Александр Игнатов
Потребление предметов роскоши, проникшее ныне в образ жизни китайских городов, соседствует с отсталостью жизни тех, кому мало что досталось от модернизации страны.
Фото Reuters
Основатель и руководитель Института анализа экономических циклов в Копенгагене и главный редактор Датской радиокорпорации по вопросам финансов и энергетики Йорн Тулструп в ходе своей очередной, 18-й, поездки в Москву ответил на вопросы «НГ» о роли «китайского феномена» в мировой экономике.
– Что вы по большому счету ждете от Китая?
– Многие полагают, что Китай может спасти мировую экономику, обойдя в скором времени США по валовому национальному продукту и став крупнейшей экономической державой планеты. Это представление основано на быстром и высоком росте КНР и положительном сальдо торгового и финансового баланса, который страна сохраняет много лет и который позволил ей скопить резервы, в 4–5 раз превышающие резервы Соединенных Штатов. Только в 2008 году платежный баланс Китая был сведен в плюсе в 426 миллиардов долларов, в то время как дефицит баланса США составил 673 миллиарда долларов.
Однако есть и те, кто не столько надеется на продолжение китайского роста, сколько боится его. Думаю, что первая группа будет разочарована, а вторая, которая опасается превращения мощного Китая в военную сверхдержаву, может пока не волноваться.
– Как же тогда повлияли произошедшие перемены на ситуацию в стране?
– В 1978 году, когда Дэн Сяопин открыл двери страны для иностранных инвестиций, Япония, США и Европа быстро перевели свои машины, ноу-хау и производство в КНР, где рабочая сила была трудоспособна и дешева. Фрахт с помощью контейнеров и низкие цены на нефть позволили перевозить эти более дешевые товары быстрее, безопаснее и за меньшую цену на рынки всего мира. Это способствовало сохранению инфляции на низком уровне и содействовало потребителям, в том числе китайским. Но далеко не всем.
Большинство китайцев, по крайней мере 60%, по-прежнему живут в сельской местности, располагая базовыми продуктами питания, но не будучи обеспечены хорошими школами, системой здравоохранения и заботой о стариках. В течение многих лет граждане КНР испытывали помехи и поборы со стороны коррумпированных местных властей, использовавших силу для захвата их земель, – и эта ситуация не изменилась. Население страны сталкивается с загрязнением окружающей среды, нехваткой воды и увеличившимся давлением экономического кризиса, в том числе из-за возвращения домой тех членов семьи, которые потеряли работу в городах.
В Китае продолжаются широкие социальные волнения, замалчиваемые как в китайской, так и в международной прессе. К примеру, 27 июля сего года Financial Times сообщала о восстании в северо-восточном Китае, где рабочие государственного сталелитейного предприятия Tonghua Iron and Steel до смерти забили директора, после того как тот пригрозил большинству из 50 тысяч служащих увольнением в результате приватизации и модернизации производства. Недавние националистические манифестации в автономном районе Синьцзян, где ханьские мигранты подверглись нападениям тюркских мусульман – уйгуров, стало очередным подтверждением конфликтов с меньшинствами, означающих тенденции к расколу государства.
– Не грозит ли Китаю судьба СССР?
– Разница между Китаем и СССР состоит в том, что советские граждане уже в 70-х годах начали рассматривать коммунистических лидеров как коррумпированных и некомпетентных. Советская система обеспечила наибольшие экономические и технологические успехи, равно как и определенное благосостояние с момента окончания Второй мировой войны до конца 60-х годов. Но с начала 70-х она перестала расти и повышать уровень жизни. Если не считать военный и энергетический сектора экономики, система перестала работать, и большинство граждан постепенно отворачивались от нее: как тогда у вас говорили, «они (коммунистические руководители) делают вид, что платят нам, а мы делаем вид, что работаем». Рост цен на нефть в 1973, 1979, а затем в 1983 годах позволил системе выжить, но их падение с начала 1986 года означало приговор. Китай не может решить свои социальные проблемы, выкачивая и экспортируя нефть, газ и иные природные богатства, как это делал СССР и в значительной степени продолжает делать Россия. Главный ресурс Китая – это люди, которые должны получить лучшее образование и стать передовыми в науке и технологии, и китайские лидеры осознают это.
