Вероника Крашенинникова
Политическими кумирами Барака Обамы являются Джон Кеннеди и Авраам Линкольн.
Фото Reuters
«Президент Обама побил Брэда Питта в звании на самого стильного мужчину», – гласили заголовки американских средств массовой информации 16 июня. Даже такой серьезный телеведущий, как Крис Мэттьюс, на либеральном канале MSNBC включил новость в свой прайм-тайм. В конкурсе на лучший мужской стиль Барак Обама обошел помимо Питта целую плеяду культовых англосаксонских героев: актера Джорджа Клуни, футболиста Дэвида Бекхэма и самого свежего «агента 007» Даниэля Крэга. По словам Мэттьюса, такого не случалось со времен Джона Кеннеди.
Джон Кеннеди, с которым Барака Обаму обильно сравнивали еще во время президентской кампании, остается идеалом президента США как для американцев, так и для многих других наций. В национальную мифологию годы его президентства вошли как Камелот – период добродетели и мужества, надежды и оптимизма по аналогии с балладой о короле Артуре, согласно которой посреди мрачного и смутного Средневековья существовало чудесное королевство, процветавшее под мудрым правлением идеального государя и его благородных рыцарей Круглого стола.
Легкомысленная на первый взгляд новость о президенте как наиболее мужественном американце и параллель с Кеннеди демонстрируют одну из основных причин избрания и миссию президента Обамы. Как Кеннеди, Обама воплощает молодость, образованность и внешнюю привлекательность. Как Кеннеди, Обама объединяет, воодушевляет американскую нацию и внушает ей доверие. Как Кеннеди преодолел барьер предубеждения против католиков, так Обама преодолел барьер расовых предубеждений. И не зря влиятельнейший до сих пор политический клан Кеннеди поддержал Обаму на выборах.
Во времена системного экономического кризиса и рецессии эффект Обамы внутри США особенно важен для проведения болезненных мер и сохранения системы. Во внешних делах ему предстоит устранить последствия породившей столько антагонизма внешней политики тандема Буш–Чейни и восстановить лидерство и моральный авторитет США в мире, позволяющие проводить интересы с меньшими издержками.
Европу Обама покорил своим интеллектом и прогрессивностью, Африку – цветом кожи, исламский мир – мусульманским вероисповеданием отца и годами жизни в Индонезии, самой многонаселенной мусульманской стране.
Таким образом, в критический момент потери Соединенными Штатами мирового лидерства Обама оказался оптимальным кандидатом для того, чтобы продемонстрировать привлекательное лицо Америки, в которой каждая раса и религия могут найти что-то близкое им, и которая дружественно настроена по отношению ко всем народам, желающим подключиться к ее системе.
Борьба за умы и души: от Вьетнама до Афганистана
В чем состояла реальная политика – в отличие от риторики – первого года администрации Кеннеди?
Выиграв президентские выборы на обвинениях республиканцев в примиренческом подходе к СССР и в «ракетном отставании» США от СССР (предвыборная выдумка: на самом деле США обладали преимуществом в ракетных вооружениях), Кеннеди лично дал добро на секретную операцию в Бухте Свиней, вошедшую в историю США как крупнейшее фиаско, разместил в Турции ракеты средней дальности «Юпитер», что привело к карибскому кризису, и продемонстрировал решимость отразить «коммунистическую агрессию» во Вьетнаме посредством эскалации конфликта. Именно Кеннеди положил начало использованию сил специального назначения в противоповстанческих операциях в странах третьего мира (изначально они предназначались для действий за линией фронта при обычных войнах) и борьбе за «умы и души» несогласных с американской политикой народов. Президент Кеннеди при первой возможности назначил главой Генштаба генерала Максвелла Тейлора, поборника усиления роли сил спецназа, рекомендовавшего вопреки изначальному намерению президента немедленную отправку во Вьетнам контингента в 8 тыс. солдат: так, в мае 1961 года в Южный Вьетнам прибыли первые подразделения зеленых беретов для подготовки южновьетнамских солдат к контрпартизанской войне.
