Юрий Тавровский
Председатель КНР – автор «шелковых» концепций. Фото Reuters
Первые два года пребывания председателя КНР Си Цзиньпина у власти продемонстрировали его склонность к активному участию в мировых делах, готовность лично формулировать стратегические планы и на их основе добиваться укрепления позиций Китая.
Предстоявший ему 10-летний стайерский забег во власти новый китайский лидер начал в спринтерском темпе. В ноябре 2012 года, всего через пару недель после завершения XVIII съезда Компартии Китая, который вручил ему бразды правления Поднебесной, Си объявил о намерении «осуществить китайскую мечту о великом возрождении китайской нации». Выбрав для оглашения своей программы не партийную трибуну, а залы Национального музея, он обозначил стратегическую глубину своей концепции – почти два века назад и почти полвека вперед. «После 170 лет, прошедших с начала Опиумных войн, в настоящее время мы как никогда в истории близки к цели великого возрождения китайской нации… Ко времени 100-летия создания КНР в 2049 году непременно будет достигнута цель строительства богатой и могущественной, демократической, цивилизованной и гармоничной современной социалистической страны».
Напоминание об Опиумных войнах (1840–1842 и 1856–1860), ставших началом 100-летия поражений и унижений Китая со стороны Англии и Франции, а затем других держав Запада и Японии, прозвучало из уст руководителя КНР впервые и не случайно. Ведь одной из причин упадка некогда могущественной Поднебесной стало несколько столетий самоизоляции. Начиная с Нанкинского договора, подводившего в 1842 году итоги первой Опиумной войны, Запад и Япония диктовали один за другим неравноправные договоры, устанавливавшие чужеземный контроль над обширными территориями. Только в 1945 году последние «заморские черти» – японцы – ушли из Поднебесной.
С провозглашением в 1949 году Китайской Народной Республики (КНР) ее международные отношения развивались в условиях блокады со стороны Запада. Оплаченное кровью 35 млн жертв антияпонской войны постоянное место Китая в Совете Безопасности ООН было отдано Тайваню, Пекин подвергался дискриминации в торговле и гуманитарных контактах. Москва и ее союзники долгие годы были единственным окном в мир. Ограниченный внешнеполитический потенциал КНР Мао Цзэдун использовал главным образом для продвижения своих революционных затей. А после его «встречи с Марксом» ослабленному «большим скачком», «культурной революцией» и иными экспериментами Китаю было не до активной международной деятельности. Не случайно Дэн Сяопин сформулировал такую задачу: «Скрывать способности и ждать своего часа, дорожить временем, никогда не претендовать на гегемонию».
Заветом архитектора «реформ и открытости» руководствовались его наследники – Цзян Цзэминь и Ху Цзиньтао. Последний, правда, незадолго до завершения своего срока правления (2003–2013) выдвинул концепцию «инклюзивного развития стран Азии». Однако она не получила развития и вскоре была забыта.
Председатель КНР предлагает новые правила игры
Си Цзиньпин всего через два месяца после провозглашения «китайской мечты» сделал важнейшее заявление, в котором разъяснил ключевое место внешней политики в реализации своей стратегии. 28 января 2013 года во время беспрецедентной встречи с правящей элитой в форме «коллективной учебы политбюро ЦК КПК» он заявил: «Мы будем решительно идти по пути мирного развития, но категорически не станем отказываться от наших законных прав и интересов, не будем жертвовать коренными интересами государства… Ни одна страна не должна рассчитывать на то, что мы будем вести торговлю своими ключевыми интересами, ни у кого не может быть ни малейшей надежды на то, что мы вкусим горькие плоды ущемления суверенитета, безопасности и интересов развития государства». Обращение Си к «стране и миру» было основано на анализе реальных событий и вытекающих из них тревожных выводов.
В середине нулевых ранее благожелательное отношение Запада к Китаю начало меняться. Феноменальные экономические успехи ускорили деиндустриализацию США, Японии и других стран, рост авуаров Пекина. «На конец января 2013 года Китай владеет государственными облигациями США на сумму 1,3 трлн долл.», – сообщила «Жэньминь жибао». Кроме того, выведенные в офшоры из Китая теневые средства, по подсчетам экспертов, исчисляются как минимум в 2 трлн долл. Рост финансового могущества Китая не мог не вызвать тревоги в США, с трудом поддерживающих роль доллара как главной мировой валюты. Напомним, что еще в середине 1990-х начались требования ревальвации юаня.
Трезво оценивая возможные последствия открытого неповиновения, Пекин не только постепенно повышал курс юаня (6,15 за доллар на 3 ноября 2014 года, в 1994 году – 8,28), но и размещал в Федеральной резервной системе огромные средства. Но Вашингтону хотелось ревальвации быстрой и масштабной – на 20–40%. Пекин просто не мог пойти на резкое повышение курса юаня. Ведь это повлекло бы снижение конкурентоспособности китайских товаров, сворачивание многих производств, рост безработицы и непредсказуемые политические последствия.
Американцы сделали последнюю попытку договориться «по-хорошему». В ноябре 2009 года президент Барак Обама прибыл в Пекин и по совету Генри Киссинджера предложил тогдашнему председателю Ху Цзиньтао сформировать американо-китайский тандем по управлению миром (G2). Поскольку в этой конструкции США выступали бы в роли старшего партнера, китайские руководители предложение отвергли. Ответом Америки стала стратегия «поворот к Азии».