Я обсуждал эту тему еще в 1991 году с китайскими исследователями, экономистами и политиками. Для них, как и для меня, очевидно, что в ближайшие годы Китай будет полностью занят домашними проблемами, в том числе серьезным демографическим вызовом, ибо его население стареет. Чтобы вести себя в империалистическом, милитаристском стиле, стране будет не хватать продуктов питания, энергетики, сырья. У Китая велики запасы угля, но нет достаточных резервов нефти, газа и другого сырья, чтобы обеспечить рост, необходимый для повышения уровня жизни большинства ее 1,3 миллиарда жителей. Вот откуда растущие обязательства Пекина в Африке, усилия по обеспечению страны сырьем, прежде всего энергией, но также и продовольствием. На мой взгляд, это означает, что руководство КНР видит стоящие перед ним вызовы.
 На Восьмом болоте может и повезти. Фото автора |
– На чем же основывались надежды на спасение экономики мира Китаем?
– На том, что китайцы будут стремиться жить лучше и тратить зарабатываемые средства. Но я считаю, что убедить их откладывать меньше и тратить больше, обеспечивая мировой экономический рост, – иллюзия. Китайцы отложат столько, сколько необходимо для оплаты обучения своих детей, охраны их здоровья и заботы о старших поколениях. Но потребуются десятилетия и большие вклады государства, для того чтобы превратить эти услуги в общедоступные. А без этого большая часть населения, потребляющая сегодня лишь одну десятую часть того, что потребляют переживающие кризис 304 миллиона американцев, будет продолжать откладывать значительную часть своего дохода.
– Не несет ли подобная эволюция угрозы политической безопасности?
– Если Китай не сможет обеспечить экономический рост и благосостояние населения, усилится риск социальных конфликтов. Такое развитие событий способно соблазнить Пекин на розыгрыш «карты внешней угрозы», иными словами, использование предполагаемой угрозы извне как причины подавления внутренних волнений силовыми методами. Могут возникнуть стычки с кораблями ВМФ США, которые уже оказывались в международных водах вблизи китайской границы, а также обострение отношений КНР с Тайванем, пограничные споры на море или на суше с Японией или Россией. И не потому, что китайское руководство стремится к конфликтам с окружающим миром (напротив, оно отдает себе отчет в глобальной взаимозависимости), а ради решения домашних проблем.
– Какой вы видите роль Пекина на предстоящей в Дании конференции по климату?
– Китай не рвется дать твердые обязательства по сокращению эмиссии газа СО2, скорее всего из-за того, что значительное сокращение будущих выбросов для нее нереально. Происходящее в стране загрязнение окружающей среды вызвано большим количеством электростанций, которые работают на угле. К тому же последние годы КНР заметно увеличивала свою энергодобычу ради увеличения производства товаров для всего мира. В результате по сравнению с США, Японией и Европой перед КНР стоят непреодолимые задачи в сфере энергетики и климата.
Западные интеллектуалы могут обсуждать проблемы снижения потребления энергии, но для Китая это роскошь, которую он не вправе себе позволить: чтобы поддержать свое развитие, страна нуждается в большем количестве энергии, а сокращение выбросов углекислого газа не позволит этого добиться. У КНР велик потенциал повышения эффективности энергопотребления, и страна борется за получение источников более чистой энергии, но в обозримом будущем она не в состоянии обойтись без использования своего угля.
Точно такая же история, даже, пожалуй, более драматичная, происходит в Индии. Можно предположить, что позиции Китая и Индии в лучшем случае позволят принять на декабрьской конференции в Копенгагене лишь чисто символическое и потому ритуальное соглашение, которое не окажет существенного влияния на защиту климата.
