Сирийский кризис: между Алеппо и Астаной

Мечеть – одно из немногих зданий в Алеппо, уцелевших в результате боев за город. Фото Reuters

«У сирийского кризиса нет военного решения, есть только политическое». Эта фраза как заклинание по сей день звучит из уст практически всех участников конфликта, а также их спонсоров и международных посредников. Но по какой-то причине все предпринимавшиеся до сих пор попытки выработать искомое политическое решение терпели неудачу: после считаных дней препирательств в Женеве или Лозанне главные противоборствующие стороны (правительство Башара Асада и повстанцы) спешно возвращались на свои завоеванные боевые позиции в Сирии с еще большим враждебным настроем друг к другу, чем до переговоров. Очередной провал дипломатии воспринимался сирийскими сторонами как весомый аргумент в пользу продолжения боевых действий.

Постигнет ли та же судьба предстоящие переговоры в Астане? Исключать этого нельзя, и все же шанс у этого форума, где роль главных гарантов взяли на себя Россия и Турция (Иран, похоже, предпочитает особую роль второго плана), есть, но при условии, что это будет не «суд победителей» (Москвы, Анкары и Тегерана), а начало всеобъемлющего переговорного процесса с участием всех основных задействованных в кризисе акторов.

Сегодня стало очевидным, что приведенное в начале текста заклинание вовлеченные в конфликт стороны понимали по-разному. Похоже, искренне верили в него в основном посредники – сменявшие одна другую команды спецпосланников ООН (Кофи Аннана, Лахдара Брахими, Стаффана де Мистуры), «Группа друзей Сирии» и де-факто коспонсоры политического процесса в лице глав внешнеполитических ведомств США и России (до того, как Москва стала участником внутрисирийского противостояния в результате ввода своего контингента по просьбе правительства Асада в сентябре 2015 года). Стороны же, непосредственно вовлеченные в боевые действия, трактовали эту мантру иначе, а именно: «политический процесс должен закрепить и легализовать военные достижения на поле боя». Иными словами, сначала достижение военных побед и преимуществ, а затем их оформление политическими средствами. Желательно, понятно, международными усилиями, что гарантирует большую легитимность.

Именно это и произошло после срыва договоренностей о прекращении огня и перемирии, достигнутых в сентябре 2016 года при активном участии Москвы и Вашингтона. Судя по всему, Асад и его союзники тогда решили, что не время приостанавливать наступательные операции вокруг Алеппо, «дабы не дать оппозиции возможность перегруппироваться». В результате вместо перемирия наблюдалось взятие восточной части города со всеми последствиями в гуманитарном плане и разговорами о «военных преступлениях».

И все же настаивать на полноценной военной победе не готовы даже непосредственные участники конфликта. Напомним, к примеру, что раздающиеся время от времени призывы Асада вернуть под свой контроль всю территорию Сирии встречают непонимание в Москве. Это и понятно, так как в военном отношении правительство Сирии в значительной мере продолжает рассчитывать на Россию и Иран, которые, со своей стороны, явно стремятся избежать погружения в «застойное болото военных действий». А сегодня и Турция все чаще посылает сигналы опекаемым ею оппозиционным сирийским группировкам с призывом отказаться от максималистских целей с тем, чтобы перейти к политическому урегулированию. В этом и кроется важнейшая особенность сложившейся ситуации: государства, непосредственно вовлеченные в боевые действия на стороне своих партнеров (Россия, Турция, Иран), пришли к выводу, что минимально необходимые военные свершения достигнуты, что позволяет остановиться и зафиксировать их политическими средствами – это намного целесообразнее, чем поощрять максималистские аппетиты своих сирийских подопечных.

Иными словами, сегодня четко просматривается тот факт, что на фоне явной истощенности боевого потенциала собственно сирийских сил (правительства и повстанцев) боевые действия на земле и в небе этой страны продолжаются только благодаря прямой вовлеченности их покровителей – России и Ирана (на стороне правительств) и Турции (на стороне повстанцев, а также операции «Щит Евфрата»). Руководство этих стран, судя по всему, решило, что условия для договоренностей между ними созрели, а потому можно без особых усилий принудить к перемирию и своих подопечных в Сирии.

