмаршала Халифы Хафтара (штаб в Тобруке) и главы международно признанного Правительства национального единства (ПНЕ) Фаиза Сараджа (в Триполи) – предшествовали существенные перемены в характере самого конфликта из-за вмешательства в него Турции на стороне ПНЕ. Это притормозило наступательную операцию фельдмаршала на Триполи. Паузой на ливийском поле боя воспользовалась Россия: 8 января в Стамбуле Владимир Путин договорился с турецким лидером Реджепом Тайипом Эрдоганом о совместной инициативе по объявлению временного прекращения огня в Ливии с 12 января, а также о проведении в Москве встречи между Хафтаром и Сараджем. Последние прибыли в российскую столицу, но, несмотря на посреднические усилия МИД РФ, соглашение о перемирии не было подписано.

В поисках «дорожной карты»

И тем не менее московская встреча оказалась значимой и даже символичной прежде всего как проявление твердого намерения лидеров РФ и Турции своевременно улаживать любые разногласия между собой, не допуская их углубления. Есть обоюдное понимание того, что наметившееся стратегическое взаимодействие между Москвой и Анкарой не должно оказаться заложником и тем более жертвой развития событий в Сирии или Ливии.

Результаты переговоров в Москве, однако, не стали разочарованием для европейских политиков и не повлияли на планы руководства ФРГ провести в Берлине 18 января представительный форум по Ливии с участием целого ряда государств (всего таковых оказалось 12), проявлявших заинтересованность в урегулировании этого конфликта. Главными среди его результатов следует считать два: создание «Объединенного военного комитета» для проработки вопросов по прекращению боевых действий и договоренность внешних акторов не вмешиваться в ливийский конфликт военными средствами, соблюдать эмбарго на поставки вооружения воюющим сторонам.

Призывы участников берлинского форума о недопустимости иностранного вмешательства в ливийский конфликт, судя по всему, в первую очередь обращены к Турции и России. Если Анкара направила в начале января «турецких военных советников» в ответ на просьбу правительства Сараджа, то, по данным западной прессы, на стороне Хафтара якобы действуют несколько сотен российских наемников из ЧВК Вагнера, которые, по словам Путина, «не представляют интересов российского государства и денег от российского государства не получают».

Спустя несколько дней после берлинской встречи, однако, миссия ООН по поддержке Ливии (МООНПЛ) выразила «глубокое сожаление» в связи с «продолжающимися вопиющими нарушениями эмбарго на поставки оружия в Ливию – даже после того, как соответствующие страны взяли на себя обязательства в этой связи».

Берлинская конференция стала шестой по счету попыткой прежде всего европейских государств, а также России и США, выстроить «дорожную карту» урегулирования в Ливии. Ее особенность в том, что к началу 2020 года главными иностранными игроками на ливийском поле стали Турция и Россия. Широко распространено мнение, что в отличие от других стран Москва и Анкара располагают военными рычагами воздействия на ситуацию там, а другие вовлеченные страны ограничиваются поставками оружия и финансированием своих подопечных.

Вот, например, как Эрдоган видит ситуацию в Ливии: «Если я скажу, что кризис там вот-вот может разрешиться, то это будет неправдой. За командующим Хафтаром стоят определенные силы, легионеры за деньги Абу-Даби, и сейчас они держат его на ногах. Мы предложили отказаться от военного решения и следовать по пути политического урегулирования».

Однако своими публичными заявлениями турецкий президент решительно позиционирует себя не как возможный посредник между группировками в Ливии, а как сторонник ПНЕ. В частности, он называет Хафтара легионером, который воюет за деньги. «Он в свое время предал свое руководство в лице Каддафи, бежал и укрылся в США. Сегодня он пытается свергнуть законную власть в Ливии», – поясняет Эрдоган. По его словам, кстати, российских вагнеровцев якобы финансируют ОАЭ.

