Евгений Бажанов Современная Европа интегрируется. Такое происходит не впервые. В I веке до н.э. возникла Римская империя, подчинив себе большинство европейских народов. После ее распада на политическую сцену вышла Священная Римская империя германской нации, которая вновь объединила европейцев. Но ненадолго. Они в очередной раз перессорились и вернулись к междоусобным войнам. В начале XXI века Наполеон, сея смерть, твердил о своем страстном желании превратить Европу в одну дружную, цивилизованную семью, без границ и конфликтов. Вроде бы навоевавшись и настрадавшись, европейцы к концу XIX столетия открыли друг для друга национальные границы и все теснее сотрудничали. Но нирваны, однако, достичь им не удалось. Вместо этого европейцы развязали в 1914 году самую кровавую бойню в истории человечества. Не успела она утихнуть, как разразилась очередная, еще более ужасная катастрофа – Вторая мировая война.
Победители в этой войне поклялись не просто жить в мире и согласии, но и создать Соединенные Штаты Европы. Но единого европейского дома опять-таки не получилось – идеология развела народы континента в два антагонистических лагеря: западный (демократический) и советский (коммунистический). Страх перед СССР и коммунизмом сплотил членов западного лагеря. Но вот Советского Союза и его лагеря не стало, и сразу возник вопрос: не расклеится ли и западный лагерь, лишившись вызова с Востока?
События последних двух десятилетий свидетельствуют, что стимулы к интеграции сохраняются. Этому способствует неуклонно углубляющаяся взаимозависимость государств во всех сферах – от экономики и экологии до борьбы с терроризмом и организованной преступностью. Интеграция создала удобства, от которых никому не хочется отказываться: прозрачные границы, единая валюта, возросшее разнообразие в вопросах трудоустройства и получения образования и т.д.
Вновь вышел на передний план российский фактор. Окрепшая, с растущими лидерскими амбициями Россия воспринимается многими в Европе как потенциальная политическая и экономическая угроза, противостоять которой можно лишь сообща. Такие настроения обильно подпитываются новыми восточноевропейскими членами ЕС, выходцами из советского лагеря. Самостоятельное, вне рамок Запада, существование по соседству с могущественной Россией их пугает.
В последнее время на горизонте замаячила и китайская угроза. Гигантский «восточный дракон» не только изгоняет европейскую продукцию с мировых рынков, но и перемалывает в беспощадной конкурентной борьбе целые отрасли экономики Старого Света. Вслед за экономической растет и военная мощь Поднебесной.
С Соединенными Штатами, хотя это и союзник, Европе тоже легче иметь дело сплотившись. С Европейский союзом американцы разговаривают с большим пиететом, чем с отдельно взятыми правительствами.
Ну а когда Соединенные Штаты проваливаются в экономический кризис или совершают ляпы на мировой арене, сообща европейцам проще преодолевать последствия этих катаклизмов.
Есть вместе с тем факторы, которые тормозят и будут продолжать тормозить интеграцию Старого Света. Наиболее очевидный – наличие мощных институтов национальных государств. Правительства, парламенты, судебные органы, вооруженные силы, спецслужбы обуреваемы инстинктом самосохранения и зациклены на отстаивании суверенитета своего государства.
Помимо государственных институтов есть общество, которое лелеет свои язык, культуру, традиции. Одним словом, это можно назвать национализмом, который весьма силен фактически в каждом государстве континента.
Далее. Национальные государства по-прежнему разделяет историческая память о прошлых конфликтах и обидах. Французы боготворят Жанну д’Арк, которая сражалась с англичанами, Наполеона, воевавшего со всей Европой, и Шарля де Голля, сопротивлявшегося германскому нашествию. У англичан, испанцев, немцев, итальянцев – совсем другие герои, прославившиеся, в частности, в боях с французами. Трудно создавать единую европейскую идентичность со столь запутанным, противоречивым историческим багажом. А если учесть многочисленные и продолжающие увеличиваться общины иммигрантов из третьего мира (мусульман, буддистов, анимистов и т.п.), то формирование единой европейской идентичности представляется еще менее реальным.
Не просто привести к общему знаменателю и нынешние запросы, интересы и позиции европейских народов. С данным обстоятельством мы сталкиваемся чуть ли не ежедневно. По-разному смотрят в европейских столицах на войну в Ираке, на Соединенные Штаты, Россию, Ближний Восток и на сотни других крупных и мелких проблем. Старая Европа имеет много претензий к новой, и наоборот.
На европейском континенте распространена философия, согласно которой следует добиваться дезинтеграции обширных и мощных европейских наций на регионы как условия последующего федерирования Европы. В качестве образца часто называют Швейцарию – малые размеры ее кантонов обеспечивают подлинную демократию и успешную федерацию.
Но, во-первых, ни одно современное европейское государство, как отмечено выше, добровольно и безропотно не согласится на самороспуск. Во-вторых, даже если согласилось бы, каким бы получился этот процесс? Регионы и этносы начали бы делить границы, территории, недра, электростанции, святыни и т.д. и т.п. Как бы они это делали? Вряд ли намного спокойнее, чем такой дележ происходил в Югославии или СССР. В-третьих, после дележки не стали бы эти регионы вести себя как государства, то есть опять спорить, ссориться, враждовать? Только государств уже было бы раз в 10 больше, а учитывая их юность и незрелость, проблем друг другу они доставляли раз в 20 больше.
Каков же вывод из всего сказанного? По ряду веских причин интеграция продолжается, но превратиться в стопроцентную «сверхдержаву», с единым суверенитетом, идеологией и геополитикой, в обозримой перспективе у Европы не получится.
А может быть, и того хуже, ЕС развалится. Один китаец как-то заявил: «ЕС держится лишь на политических интригах, которые разыгрываются немногочисленными французскими и немецкими политическими деятелями». А китайцы – люди довольно прозорливые.
Дарья Гармоненко