Кремль корректирует курс на Тихом океане

Визит Владимира Путина во Вьетнам укрепил позиции России в Юго-Восточной Азии. Фото Reuters

Минувший ноябрь можно назвать азиатским месяцем во внешней политике России. В течение нескольких недель состоялись первые в истории российско-японские переговоры в формате «2+2», визиты Владимира Путина во Вьетнам и Республику Корею, подписание российско-южнокорейского соглашения об отмене визовых требований.

Президент России Владимир Путин поддержал инициативу президента Южной Кореи Пак Кын Хе по стыковке Транскорейской и Транссибирской железнодорожных магистралей. Следующими шагами, по словам Путина, должны стать нормализация отношений КНДР и Южной Кореи и строительство транскорейского газопровода. Второй раз после «шестисторонних переговоров» 2005 года Россия, по сути, предложила свою программу урегулирования конфликта вокруг ядерной программы КНДР.

Итоги «азиатского наступления» России вызвали неоднозначное отношение в СМИ.

Среди зарубежных экспертов преобладают две оценки. Первая: Москва пытается дистанцироваться от Пекина, демонстративно выстраивая диалог с недружественными КНР странами. Вторая: Россия стремится закрепить экономическое присутствие в Азиатско-Тихоокеанском регионе. (Подобно тому, как Российская империя пыталась в начале ХХ века получить незамерзающий порт на Тихом океане). Эти оценки преувеличивают значимость ноябрьских переговоров. Однако они отражают тренд: Россия начинает корректировать свои внешнеполитические приоритеты на Тихом океане.

Тихоокеанские приоритеты Москвы

За минувшие двадцать лет российская политика в АТР менялась трижды. Первый раз это произошло в декабре 1992 года. Тогда в ходе визита президента Бориса Ельцина в Пекин лидеры двух стран заявили о намерении выстраивать систему стратегического партнерства России и КНР. Последующие десять лет были попыткой реализовать эту задачу. Вехами на этом пути были российско-китайская декларация о ненацеливании друг на друга стратегических ядерных сил (1994), запуск «Шанхайского процесса» о мерах доверия в районе границы (1996), Декларация о многополярном мире (1997) и Договор о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве (2001). Последний предполагал появление у России и КНР обязательств, близких союзническим: проведение регулярных консультаций по вопросам обеспечения мира и безопасности, а также отказ от вхождения в союзы и блоки, наносящие ущерб интересам одной из сторон.

Второй поворот в тихоокеанской политике России наступил осенью 2002 года. К этому времени в Кремле осознали недостаточность стратегического партнерства с КНР. Для выстраивания «многовекторной» политики Кремль активизировал диалог с другими станами АТР: Вьетнамом, Японией, Южной Кореей. Однако ни с одним из этих государств России не удалось заключить соглашения о зоне свободной торговли. Москва, правда, подписала серию деклараций о партнерстве с АСЕАН. Но на саммите в Куала-Лумпуре (декабрь 2005 года) России было отказано в приеме в Восточно-Азиатский саммит (ВАС). Консультативная система России с АСЕАН по формуле «АСЕАН+7» не состоялась.

Третий поворот произошел в 2009 году, когда Кремль стал выдвигать проекты «поворота в Азию». Этот тезис был озвучен президентом Дмитрием Медведевым на саммите АТЭС в Сингапуре (ноябрь 2009 года). В 2010-м Россия добилась вступления вместе с США в ВАС. В том же 2010 году вступил в действие нефтепровод Восточная Сибирь – Тихий океан (ВСТО), что давало возможность России начать экспорт энергоресурсов в КНР. Это позволило Москве начать переговоры с Южной Кореей и Японией о возможности расширения ВСТО на эти государства. Обсуждались и более экзотические проекты: от предложенной американским институтом Брукингса «Северной альтернативы АСЕАН» до переноса столицы в один из городов Сибири или Дальнего Востока.

Это были скорее заделы на будущее. Важнее было другое. В 2012 году Россия становилась председателем в АТЭС. На форуме АТЭС во Владивостоке (сентябрь 2012 года) Москва предполагала выдвинуть масштабные инициативы по энергетической безопасности в АТР. Но с конца 2011 года расстановка сил в АТР изменилась в неблагоприятную для Москвы сторону. Соединенные Штаты ускорили реализацию Транстихоокеанского партнерства (ТПП): интеграционного объединения тихоокеанских стран без участия КНР. Первоначально опорой ТПП выступали малые страны южной Пацифики. После форума АТЭС с Гонолулу (ноябрь 2011 года) администрация Барака Обамы начала переговоры о вступлении в ТПП Вьетнама, Японии и Южной Кореи, что превращало его в альтернативу сближению КНР и АСЕАН. Именно ТПП, а не российские инициативы стали реальной повесткой Владивостокского форума АТЭС 2012 года. Это и предопределило фактическую неудачу этого мероприятия, если понимать под таковой отсутствие «прорывных» соглашений со странами АТР.