Чем же занималась администрация Обамы, в то время как президент вдохновлял свой собственный и другие народы?
Ровно за неделю до первой встречи президента Обамы с президентом Медведевым 2 апреля 2009 года в Лондоне и последовавшим юбилейным саммитом НАТО военную доктрину на европейском пространстве представил на слушаниях в Сенате генерал Джон Крэддок, совмещающий две высокие должности: командующий Европейским командованием ВС США, в зону которого входит Россия, и главнокомандующий объединенными ВС НАТО в Европе.
Если в принятой на саммите НАТО 3–4 апреля 2009 года «Декларации о безопасности альянса» Россия фигурирует только в предпоследнем параграфе и в контексте сотрудничества, то в докладе генерала Крэддока Россия появляется уже во втором предложении в качестве основополагающего негативного элемента: «Стратегическая обстановка на территории Европейского командования существенно изменилась в течение прошлого года, особенно вследствие по-новому жесткой позиции России в отношении наших друзей и союзников – тех, кто граничит с Россией, и тех, кто зависит от поставок российских энергоресурсов».
С момента распада Советского Союза и до недавних пор прогноз Европейского командования и НАТО основывался на отсутствии угрозы вторжения в Европе и Евразии. «Ошибочность этого прогноза теперь представляется доказанной», – сообщил Крэддок сенаторам. По мнению докладчика, действия России в Грузии в августе 2008 года и в отношении поставок газа в январе 2009 года убеждают, что «общее намерение России состоит в ослаблении европейской солидарности и систематическом сокращении влияния США».
В ответ на новую угрозу, исходящую от России, а также на традиционные для последних лет вызовы военное руководство США избрало стратегию «повышения потенциала партнеров». Эта стратегия включает подготовку отдельных подразделений союзников и партнеров, модернизацию и трансформацию их военных сил, подготовку сегодняшних и будущих военных лидеров, развитие оборонных институтов. «Возможности союзников и партнеров США могут быть столь же важными, что и наши собственные, и повышение их потенциала столь же важно, если не более важно, как и военный потенциал самих Соединенных Штатов», – поясняет министр обороны США Роберт Гейтс в своей программной статье в журнале Foreign Affairs.
Усилия военных реализуются в рамках многочисленных программ, совместных учений и другого взаимодействия с армиями союзников и партнеров. Вот лишь один из сотен примеров, приводимых в докладе: программа «Международное военное образование и подготовка» за 2008 год обеспечила подготовку 1514 военных и гражданских лидеров других стран.
Помимо практических военных навыков программа дает возможность военным из стран-партнеров построить контакты с американскими коллегами. «Действительно, сегодняшние выпускники IMET – это завтрашние начальники штабов, министры обороны и главы государств», – говорится в докладе. Нет необходимости упоминать, что подавляющая часть военных программ США и НАТО проводится на пространстве СНГ и в Восточной Европе и все рекорды по активности в них бьют Грузия и Украина, догоняемые Азербайджаном.
Стратегия «повышения потенциала партнеров» в действительности является лишь одним из направлений реализации нового аспекта военной доктрины США: 1 декабря 2008 года Пентагон издал директиву «Иррегулярные военные действия». Эта директива признает иррегулярные военные действия стратегически такими же важными, как и обычная война, и ставит целью добиться такого же превосходства в иррегулярной войне, каким США обладают в традиционной войне и ядерном потенциале. Иррегулярные военные действия, включающие войны малой интенсивности, повстанческие и противоповстанческие операции, психологическую войну и др., США вели всегда. Новость же состоит в том, что эти операции, которые обычно велись силами специального назначения, чаще всего в секретном режиме и с участием военизированных формирований посредников, возводятся в тот же ранг, что и обычная война.
Вывод иррегулярной войны в легитимное поле облегчает получение бюджета и ресурсов для ее ведения, снимает риски вмешательства общества и прессы, решает проблему недостатка собственных военных сил, их неадекватной языковой и культурной подготовки, расширяет доступ в ранее недосягаемые территории, упрощает взаимодействие с военизированными группировками и движениями других государств (которые иногда попадают в класс террористических) и построение агентурной сети.
