Своим новым лидером аргентинцы выбрали Маурисио Макри. Фото Reuters
Достойно пройдя испытание мировым экономическим кризисом, латиноамериканские страны неожиданно остановились перед обстоятельствами, которые определяют содержание следующего – посткризисного этапа. Ослабление общемировой экономической динамики ограничило спрос на латиноамериканские товары. Диверсификация экспорта (и географическая, и номенклатурная) оказалась недостаточной. Инвестиционный процесс перетек в более узкое русло. Налаженный ранее налоговый механизм стал давать сбои и отправляет в консолидированный госбюджет более скудный результат. Ушло время бюджетного профицита, стало труднее выполнять социальные обязательства, к чему привыкла масса малоимущего населения. Вероятно, это и есть то, что является оборотной стороной медали, которую с фасада именуют «новой нормальностью».
Река внешнего финансирования явно обмелела – ограничен доступ к дешевым кредитным ресурсам, сократился объем семейных переводов эмигрантов, иностранные инвесторы стали гораздо осторожнее, воздерживаясь от новых проектов.
И статистика, и экономическая практика прямо говорят об уменьшении веса США в Западном полушарии, что выражается в нисходящей тенденции торгового и инвестиционного присутствия на латиноамериканских рынках. США оставили первенство и в официальной помощи развитию (здесь на передний план вышел Евросоюз). В годы правления Джорджа Буша-младшего и президентства Барака Обамы казалось, что Латинская Америка поставлена Вашингтоном во вторую очередь. Чем это объяснить? Американские латиноамериканисты не раз подчеркивали: регион демонстрирует меньшие риски для национальной безопасности США по сравнению с Ближним и Средним Востоком. Потому-то якобы в Вашингтоне уменьшилась мотивация для проявления активности на латиноамериканском направлении.
Сегодня складывается впечатление, что на исходе мандата Обамы вашингтонская администрация наконец-то обратила должное внимание на южных соседей. Нормализация американо-кубинских отношений по своей мотивации де-факто стала признанием контрпродуктивности политики постоянного прессинга и изоляции непокорного острова, де-факто поражением Вашингтона. Изменить существующий строй не удалось. Разумеется, стратегическая цель остается прежней, но ее достижение отныне доверяется «мягкой силе». Между тем на пути нормализации кубино-американских отношений много препятствий. Как показали решения VII съезда Компартии Кубы, политическое руководство произвело переоценку рисков нормализации и включило своего рода тормоза.
У Евросоюза в силу посткризисного торможения экономические дела идут не лучшим образом. Активность на латиноамериканском направлении, понятно, пошла на убыль. Строительство мостов преференциальной торговли с субрегиональными блоками или отдельными странами стало пробуксовывать. Это наглядно продемонстрировал прошлогодний брюссельский саммит ЕС–СЕЛАК. По большинству позиций его финальная декларация оказалась действительно декларативной. Во избежание худшего стороны воздержались от обсуждения острых вопросов. Европейские участники акцентировали внимание на расширении доступа латиноамериканцев к европейскому рынку образовательных услуг и исследовательским программам. При этом известными университетами из стран ЕС рекламировались именно платные услуги. Представители же СЕЛАК акцентировали внимание на том, что образование – публичное благо, а потому негоже злоупотреблять коммерциализацией в этой сфере.
В регионе отмечается растущий интерес к проекту БРИКС, к Новому банку развития, учрежденному в этом формате, к другим инициативам «пятерки», создавшей беспрецедентный механизм многостороннего стратегического партнерства. Помимо первого эшелона новых центров силы следует обратить внимание на второй контингент новопришельцев на латиноамериканский рынок. Среди них теперь фигурирует Иран, предпринявший энергичные усилия для выстраивания отношений со странами с левоориентированными режимами еще в годы правления Махмуда Ахмаденижада. В этом году продолжительное турне по странам Латинской Америки совершил турецкий президент Реджеп Тайип Эрдоган. В ходе визита он преуспел по торгово-экономической части, но не нашел большого понимания в том, что касается геополитической интерпретации событий вокруг Сирии и Ирака. Кроме того, заложены еще основы межрегионального диалога с арабскими и африканскими странами.
Все это говорит о том, что страны Латинской Америки в рамках курса на диверсификацию внешних связей продолжают изменять их традиционную конфигурацию. Обозначается отход от преимущественно вертикальной схемы к горизонтальным связям (в том числе по линии Юг–Юг). В этой связи можно с уверенностью говорить о том, что с начала текущего века страны региона перестают ограничиваться ролью объекта международных отношений и все чаще проявляют себя в качестве субъекта, активно действующего на мировой арене.