Ограниченный диалог

Поиск «новой азиатской стратегии» вызван ослаблением российских позиций в АТР на рубеже 2011–2012 годов. Создание Транстихоокеанского партнерства невыгодно для России как минимум по трем причинам. Создаваемая ТПП поляризация отношений на Тихом океане ставит Москву перед выбором между Вашингтоном и Пекином. КНР оказывается единственным партнером России в АТР. Для России сужается возможность выстроить отношения с другими странами Восточной и Юго-Восточной Азии. Ноябрьские инициативы России были призваны смягчить ситуацию.

Россия преследует при этом ограниченные задачи. Российская сторона осознает, что она не сможет в обозримой перспективе стать членом АСЕАН или ТПП. Никакое сближение с Южной Кореей и Японией не перечеркнет альянсы Сеула и Токио с Вашингтоном. Россия также не намерена отказываться от «большого договора» 2001 года. Речь может идти только о выстраивании ограниченного диалога со странами АТР.

Приоритеты Москвы в диалоге с каждой из стран АТР различны. С Японией российская сторона стремится отвязать проблему территориального спора от остального комплекса отношений.

Развитие российско-японских экономических связей блокировано «доктриной Накасонэ» 1982 года, согласно которой Токио должен ставить вопрос о «северных территориях» при осуществлении любых контактов с Москвой. Правительства Юкио Хатоямы (2009–2010) и Йосихико Ноды (2011–2012) не могли осуществить этот прорыв в экономический сфере. Теперь Москва и Токио переходят к стратегии «малых шагов», пытаясь создать диалог по каким-либо вопросам помимо «северных территорий».

С Южной Кореей российская сторона стремится наладить экономические контакты. Российская сторона стремится изменить формат сотрудничества в области автопрома, перейдя от закупки южнокорейских автомобилей к созданию совместных заводов по их производству на российской территории. В Москве рассматриваются варианты экспорта энергоресурсов в Южную Корею. Перспективным направлением стала бы стыковка железнодорожных систем, позволяющая соединить Транссиб с портом Пусан. Однако такой вариант требует решения северокорейской ядерной проблемы.

Иная ситуация складывается вокруг Вьетнама. В настоящее время Москва ведет переговоры о подписании с этой страной договора о свободной торговле. Россия заинтересована в расширении поставок Ханою военной техники. Между тем Вьетнам укрепляет военное партнерство с США. В Ханое помнят, что СССР в 1986 году отказался поддерживать присутствие вьетнамских войск в Камбодже. Выстраивание отношений с Вьетнамом требует избежания новых поводов для взаимного недоверия.

Сложная дилемма

Ограниченный диалог со странами АТР имеет и долгосрочные цели. Во-первых, он призван продемонстрировать, что в Азии у России есть альтернатива взаимодействия с КНР. Пекин на обозримую перспективу остается приоритетным партнером России. Однако Москва стремится создать комплекс альтернативных экономических связей.

Во-вторых, Кремль доказывает, что ее внешняя политика в Азии последних десяти лет была успешной. У Москвы сохраняется возможность вернуться к нереализованным ранее проектам в Пацифике.

В-третьих, наличие у Москвы нескольких партнеров побуждает КНР больше считаться с российскими интересами.

В-четвертых, Россия расширяет экономические контакты как площадку для возможного привлечения инвестиций. Китай в настоящее время выступает импортером российского сырья и высокотехнологичных (военных и космических) товаров. Россия, однако, стремится найти партнеров, готовых инвестировать в развитие транспортной и логистической инфраструктуры Дальнего Востока.

Однако новая азиатская стратегия России объективно ограничена поляризацией Пацифики. В странах Юго-Восточной Азии Россия начинает восприниматься как союзник КНР, который помогает Пекину военно-техническими и энергетическими ресурсами. В Китае контакты России с союзниками США воспринимаются как нарушение духа «большого договора» 2001 года.

Эти условия затрудняют способность Кремля проводить в Азии многовекторную политику. Перед Москвой возникает проблема: не подорвут ли контакты с союзниками США российско-китайский «большой договор»?