Сергей Ермаков
Число флагов у штаб-квартиры НАТО выросло до 28, и это не предел. Фото Reuters
В этом году НАТО отмечает сразу несколько знаменательных дат в своей истории – 65-летие организации, а также годовщины, связанные с расширением альянса после окончания холодной войны. Напомним, что в 1999 году в Североатлантический союз были приняты Венгрия, Польша и Чехия. В 2004 году его членами стали еще семь стран Центральной и Восточной Европы (ЦВЕ) и Балтии: Болгария, Латвия, Литва, Румыния, Словакия, Словения и Эстония. И, наконец, в 2009 году ряды НАТО пополнились Албанией и Хорватией. Таким образом, начиная с 1999 года, сложился своего рода пятилетний цикл расширения НАТО. Справедливости ради необходимо отметить, что количество стран – членов Организации увеличивалось и в годы холодной войны, когда в ее состав были приняты Греция, Турция, Германия и Испания. Однако именно последние волны расширения альянса в новую, постбиполярную эпоху вызывают у России справедливые вопросы.
Негативное отношение российской стороны к натовскому расширению, помимо военно-политических соображений, во многом обусловлено и нарушением торжественных обещаний, данных Михаилу Горбачеву руководителями США и их союзников в ходе переговоров об объединении Германии в 1990 году. Они заявили, что «ни юрисдикция, ни военное присутствие НАТО не продвинутся на Восток ни на дюйм». Наличие таких гарантий подтверждали и некоторые аналитики на Западе, а также бывшие американские высокопоставленные должностные лица, в частности, посол в СССР Дж. Мэтлок и замгоссекретаря Строуб Тэлбот. Вместе с тем сегодня в западных научно-экспертных кругах все еще продолжаются дискуссии относительно того, имели ли действительно место подобные гарантии нерасширения.
По всей видимости, вопрос о гарантиях нерасширения НАТО на Восток связан не столько с самим фактом их наличия (или отсутствия), сколько с разной трактовкой этих обещаний, озвученных в ходе переговорного процесса, который, как известно, носил неофициальный характер. Последующее же развитие событий на международной арене дает нам массу примеров, когда страны Запада могут достаточно вольно интерпретировать не только неформальные, но и вполне юридически оформленные обязательства. При этом они исходят из собственных интересов или соображений целесообразности, как это было, например, в отношении установления «бесполетной зоны» в Ливии.
Следует отметить, что именно соображениями целесообразности и обусловлено расширение НАТО на Восток. Распад социалистического блока в конце 90-х годов прошлого века породил сомнения в необходимости сохранения выполнившей свою миссию Организации Североатлантического договора. Однако активные действия Соединенных Штатов и их ближайших союзников в Европе, не желавших отказываться от проверенных временем механизмов трансатлантической связки, на рубеже 80–90-х годов минувшего столетия обеспечили сохранение НАТО как оборонной организации Запада во главе с США.
В американских политических кругах достаточно быстро пришли к пониманию того, как следует реформировать альянс для поддержания его жизнеспособности после окончания холодной войны и сохранения лидерства Вашингтона в европейских делах. Важнейшим проектом в этом направлении явилось расширение НАТО на государства Центральной и Восточной Европы.
В новой Стратегической концепции Североатлантического союза (2010) и целом ряде других концептуальных документов говорится о расширении как его функциональной, так и географической зоны ответственности, то есть предусматривается продолжение процесса трансформации блока из евроатлантической оборонной структуры в организацию, занимающуюся обеспечением безопасности в глобальном масштабе. Именно на это нацелен комплекс мероприятий по повышению эффективности совокупного коалиционного потенциала как в военной, так и политической сфере. Иными словами, Североатлантический союз должен стать универсальным инструментом повсеместного военного и политического вмешательства, способным оказывать целевое воздействие на международную среду безопасности.