Иную трактовку ситуации и понимание перспектив урегулирования предлагает российская сторона. По словам замглавы МИД РФ Михаила Богданова, сторонам конфликта следует стремиться к прекращению боевых действий и налаживанию инклюзивного, межливийского диалога. «Первостепенная задача – наладить контакты между ливийцами с тем, чтобы они выразили консенсусное мнение по поводу всех этих предложений (прозвучавших на встречах в Москве и в Берлине. – А.Ш.). Навязывать им выполнение решения, с которым они не соглашаются, мне представляется бесперспективным», – сказал он.

На необходимости инклюзивного межливийского диалога, заметим, основывает свой подход и Евросоюз. Этот тезис помогает преодолеть разногласия и в самом ЕС по ливийской проблеме: например, Франция заметно склоняется к общению с Хафтаром, а Италия – с правительством Сараджа в Триполи. Аналитики считают, что различия в подходах двух крупных европейских держав к ливийской проблеме определяются их собственными озабоченностями. Для Италии главным вызовом со стороны Ливии были и остаются миграционные потоки, сокращать которые в состоянии группы и племена, признающие правительство Сараджа; руководство Франции больше озабочено террористическими угрозами со стороны исламистов в Ливии, которым, согласно распространенному мнению и массированной пропаганде, противостоит армия Хафтара.

Имидж фельдмаршала Хафтара как «борца с исламистской угрозой» выстраивался давно и целенаправленно его главными спонсорами – монархиями Персидского залива (кроме Катара) и Египтом. Основанием послужил тот факт, что ПНЕ Сараджа призвано представлять достаточно широкий срез населения Ливии и ряд госструктур, возникших после Каддафи, в которых (в населении и структурах) остаются умеренные исламисты – в основном из организации «Братья-мусульмане» (запрещена в РФ). Они, по оценкам аналитиков, не играют заметной роли в деятельности правительства, но всегда были главным водоразделом, определяющим подходы, с одной стороны, большинства монархий Залива, Египта и Иордании в пользу Хафтара, воспринимая «братьев» как угрозу, а с другой – Турции (где правящая партия считается производной от «Братьев-мусульман») и Катара, руководство которого рассматривает эту организацию как часть политико-религиозного ландшафта в регионе. В Дохе полагают невозможным избежать взаимодействия с «братьями» в выстраивании устойчивой архитектуры безопасности.

Ветер перемен

Судя по оценкам западной прессы, повышенную активность в поддержку ЛНА Хафтара якобы развернуло руководство ОАЭ. На самом деле информация об этом противоречива: известно, например, что одна из последних личных встреч Хафтара и Сараджа состоялась как раз в Абу-Даби, да и в Москве представитель ОАЭ играл важную роль посредника между ливийскими оппонентами. Не вполне выдерживает критику и устоявшийся стереотип, согласно которому сторонников Хафтара якобы объединяет стремление «избавиться от политических последствий арабской весны» в виде инклюзивных парламентов и правительств (по типу ПНЕ Сараджа), стремление восстановить «довесенний» статус-кво, при котором доминировали сильные личности (авторитарные правители). Например, тех же противников Хафтара – Турцию и Катар – трудно заподозрить в симпатиях к либеральной демократии западного образца.

Возможно, на ранней стадии конфликта и на уровне первичных импульсов перечисленные соображения играли роль при выборе внешними игроками своих прокси в Ливии. Сейчас, однако, ситуация заметно меняется: перспективы военной победы одной из сторон становятся все более призрачными. И для обеспечения своих сущностных интересов в таких сферах, как безопасность (например, для Египта) и торгово-экономическая (Египет, ОАЭ, Саудовская Аравия и др.), некоторые сторонники Хафтара все заметнее склоняются к взаимодействию с обоими протагонистами в ливийском конфликте.

В определенной степени это относится и к России, которая формально изначально пыталась поддерживать контакты с лидерами обоих противостоящих лагерей в Ливии, но на каком-то этапе проявляла больше симпатий к Хафтару, чем ПНЕ. Сегодня, судя по всему, и в Москве нарастает осознание того, что военные и политические схватки в Ливии и вокруг нее – удел прежде всего самих ливийцев, затем региональных акторов и, наконец, Европы, для которой эта страна остается источником серьезных вызовов. А уж перспектива противостоять Турции в ливийской пустыне и вовсе представляется неприемлемой для России.