Процесс легализации иррегулярных военных действий по своей логике очень напоминает то, как в 1990-е годы деятельность по «смене режимов» перешла от секретных агентств в ведение «неправительственных» организаций – таких, как Национальный фонд в защиту демократии (99% средств получает из бюджета), Freedom House или Фонд Сороса.
Назначение в мае 2009 года на пост главы операций – включая «борьбу за умы и души» – в Афганистане генерала Стэнли Маккристала, до сих пор возглавлявшего Объединенное командование спецопераций ВС США и пользующегося репутацией особенно летального спецназовца, вместо слишком «консервативного» и «традиционного» генерала Давида Маккирнана демонстрирует практическую реализацию курса. Ибо, как гласит одна из американских аксиом, People is policy, в русском эквиваленте – «Кадры решают все».
Значимо и переназначение Гейтса на пост министра обороны. Некоторые наблюдатели приветствовали этот шаг: потому-де, что Гейтс рациональный, неидеологизированный человек. У Гейтса имеются более важные резоны для продолжения работы: именно он в 1980-е годы в качестве заместителя директора ЦРУ создавал сеть моджахедов в Афганистане и как никто другой знает механизмы этого и других «партнерских» формирований.
 Ракеты Minuteman III – кандидаты на сокращение по новому договору. Фото Reuters |
В преддверии саммита: расставленные ловушки
С каким багажом подходит президент Обама к встрече с президентом Медведевым 6–8 июля в Москве?
Произведенная администрацией США риторическая подготовка – «перезагрузка» и проч. – питается в том числе американскими надеждами на быстрый успех. Один из ключевых чиновников Белого дома с мальчишеским энтузиазмом недавно рассказывал, как на предстоящем саммите американская делегация должна подписать «не одно [СНВ], а дюжину соглашений с русскими!» – только тогда саммит можно будет считать успехом. Действительно, новый тон – вещь скоропортящаяся, он действует только до тех пор, пока реальная политика не начнет ему противоречить.
Фактор времени важен для администрации США еще и потому, что так называемые реалисты, которые, согласно популярному мнению, сейчас задают направление политики США в отношении России, должны продемонстрировать внутренней аудитории результативность своего подхода. Необходимость наличия результата будет, вероятно, использоваться ими для давления на Россию: «помогите нам помочь вам, иначе, сами понимаете, с вами будут говорить другие» (читай: Ричард Холбрук, Джон Маккейн и т.п.). Однако ограниченность давит и на самих реалистов: при отсутствии результатов их влияние упадет, а некоторым, возможно, придется покинуть свои посты.
Достижение результатов на саммите усложняется различиями в приоритетах сторон. Для Москвы самой важной тактической задачей является отмена планов по размещению системы ПРО в Восточной Европе (а также отмена – не замедление! – дальнейшего расширения НАТО). Для Вашингтона критически важным и срочным является решение иранского вопроса. Подписание нового договора по СНВ для обеих сторон – почти единственная возможность продемонстрировать хоть какой-то результат.
Задача достижения результатов далее усложняется тем фактом, что Москва привязывает отказ от системы ПРО в Восточной Европе к новому договору по СНВ, а Вашингтон – к отказу России от сотрудничества с Ираном.
И здесь позиция России по Ирану может обернуться ловушкой и предлогом для перехода к «другим» средствам.
Еще в марте в New York Times появилась информация о «секретном послании» президента Обамы президенту Медведеву, намекающем, что Вашингтон может отказаться от установки системы ПРО, если Россия поможет остановить разработку Ираном стратегического оружия. Согласно одному из высокопоставленных источников издания в Белом доме, письмо Барака Обамы призвано сказать русским «смиритесь или заткнитесь» («рut up or shut up»): «Русские не смогут сказать: «Мы попытаемся, и вы должны отложить [размещение ПРО]. ┘Угроза [Ирана] должна исчезнуть».
