На Тайване все шире используют написание иероглифов, принятое в КНР.
Фото Максима Артемьева
Одной из главных национальных задач Китая его великий деятель Дэн Сяопин назвал «мирное воссоединение родины», или, говоря терминами российской истории, «собирание земель». Эта задача уже частично решена. Гонконг в 1997 году и Макао в 1999-м вернулись в состав Китая на правах «специальных административных районов». Но цель воссоединения будет окончательно достигнута только тогда, когда в состав Китая вернется Тайвань. Нет сомнения, что рано или поздно это произойдет, причем скорее рано, чем поздно.
Это позволит не только ликвидировать крупнейший плацдарм «сдерживания Китая», но еще и приплюсовать к мощи континентального гиганта немалый экономический потенциал Тайваня, создав при этом еще и синергетический эффект, как это произошло после присоединения Гонконга и Макао. Конечно, такая перспектива радует далеко не всех. Недавнее решение президента США Обамы продать Тайбэю партию современного оружия на 6,4 млрд. долл. свидетельствует о торжестве стратегической линии на сдерживание Китая над тактическими экспериментами вроде создания глобального «дуумвирата США и Китая» по формуле G2.
На Тайване есть как сторонники, так и противники воссоединения. Есть и чувство гордости за успехи общей китайской нации, есть и антикоммунистические настроения, опасения за судьбу демократических завоеваний. Увеличивается объем торговли и инвестиционного взаимодействия через пролив, но не ослабевают страхи, что поддерживаемые властями крупные материковые компании проглотят тайваньских партнеров-конкурентов. Есть и иные источники сепаратистских настроений, сложившиеся за последние 100 с лишним лет. Ведь с началом колонизации Тайваня Японией в 1895 году на острове проводилась политика ассимиляции местных жителей, суровыми методами насаждался японский образ жизни и язык. До 1945 года выросло два сильно японизированных поколения тайваньцев.
Новая волна пришельцев хлынула на Тайвань в 1949 году, когда на континенте победила КПК. На остров перебрались два миллиона кадровых партийцев Гоминьдана, военных, предпринимателей, интеллигентов. Это были выходцы из разных районов Китая, они не всегда могли понимать диалектную речь собеседника. Но зато все они умели говорить на языке «гоюй» – «государственном языке», восходящем к «языку чиновников», который на протяжении нескольких веков использовался верхними слоями китайского общества для общения друг с другом. Местные же, тайваньские китайцы, преимущественно говорили на диалектах соседней с островом провинции Фуцзянь. Не удивительно, что пришлые китайцы и коренные тайваньцы поначалу не понимали друг друга – при одинаковой иероглифической письменности разная фонетика, лексика, грамматика.
С самого начала хорошо вооруженные «гости» присвоили себе функции хозяев и стали проводить политику доминирования во всех областях жизни, в том числе и в лингвистике. Партия Гоминьдан никогда не отказывалась от лозунга «единого и неделимого Китая», мечтая вернуться на материк и восстановить свои порядки. На Тайване она продолжила борьбу с китайскими диалектами ради перехода на цементирующую нацию единую норму «гоюй», которую тем временем в КНР стали официально именовать «путунхуа».
Представители гоминьдановской элиты и их потомки составляют всего около 5% жителей Тайваня, носители основных южных диалектов – в общей сложности около 90%. Тем не менее эти диалекты, не говоря уж о некитайских языках аборигенов (на них все еще говорят около 2% населения), рассматривались гоминьдановцами как нечто второсортное, их носители имели мало шансов получить пост в армии, органах власти, престижных учебных заведениях.
Поначалу гоминьдановцы смотрели сверху вниз не только на коренных тайваньцев, «говорящих на языках птиц и зверей», но и на победивших их китайцев, оставшихся в материковом Китае. Добившись с помощью американцев зажиточности, а затем и процветания Тайваня, носители традиций с отвращением и ужасом наблюдали за развернувшимися на нищавшем материке преобразованиями, особенно за гонениями на китайскую культуру во времена «великой пролетарской культурной революции». Отвергли они и проведенную в 1950–1960-х годах реформу иероглифической письменности, в ходе которой на упрощенное написание было переведено 2235 наиболее употребительных иероглифов. Ни о каких сокращенных иероглифах на Тайване, разумеется, не могло идти и речи.
С началом реформ Дэн Сяопина в конце 70-х годов тайваньская элита по-новому стала смотреть на ситуацию в Китае. Сначала самые предприимчивые бизнесмены рискнули своими деньгами и стали вкладывать капиталы в предприятия на материке. Вскоре начались контакты деятелей культуры, а затем и поездки к родственникам. Во все еще бедном по сравнению с Тайванем Китае стали модны тайваньские вещи, бытовые привычки, кинофильмы, песни, книги. В моду стало входить и использование полных иероглифов. По мере развития КНР ситуация стала изменяться в обратную сторону, и уже на Тайване стало модным привозить из Китая традиционные товары и произведения искусства, смотреть китайские кинофильмы и телесериалы, использовать в быту удобные сокращенные иероглифы.
После успеха мирного воссоединения с Китаем Гонконга и Макао по формуле Дэн Сяопина «одно государство, две системы» с сохранением прав собственности, местных политических и экономических порядков у части тайваньцев усилились настроения в пользу возврата в состав матери-родины. Парадоксально, но носителями этих настроений стали бывшие кровные враги коммунистического Китая – гоминьдановцы. Конечно, за 60 лет, прошедших со времени бегства с материка их отцов и дедов, старая боль притупилась. Но важнее то, что Китай вошел в число ведущих держав планеты, а его руководители гарантируют самые щадящие условия приживления ампутированной части страны.
Но у идеи воссоединения есть и противники. В первую очередь это часть китайцев – потомков «коренных» жителей Тайваня, составляющих ныне подавляющее население острова. Эти люди накопили большой багаж претензий к «пришельцам». Сопротивление им принимало разные формы, в том числе и отторжения попыток перевести всех жителей острова на материковый «государственный язык». С приходом в 2000 году к власти Демократической прогрессивной партии (ДПП), опиравшейся преимущественно на «коренных», говорящих на южных диалектах китайцев, изменилась и лингвистическая политика властей. Как «государственный язык», так и два южных китайских диалекта были объявлены равноправными «китайскими языками». Лидеры ДПП категорически отвергали идею воссоединения с Китаем и только под угрозой военного ответа со стороны КНР отказались от идеи проведения референдума о провозглашении суверенитета Тайваня. Впрочем, их больше подвели не призывы к отделению от Китая, а коррупционные скандалы. К власти снова пришла партия Гоминьдан, из устава которой никто не вычеркивал пункта о необходимости объединения Китая.
Новый президент Ма Иньцзю вот уже почти два года ведет Тайвань курсом на Китай. Помимо примирительных слов о важности единства китайской нации он предпринимает реальные шаги в этом направлении. Так, он решительно выступил в пользу подписания рамочного соглашения об экономической кооперации с КНР (ECFA), которое способно создать по обе стороны Тайваньского пролива единое экономическое пространство.
Ма Иньцзю выступает и за единое лингвистическое пространство. С 1 января 2009 года после долгого сопротивления на острове введена действующая на материке система записи китайских слов латинскими буквами – hanyu pinin. Еще важнее оглашенная президентом Ма летом 2009 года формула параллельного существования нереформированных на Тайване полных иероглифов и сокращенных материковых: первые нужно использовать в печатных изданиях и уметь читать, вторые писать от руки в повседневной жизни. Реализация на практике формулы единого лингвистического пространства может сыграть очень важную психологическую роль и стать «иероглифическим мостом» через Тайваньский пролив.