"Умная" внешняя политика на службе "умной экономики"

Сколково – зародыш новой экономики.
Фото Reuters

Вряд ли кто-то сегодня сомневается в том, что российская экономика нуждается в фундаментальных изменениях. Она должна меньше зависеть от сырьевых ресурсов и больше – от интеллектуального потенциала страны. Ее опорой должны стать не только крупные и сверхкрупные корпорации, но малый и средний бизнес. Российская экономика должна стать по-настоящему динамичной, инновационной и современной, иными словами, как теперь принято говорить, – «умной».

Разумеется, переход к «умной экономике» невозможен без соответствующих изменений в социальной и политической сферах. Можно спорить о содержании, последовательности и формате таких изменений, но совершенно очевидно, что трансформировать экономику, не меняя ничего другого в жизни нашего общества, не получится. Это не удавалось никому и никогда; исторический опыт России, как и опыт других стран, убедительно показывает, что экономическая, социальная и политическая модернизация – это необходимые составные элементы единого процесса, из которого невозможно произвольно выбрать отдельные измерения, игнорируя или откладывая до лучших времен все остальные.

А что же внешняя политика? Внешняя политика должна соответствовать потенциалу России и своими действиями укреплять этот потенциал, содействуя экономическому и социальному прогрессу страны. Следуя данной логике, можно предположить, что наша внешняя политика в ближайшие годы также должна приобрести новые измерения, освоить новые инструменты. Иными словами, чтобы идти в ногу со временем, внешняя политика, как и экономика, должна быть «умной».

Оговорюсь сразу – я вовсе не пытаюсь представить дело таким образом, будто современная российская внешняя политика является «неумной». Это не так. Наша внешняя политика в целом отражает структуру нашей политической системы, экономики и состояние общества на данный момент, обеспечивая текущие социально-экономические и внешнеполитические интересы страны. Ее ограничения в большинстве случаев носят объективный характер, а не являются следствием субъективных ошибок или недостатка профессионализма тех, кто эту политику вырабатывает и реализует.

Российская внешняя политика в настоящее время опирается преимущественно на три инструмента: военную силу (прежде всего ядерный компонент), энергосырьевые ресурсы, членство в ключевых международных организациях (в первую очередь место постоянного члена Совета Безопасности ООН). С помощью этих инструментов нам удалось частично восстановить утраченные в конце прошлого века позиции в международных отношениях, вернуться в круг великих держав и даже создать определенный запас прочности в том, что касается положения России в мировой политике. Однако с течением времени значение этих инструментов будет неизбежно снижаться. Военная сила в XXI веке чаще создает проблемы, чем решает их, – это продемонстрировал, в частности, опыт американских военных интервенций последних лет. Жесткая энергетическая дипломатия в условиях экономической взаимозависимости – орудие как минимум обоюдоострое. А будущая центральная роль в мировой политике и экономике нынешних международных организаций – даже таких заметных, как ООН, Всемирный банк, «большая восьмерка», «двадцатка» и другие, – отнюдь не очевидна.

Одной из главных особенностей международной системы нынешнего столетия является качественное изменение тех угроз и вызовов, с которыми в той или иной степени сталкивается любое государство мира. Во-первых, этих угроз становится больше. Во-вторых, они гораздо разнообразнее и изощреннее, чем это было в традиционной системе международных отношений прошлого столетия. В-третьих, их сложнее предсказать и к ним труднее подготовиться. Выиграют в этих новых условиях те страны, которые смогут найти оптимальный баланс между старыми и новыми инструментами внешнеполитического влияния, между национальными традициями и инновационными подходами к международным проблемам, между последовательностью стратегии и гибкостью тактики. «Умная» внешняя политика отнюдь не предполагает отказа от привычных нам инструментов влияния, но она означает готовность рассматривать эти инструменты в одном ряду с новыми, менее привычными и пока недостаточно освоенными нами инструментами.

Уже на протяжении текущего десятилетия накопленные Россией внешнеполитические активы, по всей видимости, окажутся подверженными «инфляции». Речь не идет о каком-то одномоментном кризисе. Процесс снижения эффективности традиционной внешней политики скорее всего будет растянутым во времени и малозаметным даже для его участников.

У нас в запасе несколько лет, чтобы не допустить ситуации, при которой реальная роль страны в международных делах начнет постепенно снижаться, мнение России по действительно важным вопросам будет все меньше приниматься в расчет, и страна окажется не в состоянии играть подобающую ей роль в формирующейся на наших глазах новой системе международных отношений.

Поэтому необходимо не откладывая начинать процесс модернизации российской внешней политики. В первую очередь подобная модернизация предполагает кардинальное расширение инструментов, которые мы готовы использовать в мировых делах. Причем едва ли не самыми перспективными для России могут оказаться как раз те новые измерения мировой политики, которые у нас принято считать опасными или даже враждебными, – развитие современных коммуникационных технологий, взрывообразный рост миграционных потоков, глобализация образования и науки, назревающие изменения климата, обострение глобальных продовольственных проблем и т.д.

Конечно, каждое из этих новых измерений способно представлять угрозу для российских интересов. Но только в том случае, если мы будем занимать здесь исключительно оборонительные позиции, полагаясь на традиционные инструменты российского влияния в мире. А «умная политика», напротив, должна подходить ко всем этим измерениям в первую очередь как к источникам новых ресурсов и новых возможностей для страны.

«Умная экономика», с одной стороны, создает новый потенциал для внешней политики, а с другой – определяет приоритеты последней. Например, «умная экономика» делает страну более привлекательной для высокопрофессиональных мигрантов, но в то же время требует очень продуманной, отточенной миграционной стратегии, равно как и качественно нового уровня работы с российскими диаспорами за рубежом.

«Умная экономика» неизбежно предполагает усиление конкурентных позиций российских университетов на глобальных образовательных рынках, но она же делает необходимой долгосрочную государственную стратегию глобального продвижения российских образовательных услуг. Иными словами, экономика постоянно генерирует новые возможности для международного влияния, но эффективность современной экономики в глобальном мире в значительной степени зависит от того, насколько эти возможности используются внешней политикой.

Впрочем, отношения между «умной экономикой» и «умной» внешней политикой на практике носят более сложный характер. Далеко не всегда внешняя политика обязана следовать в фарватере экономики; в некоторых случаях именно внешнеполитические решения становятся катализатором важнейших экономических процессов. Так, вступление России во Всемирную торговую организацию, бесспорно, ускорит переход России на рельсы «умной экономики», подобно тому, как вступление России в Совет Европы послужило ускорению реформ российской правовой системы.

Успешность «умной» внешней политики будет в значительной степени определяться способностью создать широкую коалицию государственных институтов и частного сектора, экспертных институтов и гражданского общества для решения общих задач укрепления позиций нашей страны в мире. Роль государства в настройке и запуске таких механизмов будет определяющей.