Алексей Фененко
В ходе сентябрьского визита в Иорданию Дэвид Кэмерон посетил женскую школу в городе Заатан. Фото Reuters
В ближневосточной политике Британии произошло важное событие. 6 ноября стало известно, что премьер-министр Дэвид Кэмерон отказался от применения боевой авиации против запрещенной в России террористической группировки «Исламское государство» (ИГ) на территории Сирии. Решение правительства вызвало критику со стороны Генштаба. Однако за ним, возможно, стоит серьезный стратегический расчет.
Сирийский конфликт позволил кабинету Кэмерона частично отойти от традиционной для Британии роли младшего помощника США на Ближнем Востоке. Стратегический союз с Вашингтоном остается для британского истеблишмента неизменным. Но под прикрытием этого союза Лондон начинает выставлять новую, более самостоятельную ближневосточную политику. В известном смысле Британия пытается на новом историческом витке частично вернуть позиции на Ближнем Востоке, утраченные во второй половине прошлого века.
Уход с Ближнего Востока стал важным этапом в процессе распада Британской империи. Еще в 1945 году администрация Франклина Рузвельта взяла на себя функции по защите Саудовской Аравии от возможной агрессии. В 1947-м СССР и США совместными усилиями добились провозглашения независимости Израиля. Последовавшая за этим первая арабо-израильская война (1947–1949) привела к распаду эмирата Трансиордания – британской подмандатной территории. Революция 1952 года ликвидировала остатки установленного в 1882-м британского протектората над Египтом. Окончательным ударом по Британской империи стал Суэцкий кризис 1956 года: по его итогам Лондон потерял контроль над ключевой транспортной артерией Ближнего Востока.
Постепенно Британия утратила оставшиеся позиции в регионе. В 1960 году Лондон признал независимость Кипра, сохранив военные базы Акротири и Декелия. В 1967-м британские войска были выведены из Адена; через год начался их вывод из Договорного Омана (современные ОАЭ, Катар и Бахрейн). В 1971 году независимость провозгласил Бахрейн, где с 1935 года находилось командование Королевского флота на Ближнем Востоке. Бахрейн подписал соглашение с США, предоставив им право развернуть военную инфраструктуру на своей территории.
Лондон сохранил только линию военного присутствия на Средиземном море: Гибралтар–Мальта–Кипр. На Ближнем Востоке британцы, как правило, участвовали в совместных с США военных акциях (как это было, например, в ходе трех военных кампаний против Ирака в 1991, 1998 и 2003 годах). Британские вооруженные силы также помогали Оману в обучении его армии.
Ситуация стала меняться после прихода к власти в мае 2010 года коалиционного правительства Кэмерона. К этому времени британский истеблишмент увидел реальную угрозу во французском проекте Средиземноморского союза. Последний, становясь партнерской программой ЕС, фактически закрывал регион для «атлантических держав» – США и Британии. В Лондоне опасались за сохранение контроля над линией Гибралтар–Мальта–Кипр. Поэтому кабинет Кэмерона предпринял экстренные шаги для нейтрализации проекта Средиземноморского союза.
Его размывание прошло в два этапа. 2 ноября 2010 года Британия и Франция подписали Ланкастерские соглашения о привилегированном военно-политическом партнерстве на 50 лет. (Впервые после 1949 года Британия пошла на союз со страной континентальной Европы без участия США). 28 февраля 2011 года правительство Кэмерона выступило инициатором создания бесполетной зоны над Ливией, что привело к ливийской операции НАТО. Важнейшим ее итогом стало возвращение Британии к активной средиземноморской политике и фактический крах Средиземноморского союза. «Мы по могуществу вернулись на Средиземном море в 1943 год», – подвел итоги ливийской войны Кэмерон в известном выступлении 19 октября 2011 года.
Это было, несомненно, преувеличением. Но с легкой руки журналистов именно осенью 2011 года за стратегией кабинета Кэмерона закрепился термин «неоимперская политика». Достигнутый в Ливии результат Лондон попытался развить в сирийском конфликте. Дважды, в октябре 2011-го и феврале 2012-го, Британия совместно с Францией вносила в Совет Безопасности ООН проект резолюции о возможности гуманитарного вмешательства и введения бесполетной зоны над Сирией. В ноябре 2012 года Британия признала Национальную коалицию сирийских революционных и оппозиционных сил единственным законным представителем сирийского народа. (Ни Франция, ни США не пошли в то время на столь жесткий шаг).
