Александр Караваев
Фото Reuters
Сирийский кризис, казалось бы, должен был объединить партнеров и военных союзников России в СНГ вокруг общей стратегии. Во всяком случае, эти ожидания строились не на пустом месте. Борьба с терроризмом и купирование наркотрафика являлось едва ли не главной действующей скрепой, объединяющей структуры безопасности СНГ и ОДКБ. По этим темам в отличие от многих других наблюдалась практически полная консолидация и на словах, и в плане координации работы ведомств, пусть и не вполне эффективной. Однако не срослось…
Итоги последних саммитов ОДКБ и СНГ, если судить по скупым официальным заявлениям, не привели к формированию четкой коллективной линии расширения поддержки Москвы. Двустороннее сотрудничество с нашими партнерами по-прежнему оказывается более эффективным способом взаимодействия, следовательно, более приоритетным. По существу, единственным примером более или менее внятного политического партнера в сирийской повестке Москвы остается Астана. В Казахстане проведено два раунда встреч управляемой сирийской оппозиции, в принципе не отвергающей необходимость военной поддержки президента Сирии Башара Асада. Кроме того, президент Казахстана Нурсултан Назарбаев сам пытается определить интересы своей страны в раскладах вокруг ближайшего будущего сирийского кризиса. В ходе поездки в Катар он имел возможность из первых уст узнать позицию ведущего игрока этого процесса и донести идеи Москвы. Насколько это эффективно и значимо с точки зрения Кремля, сказать трудно, но сам факт на фоне остального безмолвия уже заслуживает оценки.
Понятно, что, с одной стороны, Кремль не рассчитывал в СНГ на «второй фронт» – у наших партнеров нет достаточных материально-технических ресурсов, в этом смысле Москва понимает ограниченность возможностей ОДКБ и других членов СНГ. С другой стороны, Москва не отказалась бы от четкой коллективной политической поддержки ее сирийской кампании. Возможно, была надежда, что консолидированная позиция сложится по региональной повестке в связи с давлением исламистских группировок как внешнего, так и внутреннего для СНГ генезиса. Однако и здесь не нашлось единства. Конкретные предложения усилить южный рубеж СНГ по линии Туркмения–Узбекистан–Таджикистан повисают в воздухе.
В Москве не исключают сценарий, при котором российские пограничники могли бы вернуться на отдельные участки таджикско-афганской границы спустя 10 лет после ухода. Однако Душанбе пока настаивает только на увеличении техпомощи в рамках двустороннего сотрудничества с Россией по линии ОДКБ или по линии СНГ (в рамках утвержденной на саммите Программы сотрудничества государств Содружества в укреплении пограничной безопасности на внешних границах на 2016–2020 годы). Узбекистан также предпочитает получать от России лишь техническую помощь (членство в ОДКБ Ташкент приостановил). При этом разнообразную помощь Узбекистану для борьбы с радикальными исламистами оказывают из США. Туркмения вообще отказывается от разговора с Москвой на эту тему, при этом непублично запрашивая поддержки в Вашингтоне…
И все-таки какая роль, по видению Москвы, может быть у ее постсоветских союзников в деле сирийского урегулирования? План Путина в отношении большой «российской коалиции», претендующий в том числе на тезисы к исламской внешней политике РФ, наиболее объемно изложен в речи на заседании дискуссионного клуба «Валдай». В целом он сводится к трем позициям.
Прежде всего необходимо создать разноуровневую (по степени участия: от политической до военно-технической) коалицию из широкого круга государств, в первую очередь исламских, заинтересованных в урегулировании.
Одновременно с этим организовать различные международные площадки для политического обсуждения лидерами государств и исламского духовенства проблем урегулирования (по типу Астаны). Основная задача – «четко провести грань между истинным исламом, ценности которого – это мир, семья, благие дела… и той ложью, ненавистью, которую сеют боевики, прикрываясь исламом».
Наконец, создать коалицию стран-доноров, способных разработать и реализовать «дорожные карты» по экономическому, социальному и гуманитарному возрождению Сирии и региона.
При таком варианте мягкого участия не исключено, что ОДКБ и СНГ (прежде всего в лице Азербайджана, Узбекистана и Туркмении) займет более активную позицию. Тем не менее на сегодняшний день союзников и партнеров России из группы постсоветских государств тормозят опасения роста влияния Москвы на их политику и более объективные ограничения. В частности, их тревожат риски втягивания во внешние конфликты высокой интенсивности, которые они не смогут контролировать. Это заметно даже по ОДКБ: они не готовы испытывать на прочность свою внешнюю политику вступлением в такую серьезную штормовую линию напряжения всего аппарата государственной власти. Ведь сирийский вопрос для постсоветских исламских государств отнюдь не абстрактный. Тема участия в антитеррористической коалиции в Сирии – это вопрос внутренних общественных дебатов, достаточно острых. Не все партнеры России готовы рисковать своей внутренней стабильностью ради рискованных внешнеполитических приобретений.
Наконец, немаловажный фактор: наши союзники ждут четких сигналов от результатов договоренностей России с США по сирийскому вопросу. А сигналы, несмотря на определенный оптимизм, поступают пока противоречивые. Возникает вопрос: как отнесутся к такой поддержке России в США? Не лучше ли пока подождать, а то и сыграть на противоречиях? Не будем забывать, что постсоветские исламские государства находятся под достаточным влиянием идей тюркской солидарности. Как изменится политика Анкары после парламентских выборов 1 ноября? Учитывая роль Турции в этом конфликте, этот фактор также влияет на решения наших партнеров.
Таким образом, Москве даже в таком очевидном вопросе, как сирийский кризис, снова приходится учитывать сложности внутренних раскладов постсоветских государств и не рассчитывать на широкую коалицию даже из числа своих региональных союзников.