Особо подчеркнем при этом, что вступить в прямой диалог Анкару и Москву, еще недавно враждовавших друг с другом из-за сбитого российского Су-24, по сути, подвигла администрация Барака Обам

Причем помимо ее воли: дело в том, что, с одной стороны, в конце сентября прошлого года Вашингтон вышел из процесса взаимодействия с Москвой по Сирии, обвинив Россию и Асада в срыве перемирия и тем самым подтолкнув ее к поискам нового формата для переговоров, а с другой – заметно обострились расхождения Вашингтона с Анкарой по вопросу взаимодействия с курдами, а также в связи с требованием президента Реджепа Тайипа Эрдогана к Обаме выдать проповедника Фетхуллаха Гюлена, которого турецкие власти считают главным вдохновителем недавней попытки госпереворота. Сыграла, надо полагать, определенную роль и позиция Евросоюза, разразившегося критикой в отношении развязанной турецким истеблишментом масштабной кампании репрессий в отношении подлинных и мнимых оппонентов внутри страны.

В этих условиях явное понимание и симпатию в отношении Эрдогана и его окружения высказали разве что их российские визави. Это обстоятельство, по-видимому, предопределило существенный разворот Анкары от международной коалиции под руководством США в сторону Москвы, в пользу политического компромисса между ними.

Достигнутый компромисс предполагает учет базовых озабоченностей обеих сторон: для Москвы – это гарантии сохранения российского присутствия в западной (средиземноморской) части Сирии, где расположены основные военные базы РФ, а для Турции – недопущение создания враждебного ей государственного образования курдов на севере Сирии. Достигнут компромисс, судя по всему, за счет взаимных уступок: Турция убеждает повстанческие группировки покинуть Алеппо, сосредоточиться в провинции Идлиб, принять условия прекращения огня и приступить к переговорам; Россия, со своей стороны, отказывается от поддержки антитурецки настроенных курдских формирований на севере Сирии, негласно рассматривая эту территорию («сирийский Курдистан» – Роджава) как зону влияния Анкары.

Это дало повод ряду западных СМИ назвать курдов «главными жертвами российско-турецкой договоренности». Справедливо ли это – пока вопрос без ответа: заметим, что курды не обойдены вниманием и заботой международной коалиции и, в частности, Соединенных Штатов, которые рассматривают их в качестве важнейшей наземной силы в боях против запрещенного в России «Исламского государства». Да и с российской стороны предпринимаются шаги по примирению курдов Роджавы с правительством Асада: в печать проникают сведения о периодически проводимых на российской базе Хмеймим встречах курдов с асадовцами. На данный момент безрезультатно.

Пока речь идет о де-факто определении зон влияния в Сирии для России и Ирана (Тегеран получает так называемые «шиитские коридоры» для выхода через Ирак и Сирию на Ливан с целью усиления стратегического взаимодействия с шиитской группировкой «Хезболла»), с одной стороны, и Турции – с другой. Между тем все громче слышны разговоры о федерализации Сирии или как минимум ее части (западной и северной), хотя официально тройка привержена принципу сохранения территориальной целостности этой страны.

При том что проведенные в Москве 20 декабря переговоры глав внешнеполитических ведомств тройки получили единогласную поддержку в Совбезе ООН (резолюция от 31 декабря 2016 года), а де Мистура уже планирует возобновление политического процесса в Женеве (намечено на 8 февраля), важнейшие проблемы сирийского конфликта, однако, остаются в подвешенном состоянии даже в рамках треугольника Москва–Тегеран–Анкара. Это, конечно, ситуация с установлением переходного органа управления и соответственно сроками президентства Асада (Москве и Тегерану, судя по всему, удалось убедить Анкару пока не делать из этого препятствия для переговоров). Кроме того, Анкара продолжает настаивать на выводе шиитских группировок – в первую очередь «Хезболлы» – из Сирии, утверждая, что их присутствие там работает на «шиитизацию» западной части страны, что неприемлемо ни для Турции, ни для арабских (суннитских) стран региона. Эта проблема уже взорвалась на дипломатическом уровне, когда Тегеран проявил неодобрение идеи привлечения Саудовской Аравии к переговорному процессу (в отличие, кстати, от России). Да и глава политбюро «Хезболлы» Ибрагим Амин Ассайед вполне определенно отреагировал на призыв министра иностранных дел Турции Мевлюта Чавушоглу, заявив, что группировка не покинет Сирию «с соглашением или без него».

Можно утверждать, что предстоящая встреча в Астане не станет прорывной для сирийского урегулирования. Да она и не планируется таковой. Главная задача ее участников – наладить диалог и обозначить точки совпадения, наметить пути к развязыванию клубков сложных проблем. И затем, возможно, возвращение к женевскому формату уже при новой администрации в Вашингтоне.