Теперь же наличие антироссийских санкций и намерение США (а также некоторых европейских членов ЕС) продлить действие санкций в отношении России, «если Минские соглашения не будут выполнены», похоже, завело Брюссель в тупик. А начальник обороны Генерального штаба Британии сэр Дэвид Рочестер заявил о возможности провести военную операцию против режима Башара Асада.
В реальности же кабинет Кэмерона выбрал другую тактику. В ходе августовского кризиса 2013 года премьер заявил, что применит силу только при предоставлении исчерпывающих доказательств применения химического оружия сирийскими правительственными войсками. 29 августа британский парламент проголосовал против участия в воздушной операции в Сирии. Именно отсутствие поддержки со стороны ключевого союзника вынудило администрацию Барака Обамы отказаться он нанесения авиаударов по Сирии. В такой ситуации Вашингтон был вынужден согласиться с российским посредничеством в ликвидации сирийского химического оружия. С этого времени Британия стала претендовать на роль младшего, хотя и все более самостоятельного, партнера США на Ближнем Востоке.
Трансформация сирийского конфликта в войну с ИГ позволило Британии расширить присутствие на Ближнем Востоке. Еще 27 сентября 2014 года британская авиация стала наносить авиаудары по позициям ИГ на территории Ирака. Но 2 июля 2015 года министр обороны Великобритании Майкл Фэллон предложил перейти к ударам по ИГ в Сирии. Несколько месяцев этот вопрос дебатировался в правительстве, которое в начале ноября все-таки отказалось от проекта.
Российская операция в Сирии позволила Лондону начать более свободную игру со странами Ближнего Востока. Используя страхи элиты перед ИГ и одновременно перед Россией, британская дипломатия заключила с ними серию перспективных соглашений. 12 октября Минобороны Британии заявило о готовности поставить вооруженным силам Иордании небоевое снаряжение на сумму в 2,5 млн фунтов стерлингов. В это снаряжение должны войти транспортные средства, бронежилеты, коммуникационное и компьютерное оборудование.
В конце октября министр иностранных дел Филип Хаммонд совершил ближневосточное турне, в ходе которого посетил Саудовскую Аравию, Катар и Кувейт. «Безопасность Великобритании тесно связана с безопасностью этого региона, и она продолжит осуществлять военное присутствие в Персидском заливе», – заявил он 28 октября по итогам встречи с саудовским королем Сальманом.
Наиболее значимым событием стало возвращение Британии в Бахрейн. В начале декабря 2014 года обе страны подписали соглашение о создании военно-морской базы. 1 ноября 2015 года началось ее строительство в бахрейнском порту Мина-Салман. По словам Хаммонда, эта база будет обеспечивать постоянное присутствие британских военно-морских сил в Персидском заливе.
Британским дипломатическим успехом стал визит в Лондон президента Египта Абдель Фаттаха ас-Сиси 6–7 ноября 2015 года. Стороны решили, что Британия сформирует в Египте военную операционную группу для лучшего понимания вопросов, связанных с Ливией и региональной безопасностью. Министры иностранных дел обеих стан подписали меморандум о взаимопонимании. По его условиям, стороны обязались проводить регулярные консультации. Из-за приостановки полетов британской гражданской авиации реализация соглашения может приостановиться, однако курс на британо-египетское сближение пока остается перспективным.
В настоящее время британская дипломатия, похоже, пытается выстроить систему партнерских отношений на Ближнем Востоке. Здесь отчетливо начинают выделяться привилегированные партнеры (Бахрейн, возможно Египет) и остальные страны (прежде всего монархии Персидского залива.) Особую роль, видимо, будет играть Бахрейн как страна, ставшая ключевым военным партнером.
Обновленное присутствие на Ближнем Востоке ставит перед Лондоном ряд проблем. Во-первых, Британии необходима модернизация вооруженных сил. Во-вторых, правительство должно будет решить, как далеко оно готово идти без участия и одобрения США. Только выполнение этих двух условий позволит Британии окончательно вернуться в ближневосточную политику.
Дарья Гармоненко