Ко времени смены руководства КНР в конце 2012 года суть этой стратегии стала очевидной. Обновились вооружения и усилились контингенты на военных базах США в Японии, Южной Корее и на американских островах в Тихом океане, создана база морской пехоты в Австралии. Ускоренно наращивается система АзияПРО, призванная обесценить ракетно-ядерные силы Китая. В дополнение к дислоцированным в западной части Тихого океана авианосным группам 7-го флота США в Сингапур были переброшены так называемые корабли прибрежной зоны, которые в любой момент могут закупорить «бутылочное горлышко» Малаккского пролива. Именно через него проходит около 90% китайского экспорта и импорта. К росту напряженности на морских границах Китая ведут территориальные споры с Японией (острова Дяоюйдао/Сенкаку), а также Вьетнамом, Филиппинами, Индонезией и Брунеем (острова Южно-Китайского моря).
Объявив о переходе к активной внешней политике уже в первые месяцы своего руководства, Си расставил приоритеты. Первый зарубежный визит был нанесен в Россию, а второй – в Америку. В марте 2013 года Си Цзиньпин встретился с недавно вернувшимся в Кремль Владимиром Путиным, провел в беседах с ним около семи часов и подтвердил решимость развивать отношения всестороннего стратегического партнерства. Однако никаких новых идей озвучено не было.
Зато в июне того же года в ходе восьмичасовых бесед без галстуков с президентом Обамой в Калифорнии председатель Си выдвинул концепцию «нового типа отношений между крупными державами». Китайские комментаторы при этом не скрывали, что речь идет только о китайско-американских отношениях и смысл состоит в попытке «избежать исторического проклятия конфликтов и противоборства между нарождающимися и состоявшимися крупными державами». Они подчеркивали, что «Китай не бросает вызова действующему международному порядку, является важным членом и решительным сторонником ООН, Всемирного банка, Международного валютного фонда и других важных международных организаций».
Американские комментаторы были настроены скептически. Роберт Каплан писал: «Пекин знает, что является нарождающейся державой, каковые всегда нарушают существующий мировой порядок. Но Китай хочет выиграть время, поскольку пока не готов вступить в прямую и бескомпромиссную конфронтацию с американоцентричным статус-кво в Тихоокеанском бассейне. Поэтому Китай добивается «нового типа отношений между крупными державами», при котором обе страны каким-то образом приспособятся к появлению сильной в военном отношении КНР без конфликтов, которые в учебниках истории считаются в подобных ситуациях неизбежными».
Предложение Си не было услышано. Более того, к военно-политическому давлению добавилось экономическое. Вашингтон форсирует расширение Транстихоокеанского торгового партнерства (ТТП) без участия КНР. Попытки создать огромную зону свободной торговли в Восточном полушарии без участия Китая, второй экономики мира и крупнейшего в мире экспортера, нельзя расценить иначе как объявление войны.
Поднебесная наносит ответные удары
Ответом на грозящие Китаю экономической изоляцией проект ТПП и программу военно-политического сдерживания «Поворот к Азии» стали концепции экономической зоны Великого шелкового пути (ЭЗВШП) и Морского шелкового пути для XXI века (МШП-21). 7 сентября 2013 года в столице Казахстана Си предложил «объединить усилия и на основе инновационных методов взаимодействия создать экономическую зону Великого шелкового пути, сделать поддерживаемые между евро-азиатскими странами экономические связи более тесными». По его словам, «новый коридор вдоль Шелкового пути отличается от традиционной модели регионального сотрудничества тем, что не будет подразумевать взаимодействия путем учреждения наднациональной управляющей структуры». Кроме того, у нового Шелкового пути нет четких географических рамок, отправных и конечных пунктов.
Через месяц Си с трибуны парламента Индонезии выдвинул еще одну концепцию – Морского шелкового пути XXI века. Она тоже основана на знаменитом торговом пути древности и призвана объединить экономический и транспортный потенциалы бассейнов Тихого и Индийского океанов.
«Шелковые» концепции нацелены на разные части Евразии, но у них одна цель – нейтрализовать или хотя бы ослабить американские попытки блокирования Китая. Труднее всего будет этого добиться на морском маршруте, где военное и экономическое присутствие США остается доминирующим. Зато наземный маршрут имеет хорошие перспективы. Китай установил партнерские отношения со странами Центральной Азии, создал в регионе транспортную инфраструктуру, расширяет свое торговое и промышленное присутствие.
Ключевое значение имеет взаимодействие с Россией, по которой проходят важнейшие пути в Западную Европу, конечную цель нового Шелкового пути. Тема ЭЗВШП впервые была официально затронута на переговорах руководителей Китая и России в феврале 2014 года в Сочи. В мае того же года во время встречи в Шанхае российский лидер заявил о поддержке строительства зоны Шелкового пути, транспортной интеграции, участия китайских компаний в освоении российского Дальнего Востока. Модернизация БАМа и Транссиба будет скоординирована с новым Шелковым путем, говорилось в коммюнике по итогам переговоров.
Выдвижение трех крупных внешнеполитических инициатив Си после трех десятилетий следования завету Дэн Сяопина «держаться в тени» вызывает немало споров. Одни эксперты объясняют это достижением Китаем качественно нового уровня экономического и военного могущества, требующего внешней проекции. Другие указывают на быстрый рост самоуверенности среди военных и молодежи, считающих, что Китай уже «дождался своего часа». Важно еще и появление в Пекине руководителя нового типа, понимающего ущербность самоизоляции страны, видящего реальную угрозу военно-политического сдерживания и экономической блокады и, кроме того, имеющего вкус к внешнеполитической деятельности. На международной арене появился новый мастер геополитики, и от него можно ждать новых смелых ходов.
