Сочетание Литвинова и Коллонтай

В этом году дипломаты работают особенно напряженно, так как международные кризисы множатся буквально на глазах.
Фото Reuters

Понятия «дипломатия» и «внешняя политика» все больше разнятся. Для этого как минимум есть две причины. Первая – появление массы негосударственных субъектов, которые используют дипломатические приемы и методы для защиты своих интересов в сфере внешних связей. Этим занимаются региональные власти, неправительственные организации, ТНК, общественные движения и даже отдельные личности. Права проводить политику у них нет, а возможностей использовать дипломатию – сколько угодно.

Вторая причина «отделения» дипломатии от политики – монополия власти на принятие решений по внешнеполитическим проблемам. Профессиональных дипломатов и профессиональных аналитиков оттесняют все дальше. Их задача ограничивается оформлением того, что определено политиками в качестве программы действий в сфере международной жизни.

Хуже того – дипломатам приходится принимать на себя основную долю бремени по формированию и сохранению благоприятного международного образа нашей страны. Чем хитроумнее интриги государственной машины в Москве, тем изощреннее приходится быть дипломатам, чтобы вызвать у зарубежного (особенно западного) общественного мнения впечатление о «нормальности хода» политического процесса в России.

Вызов глобальной информационно-технической революции для дипломатии встал вровень с традиционными вызовами дипломатической работы – военно-политическими кризисами, переговорными тупиками по контролю над вооружениями и международной торговле, стандартам обеспечения прав человека, непризнанным государствам. Вопрос о передаче власти в Москве «по кругу» гарантирует негативно саркастический информационный фон почти любым внешнеполитическим шагам России. Во всяком случае – на ближайшие 14 месяцев, до тех пор, пока не станет ясно, демократы или республиканцы победят на президентских выборах в США и фокус информационного интереса мировых СМИ сместится.

Нет худа без добра, конечно. Рокировки во власти, к примеру, могут открыть путь к восстановлению отношений с Грузией. Не потому, разумеется, что Москва решится принципиально изменить мнение о международном статусе Южной Осетии и Абхазии. Но, возможно, оттого, что поменяется личностно-эмоциональный фон нечастных российско-грузинских диалогов. Не похоже, чтобы Владимир Путин симпатизировал тбилисскому владыке, но он и не увлекался «образным языком», если, случалось, его поминал. Вроде бы, может, повернуться к лучшему – только невелика радость по сравнению с ситуацией в целом.

Ни компромисс с Грузией, ни вступление в ВТО не уменьшат дистанцию между Россией и наиболее привлекательными потенциальными партнерами по «модернизационным альянсам» в лице стран ЕС и США в представлениях о норме политического процесса, который вот уже 20 лет в нашей стране, как и на Западе, называют демократическим.

Запад никогда не переставал изводить нас придирками по поводу отношений государства и общества в России. Мы 20 лет упрямо поясняли западным коллегам особенности российской модели демократии, время от времени находя для этого весомые и доступные для восприятия западных людей аргументы. Российские интеллектуалы проявляли максимум изобретательности, периодически находя отклик и понимание у зарубежных коллег. Но все-таки демократия предполагает реальный выбор и реальную смену властей предержащих. Тут уж как дипломат ни мудрствуй, а либо есть, либо нет.

В традициях отечества совмещать компромисс с идейной твердостью, находя их самые причудливые сочетания. В первом – великим мастером был советский нарком-либерал Максим Литвинов. Вторую – эффектно демонстрировала знаменитая женщина-дипломат Александра Коллонтай. После распада СССР отечественные дипломаты «по-литвиновски» избегали подчеркивать идейные разногласия, даже если приходилось бороться за специфические национальные интересы России. Похоже, на новом этапе маятник качнется к «школе Коллонтай». Неприятно и невдохновляюще. Но, кажется, неизбежно.

Хочется отыскать источник исторического оптимизма. При некотором воображении он находится. Помочь снова может мировой кризис. В 2008 году он уже уберег Россию от ссоры с ЕС и США из-за «авантюры Саакашвили». Тогда потребность в солидарных действиях перед угрозой финансового краха сплотила сильные страны в «группе двадцати».

Сегодня аналитики снова ждут неприятностей от финансов. И если снова победит стремление действовать согласованно, то будет не до полемики из-за того, кто и как утвердится в статусе российских лидеров будущей весной. Может быть, запаса прочности на базе антикризисных страхов/надежд хватит, чтобы пережить еще года полтора. Это – оптимистичный сценарий. Он сработает только, если действия «группы двадцати» на самом деле позволят запустить мировые производства.

Если же кризис остановить не удастся, то неминуема новая вспышка социальной поляризации. Учитывая, что завершающееся президентство, может быть, независимо от желания руководства прошло скорее под знаком технической модернизации, чем смягчения имущественного неравенства, то среднесрочные последствия кризиса могут быть гораздо более печальными, чем краткосрочные выигрыши, который он имеет шанс принести. В общем, прогноз более пасмурный, чем даже месяц назад.