Смена цветов на политической карте Латинской Америки порой возводится в ранг общерегионального «отзывного референдума». Однако пока рано играть похоронный марш по потенциям левых сил. Левая политическая культура латиноамериканских стран неоднократно демонстрировала свою живучесть и принадлежность к объективным факторам. Да и левоориентированные правительства все еще сохраняются в немалом числе латиноамериканских государств.
Другое дело – суть происходящего. Имеет место смещение правых и левых к центру, к срединной оси политического спектра. «Сместившиеся» правые, приходя сегодня к власти, уже не могут игнорировать планку, установленную левыми в решении социальных проблем. Левые, остающиеся у власти, не могут забывать о стимулах развития бизнеса, об использовании рыночных механизмов в продвижении экономического развития. Пора отказаться от простой лево-правой дихотомии в объяснении политических процессов в регионе и пользоваться более тонким инструментарием.
Кстати, не пользуясь им, многие приходят к весьма спорным выводам относительно сужения диапазона российско-латиноамериканского сотрудничества в условиях «правого поворота» в регионе. Заметим, что времена, когда сотрудничество однозначно определялось идеологическим родством, прошли. Это – во-первых. Во-вторых, если судить по ремаркам Вадимира Путина, то Россия придерживается консервативных ценностей и центристской ориентации. Значит, речь должна идти о других критериях, о прагматическом целеполагании. Смена власти в Аргентине в этом смысле показательна. Правоцентристское правительство Маурисио Макри не захотело ограничивать отношения с Москвой, подтвердило обязательства Аргентины по широкому кругу прежних договоренностей. Конечно, очень сложная ситуация (фактически двоевластия) складывается в Венесуэле, где задействованы немалые российские ресурсы. Но речь идет главным образом о масштабных проектах в ключевой отрасли венесуэльской экономики. Рациональный прагматический подход к таким проектам не чужд влиятельным лидерам оппозиции.
Россию, разумеется, беспокоит критическая ситуация в Бразилии, в чем-то напоминающая майдан. Однако демократические институты укоренились в бразильском обществе в большей степени. Силы оппозиции отнюдь не консолидированы. Конфликт замешан на внутриполитической ситуации и в принципе не затрагивает внешнюю политику. В любом случае БРИКС для Бразилии – важная ступень на пути закрепления за ней роли мировой державы, и вряд ли кто-то из прежних или новых лидеров будет готов отказаться от столь весомого аргумента. Напомним также, что и у Советского Союза были конструктивные отношения с умеренно правыми правительствами, включая почти 20-летнее правление бразильских военных.
Следует отметить родство подходов России и большинства стран Латинской Америки к ключевым вопросам мирового развития. Мы солидарны в признании универсального значения и незаменимости системы ООН, отрицании одностороннего диктата в международных делах, признании неприемлемости санкционной практики в обход Совбеза ООН. Так, как это уже полвека проявляется в американской политике по отношению к Кубе, а теперь обращенной в сторону России. Показательно, что в нашем случае латиноамериканцы не поддались ни на уговоры, ни на угрозы Запада.
Важной сферой взаимопонимания является проблематика международной безопасности. Латинской Америке есть что предъявить международному сообществу в качестве своего вклада в обеспечение безопасного сосуществования стран и народов. Казалось бы, с этой точки зрения ситуация там достаточно благополучная. Однако и на теле региона остаются незаживающие раны. Одна из них – узурпация Фолклендских (Мальвинских) островов бывшей владычицей морей, воспользовавшейся слабостью молодого аргентинского государства в 1833 году.
Но дело не только в двустороннем конфликте. Проблема намного шире – речь идет об узле противоречий в зоне, которую прибрежные государства с той и другой стороны Атлантики хотят видеть пространством, гарантированно демилитаризованным и безопасным для судоходства и сотрудничества. После решения в комиссии по морскому праву ООН о распространении аргентинского суверенитета на прибрежное водное пространство до 350 миль (апрель 2016 года) по-новому высвечивается проблема эксплуатации природных ресурсов шельфа. Разработки, ведущиеся там ТНК (игнорируя протесты Аргентины), выглядят теперь еще более сомнительной практикой. Кроме того, Южная Атлантика – коридор, ведущий в Антарктиду, где представлены интересы многих государств, включая Россию.