Почему не стареет ядерный фактор

Тегеран полагается на мощь оружия как главную гарантию своей безопасности.
Фото Reuters

Скандальные темы банкротства Греции, кризиса евро и очередной приостановки евроинтеграции отвлекают внимание жителей Евросоюза от военно-стратегических вопросов. Вне ЕС новостные приоритеты кажутся иными: россиян и жителей Азии безопасность волнует не меньше, если не больше банкротств, а американцам финансовый кризис уже кажется специфической «европейской болезнью», проявления которой в США в основном купированы. Глобальный кризис вступил в стадию борьбы с региональными последствиями. Возможно, поэтому тема всеобщей солидарности в борьбе с финансовым разладом поблекла, а опасения по поводу множества расхождений в сфере международной безопасности стали снова заметней.

Российско-американский саммит в июле 2009 года оставил в наследство поручение двух президентов разработать вариант нового договора о контроле над вооружениями в нереально короткий срок – до конца прошлого года. Все сколько-нибудь сведущие специалисты во всех странах прекрасно понимали, что выполнено такое поручение быть не могло. Оно и не было выполнено. Не из-за лености дипломатов и военных, а вследствие крайне сложного характера переговоров, в том числе их военно-технических аспектов. В 1980-х годах серьезные переговоры такого рода занимали несколько лет. С тех пор ситуация упростилась ненамного, тем более что руководители США и Россия вроде бы ориентировали своих подчиненных на разработку не просто декларативной политико-дипломатической «рамки» обсуждений, а полноценного, юридически обязывающего документа, предусматривающего механизмы и процедуры проверки исполнения договоренностей. Работа, как выясняется, уже практически завершена, и остается дождаться даты подписания документа.

Атмосфера переговоров за прошедшие месяцы не была простой. После короткой вспышки в сентябре 2009 года чисто журналистской эйфории в России по поводу отказа США от плана размещения элементов инфраструктуры ПРО в Чехии и Польше наступило неловкое затишье. Но администрация Барака Обамы не отказывалась от размещения соответствующих объектов в Восточной Европе в принципе и в феврале 2010 года заявила о намерении построить их в Румынии. В день объявления этого решения российские власти (формально никак не связывая это с действиями Вашингтона) приняли решение утвердить новую военную доктрину России.

Ложного пафоса и негодования среди американских коллег решение об утверждении доктрины спровоцировало бездну. Текст доктрины интерпретируется в России и за ее пределами как жесткий, а тональность формулировок – откровенно антинатовская. Как ни рассуждай, получился взаимный обмен недружественными предупреждающими сигналами. Потепления отношений это не вызвало.

В США же заговорили о перспективе полного запрета на ядерное оружие и отказа от него. Утопичность проекта вызвала грустный смех даже у самих американских экспертов, особенно старшего и среднего их поколений, которые помнили или в свое время читали много издевательских комментариев по поводу сходной по радикальности идеи всеобщего и полного разоружения, о котором лет 60 назад безуспешно взывал советский руководитель Никита Хрущев.

В России американская идея не понравилась категорически: сегодня США обладают таким превосходством по обычным вооружениям, что в случае отказа нашей страны от ядерной составляющей оборонного потенциала она вообще утратит основания вести стратегический диалог с Вашингтоном иначе как с позиций «безмолвно внимающего». Поскольку рассчитывать на добровольные самоограничения и сдержанность США в военно-политических вопросах последние 20 лет не было оснований, строить отношения с Вашингтоном по такой формуле Москва не готова и, надо полагать, не станет.

Не ободряет и менее широкий ядерный контекст. Стремясь найти убедительное обоснование военных планов в Румынии, американская сторона продолжает ссылаться на опасность со стороны Ирана и угрозу ядерного распространения вообще. Российские дипломаты не отрицают уместности противодействия распространению, но одновременно уклоняются от поддержки жестких мер давления на Иран, о которых говорят в руководстве НАТО. Увязка американской позиции по ПРО и российской по Ирану не получается, хотя в СМИ и экспертном сообществе эту тему «затискали» до тошноты.

Не похоже, впрочем, что США на самом деле связывают первое со вторым. Выдвижение военной инфраструктуры НАТО все дальше на восток – вопрос «грэнд дизайна» (grand design) политики США, долгосрочного курса превращения этого альянса в инструмент поддержки американской стратегии в энергоносных регионах Центральной Азии и у западных границ Китая. Нейтрализация военного потенциала Ирана в подобном пространственном раскладе выглядит не как «конечный пункт», а «промежуточная остановка» американской глобальной стратегии. Отсюда очевидна разница восприятия ситуации. России не нравится идея «ядерного Ирана», но у России нет оснований помогать Соединенным Штатам в осуществлении американского «грэнд дизайна» в Евразии, поскольку в этом дизайне ее интересы не учтены. Американские и натовские эксперты в этом «двуединстве» стремятся видеть только его первую часть, убеждая россиян в опасности иранских амбиций и игнорируя или почти игнорируя все остальное, – откровенное раздражение России по поводу монополизаций структурами НАТО регулирования вопросов безопасности не в ЕС, а Европе. Как бы то ни было, в рядах противников распространения ядерного оружия сегодня произошло полуформальное размежевание. Стал отчетливо различим отсутствовавший ранее радикальный фланг, представленный прежде всего Соединенными Штатами. Позиция этого фланга определяется формулой «избирательной легитимизации ядерных нелегалов». Индия фактически признана ядерной страной, хотя приобрела ядерное оружие в обход международных договоров. Северная Корея – не признана. Не будет, вероятно, таким признан и Иран, окажись он однажды обладателем атомной бомбы. Израиль, если он решится окончательно довершить «атомизацию» своего военного потенциала, будет прорываться к статусу Индии. В общем, ни порядка, ни последовательности в вопросах признания или непризнания вероятного ядерного статуса «пороговых» стран нет.

Но есть уже довольно продолжительные наблюдения. Ядерные испытания Северной Кореи – конечно, в сочетании с антиядерной аллергией Японии, Южной Кореи, Китая и России – помогли, как ни крамольно такое говорить, предупредить нападение США на КНДР и крайне опасный региональный конфликт на Дальнем Востоке.

«Симметрично нелегальные» ядерные испытания в Пакистане и Индии в 1998 году оказали и оказывают сдерживающее воздействие на состояние индо-пакистанского конфликта. Ядерное оружие, надо полагать, будет стабилизировать эту региональную ситуацию и в дальнейшем, особенно если Пакистан удастся удержать под управлением светских (и не обязательно гражданских) правительств.

Ядерным амбициям Ирана надо противостоять. Но довольно разноречивые оценки степени близости этой страны к созданию ядерного оружия – фактор противодействия Китая, России и части государств Евросоюза той части американского истеблишмента (в прежних и нынешней администрациях США), которая видит решение «иранской проблемы» в развязывании еще одной региональной войны на Среднем Востоке.

Складывается впечатление, что на региональных уровнях нелегально приобретаемое ядерное оружие в ряде случаев может и фактически исполняет стабилизирующую роль. Возможно, международную стратегию ядерного нераспространения стоит отчасти перенацеливать на кодификацию приобщения к ядерному клубу, тем более что лобовое противостояние попыткам приобрести атомное оружие показывает свою довольно ограниченную эффективность.