Алексей Фененко
Дилма Руссефф одной из первых поздравила Николаса Мадуро с избранием на президентский пост. Фото Reuters
Первоначально Вашингтон занимал осторожную позицию. После начала протестов в Венесуэле пресс-секретарь Белого дома Джейн Карни, а также и.о. заместителя начальника пресс-службы Госдепартамента Патрик Вентрелл заявляли только, что они против принятия поспешного решения об итогах выборов. Но в ходе волнений в СМИ появились неподтвержденные сообщения, что Вашингтон может ввести санкции против Каракаса. 21 апреля помощник госсекретаря США по делам Западного полушария Роберта Джекобсон в интервью CNN выступила за пересчет голосов и не опровергла вопроса о возможности введения санкций против Венесуэлы. В ответ 23 апреля глава МИД Венесуэлы Элиас Хауа подчеркнул: «Если США прибегнут к экономическим или каким-либо другим санкциям, мы примем меры в торговом, экономическом, энергетическом и политическом плане, какие посчитаем необходимыми, чтобы дать убедительный ответ». Сценарий введения Венесуэлой запрета на поставки нефти в США пока малореалистичен. Однако подобная риторика замораживает начавшийся в январе американо-венесуэльский диалог об улучшении взаимоотношений.
На первый взгляд в Венесуэле происходит борьба двух партий. Первая во главе с Мадуро выступает за продолжение политики «боливарианского социализма» Уго Чавеса, другая во главе с Э. Каприлесом – за проведение либерально-рыночных реформ. Поддержка администрацией Барака Обамы «либеральной партии» выглядит при этом логичным с точки зрения США внешнеполитическим ходом.
Однако события в Венесуэле – часть более широких политических процессов в Латинской Америке, где имеет место соперничество нескольких интеграционных проектов. Задача США – не свержение режимов в Венесуэле или Боливии, а сохранение своего ощутимого присутствия на Южноамериканском материке. И здесь ситуация далеко не так однозначна, как ее нередко преподносят в СМИ. При определенных условиях внешне антиамериканские боливарианские режимы, как ни парадоксально звучит, могут оказаться для Белого дома лучшей альтернативой, чем умеренно-реформистские силы.
Еще в 1980-х годах у латиноамериканских стран окрепла тенденция к созданию самостоятельного интеграционного проекта. В 1983 году Венесуэла, Колумбия, Мексика и Панама образовали Группу Контадоры, призванную искать пути мирного урегулирования конфликтов в Никарагуа и Сальвадоре. В 1985 году была образована Группа поддержки Контадоры, куда вошли Аргентина, Бразилия, Перу и Уругвай. В 1986 году обе эти группы слились воедино, образовав Группу Рио-де-Жанейро (Группу Рио) в составе восьми стран, включая наиболее мощные латиноамериканские государства. В 1991 году в Асунсьоне (Парагвай) Аргентина, Бразилия, Парагвай и Уругвай заключили между собой договор о создании таможенного союза и общего рынка – объединения МЕРКОСУР (Mercado Comun del Cono Sur, MERCOSUR, МЕРКОСУР).
Соединенные Штаты пытались создать альтернативный, панамериканский, интеграционный проект. Еще в 1982 году президент Рональд Рейган выдвинул «инициативу для стран Карибского бассейна и Центральной Америки». В 1990 году президент Джордж Буш-старший представил основные положения этого плана. Он предусматривал создание зоны свободной торговли, в рамках которой было бы обеспечено беспрепятственное передвижение товаров, услуг, рабочей силы и технологий во всем Западном полушарии. Американская сторона обещала открыть внутренний рынок США для товаров и услуг карибских и центральноамериканских стран. Однако реальных политических последствий предложения Вашингтона за собой не повлекли. Реальной формой экономического присутствия США в странах Латинской Америки стала, по сути, политика МВФ.
После 1991 года Вашингтон не выдвигал крупных панамериканских проектов. (Исключение составляла только попытка Барака Обамы усилить в 2009 году деятельность ОАГ.) Задачей США стало противодействие попыткам создать региональный интеграционный блок без участия Вашингтона. Американская дипломатия стремилась помешать растущей роли бразильско-аргентинского тандема и одновременно поддержать интеграционные инициативы малых стран. И здесь боливарианские режимы 2000-х годов при всей внешне враждебной риторике оказались объективно полезными для США.
Во-первых, боливарианские режимы препятствовали созданию общего интеграционного блока для Южной (не говоря уже о Латинской) Америке. Чавес, Моралес и Ортега могли называть президента США «дьяволом» и говорить о «запахе серы» при его появлении. Но созданный ими Боливарианский альянс для народов нашей Америки (АЛБА) стал по факту альтернативой не США, а МЕРКОСУР и Группе Рио, то есть бразильско-аргентинским инициативам. Хотя Каракас присоединился в 2012 году к МЕРКОСУР, другие страны АЛБА пока не последовали его примеру.
Во-вторых, боливарианские режимы блокировали укрепление региональных интеграционных группировок. Серьезному удару подверглось Андское сообщество. Это объединение, созданное в 1969 году, включало в себя Перу, Эквадор, Колумбию, Боливию, Венесуэлу. В 1990 году ими была принята «Андская стратегия», в которой были сформулированы три основные цели: развитие андского экономического пространства, углубление международных связей стран сообщества и внесение вклада в единство Латинской Америки. Однако из-за нарастания военной напряженности между Колумбией, Эквадором и Венесуэлой деятельность сообщества оказалась парализованной. Выход Венесуэлы из Андского сообщества в 2011 году еще сильнее ослабил эту структуру.
Сильному удару подвергся и проект Союза южноамериканских наций. Этот вариант создания общего интеграционного блока, разработанный Бразилией и Перу, стал реализовываться в рамках Декларации Куско от 8 декабря 2004 года. Участниками соглашения стали члены МЕРКОСУР, Андского сообщества, а также Чили, Гайана и Суринам. В 2008 году встал вопрос о создании общего парламента и регионального военного командования. Но президент Уго Чавес блокировал развитие военно-политической интеграции, поставив в 2009 году вопрос о необходимости ликвидации американского присутствия в Колумбии. Не ясно, как будут выстраиваться отношения Союза южноамериканских наций со странами боливарианской альтернативы.
В-третьих, наличие боливарианских режимов ограничивало ресурсы Бразилии и Аргентины. Лидерам этих стран, позиционирующим себя в качестве умеренных реформаторов, приходилось иметь дело с радикальными режимами – по крайней мере в области внешнеполитической риторики. Все это объективно затрудняло создание общерегиональных интеграционных инициатив. Не все государства Латинской Америки были готовы вступить в блок вместе с Венесуэлой и Боливией, не говоря уже о Никарагуа или Кубе. Не все латиноамериканские страны были также готовы принять жесткую антиамериканскую повестку, которую предлагали Каракас и Богота. Это вынуждало Бразилию и Аргентину выстраивать отношения с США как с партнером умеренных стран.
Боливарианские режимы не были друзьями США. Но их политика создавала условия, когда у Вашингтона появилась возможность играть на противоречиях между латиноамериканскими странами. Приход к власти умеренно-реформаторских сил, напротив, сблизил бы эти страны с Бразилией и Аргентиной. (При том условии, что новые лидеры не были бы откровенно проамериканскими политиками.) Перспектива создания общерегионального блока без участия Вашингтона могла бы перейти в практическое русло. Поэтому политика США будет скорее строиться не столько на попытках свержения боливарианцев, сколько на противодействии бразильско-аргентинским инициативам по созданию регионального интеграционного блока.
Дарья Гармоненко