Требование США прекратить обогащение урана служит также рычагом для «смены режима» в Иране, которая вдруг оказалась как никогда возможна. На состоявшихся 12 июня – через неделю после речи Обамы в Каире – президентских выборах с перевесом в 11 млн. голосов победил нынешний президент Махмуд Ахмадинежад. На победу Мир-Хуссейна Мусави, на которого делали ставку сторонники либерально-западнического развития Ирана, американские аналитики и не рассчитывали. Но масштаб и продолжительность демонстраций протеста уже сами по себе представляют значительный уникальный шанс для Америки. «Иран в игре», – торжествует американский истеблишмент. Ибо, как гласит еще одна аксиома внешней политики США, «хаос создает новые возможности».
Развитие ситуации в Иране непредсказуемо, но можно с уверенностью утверждать, что США своего шанса не упустят. Вопрос состоит в том, каким образом они воспользуются ситуацией. В настоящее время в Америке ведется массированная информационная подготовка внутренней аудитории для ужесточения политики в отношении Ирана. Вашингтон, в принципе, вполне может обойтись и без международного сообщества, поскольку процесс «смены режима» в Иране уже пошел – в этом случае США от России ничего не требуется, и Россия теряет козырную карту влияния на Иран. Если администрация Обамы все же пойдет по обещанному пути многосторонности и потребует усиления международного давления на Иран, включая новые санкции, тогда Россия встанет перед серьезным выбором.
В апреле этого года госсекретарь Клинтон, выступая на слушаниях в Конгрессе, заверила, что параллельно с ведением диалога с Ираном «подготавливается база для очень жестких, ┘калечащих санкций». Естественно, России будет предложено поддержать эти «калечащие» санкции. Интересы России диктуют отказ от ужесточения давления на Иран, тем более что для этого нет законного повода: в качестве участника Договора о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО) Иран имеет право на ядерную энергетику и ведение исследовательской деятельности в мирных целях, как и другие 187 государств – членов Договора (в отличие от трех стран в мире, не подписавших ДНЯО, – Израиля, Пакистана и Индии; они обладают ядерным оружием, но США к ним претензий не имеют).
Когда же окажется, что Москва не помогла Вашингтону, а «встала на сторону тоталитарного режима Ахмадинежада, спонсора терроризма», тогда сама Россия может быть представлена как «сообщник террористов». В этом случае сторонники агрессивного подхода в США возьмут верх, маска Камелота сойдет и под ней окажется хорошо знакомый России и миру «ястребиный» облик.
Попав в такую ловушку, Россия теряет при любом ответе.
Движение вперед, в обход ловушек
Таким образом, на предстоящем саммите у России будет два легких способа стать «другом и партнером» США: снять возражения по системе ПРО в Восточной Европе и подписать новый договор по СНВ в американской версии; пообещать Соединенным Штатам поддержку в их действиях против Ирана. Тем самым Россия окажется «перезагруженной» на середину 1990-х годов, о которых вице-президент Джозеф Байден, первым анонсировавший идею о «перезагрузке», знает не понаслышке.
Но есть и способы избежать ловушки, защитить свои национальные интересы и настоять на действенности международного права и международных организаций. Например, Москва может выступить с инициативой о введении под контролем МАГАТЭ дополнительного протокола инспекций иранской программы по обогащению урана, который бы обеспечил соблюдение Ираном условий ДНЯО. Дополнительные инспекции ставили бы целью постоянный контроль над: 1) процентным показателем обогащения урана – достаточным для производства электроэнергии, но не достаточным для оружейных целей; 2) отсутствием попыток перенацелить обогащенный уран на военные программы.
В этом случае предложение Москвы напрямую отвечает заявленным намерениям американских реалистов решать мировые проблемы в многостороннем формате и мирными путями, тем самым помогая им выстоять против агрессивно настроенных оппонентов и предоставляя возможность продемонстрировать миру, насколько они соответствуют званию «Камелота XXI века».
Дарья Гармоненко