Вместе с тем расширение спектра задач и количества стран – членов альянса уже привело к известной «болезни роста» Организации. В настоящее время все чаще звучит тезис о том, что Североатлантический союз нуждается не в потребителях безопасности, а в ее поставщиках. Однако имеющийся разрыв возможностей между вооруженными силами Соединенных Штатов и их европейских союзников по НАТО не позволяет сегодня в полной мере реализовать на практике новые подходы к проецированию военной силы и выполнять новые задачи. В ближайшем будущем, вероятно, ситуация может еще больше ухудшиться в свете развивающегося экономического кризиса в Европе.
Ряд экспертов полагает, что заявленный «сдвиг» внешнеполитического вектора Вашингтона в сторону АТР, уже выразившийся в значительном сокращении американского военного присутствия в Европе, также будет дополнительным вызовом для европейских членов альянса.
Разрыв между союзниками проявляется и в сложности выработки внутри самого Североатлантического союза единого стратегического понимания путей развития Организации, что не позволяет говорить о полном внутреннем единстве в альянсе по поводу ясной стратегии, общих целей и ценностей. Вместе с тем, несмотря на имеющиеся разногласия, Вашингтон и Брюссель явно нацелены на формирование натоцентристской модели мира с превращением Североатлантического союза в ключевой орган глобального военно-политического регулирования. При этом расширение функционала НАТО и ее продвижение на Восток по-прежнему рассматривается в штаб-квартире альянса в качестве одного из важнейших направлений его системной трансформации.
Происходящее в настоящее время расширение функциональной сферы НАТО (охватывающей также и целый ряд невоенных вызовов) порождает новые комплексные или системные угрозы России. Так, вторая (после окончания холодной войны) волна расширения не только открыла альянсу путь в регион ЦВЕ, но и позволила блоку вплотную приблизиться к российским границам. Определенная опасность просматривается в стремлении НАТО обеспечить себе беспрепятственный доступ к глобальной транспортной инфраструктуре, взять под контроль мировые сырьевые ресурсы и киберпространство.
При этом предполагаемый алгоритм взаимоотношений Североатлантического союза с другими организациями и отдельными странами в рамках натоцентричной модели евроатлантической безопасности оставляет ограниченное пространство для российско-натовского сотрудничества и ведет к усилению конфронтационных ожиданий. Есть все основания полагать, что натовская экспансионистская политика, непосредственно влияющая на безопасность России, а также на общую обстановку в Европе и на евроатлантическом пространстве в целом, будет продолжаться и в дальнейшем.
Так, в новой Стратегической концепции НАТО подтверждено положение о том, что двери в Североатлантический союз остаются «полностью открытыми» для всех «европейских демократий», соответствующих натовским стандартам и разделяющих ценности организации. Сделана заявка на укрепление партнерства с Украиной и Грузией через совместные комиссии, действующие в рамках альянса. В то же время присоединение к альянсу государств, входивших ранее в состав СССР, чреватое усилением дезинтеграционных процессов и сепаратистских тенденций внутри РФ, будет представлять угрозу ее целостности и национальной безопасности, послужит серьезным раздражителем в российско-натовских отношениях в кратко- и среднесрочной перспективе.
Необходимо отметить, что ухудшения отношений по линии Россия–НАТО прогнозировались экспертами, в том числе и натовскими, задолго до начала украинского кризиса. В частности, прогноз, данный специалистами Оборонного колледжа альянса еще в середине прошлого года, предусматривал, что в лучшем случае Россия будет продолжать оставаться для НАТО frenemy (буквально «друговраг», то есть не друг и не враг). По сути это означает, что модель российско-натовских отношений по-прежнему будет основываться на принципе «сдерживание–сотрудничество».
Таким образом, можно сделать вывод, что политика расширения (функционального, географического и количественного) НАТО, которая во многом позволила сохранить жизнеспособность этой организации, сегодня не способна не только обеспечить реальное внутринатовское единство, но и вносит серьезный элемент неопределенности в развитие ситуации в сфере безопасности в Европе при сохранении «разделительных линий». Это с новой силой актуализирует проблему построения новой, действительно эффективной архитектуры европейской безопасности.
