Екатерина Кузнецова До 8 августа у любого конфликта, в каком уголке мира он бы ни возникал, помимо непосредственно вовлеченных в него, был еще один участник – США. После этой даты стало ясно, что отныне «внешних» участников станет двое: напор и быстродействие, с которыми Европейский союз вовлекся в югоосетинский кризис, не оставляют сомнений в том, что он намерен вмешиваться во все международные проблемы.
Если США с их ставкой на подавляющее военное превосходство и режиссируемую демократию вышли из ситуации с ощутимыми репутационными и политическими потерями, то европейцы, приверженные дипломатическим методам, укрепили свое влияние, сыграв почетную и важную роль посредников. Россия эту роль приняла. Но де-факто – после того как операцией в Грузии продемонстрировала неприятие европейской политики добрососедства.
Станет ли этот расклад окончательным, зависит от градуса отношений между Европой и Россией. Сегодня можно констатировать, что общая европейская политика по отношению к России стала практически недостижимой. В первые же дни войны Европа раскололась на два лагеря: умеренные Нидерланды, Италия, Франция, Германия ограничились сдержанными призывами к перемирию, параллельно страны Балтии, Скандинавии, Польша и Украина фактически призвали к новой холодной войне с Россией. Какие настроения возобладают – станет ясно лишь сегодня, по итогам экстренного заседания Совета ЕС в Брюсселе.
Нет сомнений, что отношения России и Евросоюза обострятся. Отдельные проблемы уже поднялись на поверхность. В частности, зазвучали призывы усилить противодействие планам строительства по дну Балтийского моря газопровода «Северный поток», призванного обеспечить растущие потребности стран Европы в голубом топливе. Несмотря на абсурдность этой реакции, иного от европейцев трудно было ожидать. Другим способом наказать Россию не представляется возможным. «Энергетический шантаж» опасен эффектом бумеранга.
Карательный эффект от замораживания сотрудничества с Россией по проекту «Северный поток» в любом случае окажется ничтожным по сравнению с потерями европейских предпринимателей, уже вложивших значимые инвестиции, а в долгосрочной перспективе и потребителей в условиях прогнозируемого роста потребления газа с 509 млрд. куб. м до 736 млрд. куб. м в 2030 году. Таким образом, наказать Россию без ущерба для себя европейцы не могут, и это обстоятельство снижает вероятность применения подобной меры.
Что же остается? Уже появились предположения о том, что Евросоюз может ввести против России экономические санкции, формат которых может колебаться от отказа во въезд в Европу российским чиновникам до блокирования счетов в иностранных кредитных учреждениях. Однако маловероятно, что Совет ЕС поддастся уговорам антироссийски настроенных государств-членов пожертвовать своими интересами ради того, чтобы преподать России урок международной политики. По этой причине обострение отношений будет носить политический характер.
Возможности Евросоюза оказывать политическое воздействие на Россию также представляются нам весьма скромными. Вынужденная необходимость поддерживать тесные экономические связи с Россией выбивает из рук европейцев мощный козырь, который оказывается действенным в отношениях с европейской периферией и другими государствами, благосостояние которых (или их лидеров) зависит от контактов с Европой. Для отношений с Россией европейский внешнеполитический стандарт не подходит. По существу, укрепление авторитета ЕС как влиятельного и деятельного игрока в результате кризиса вокруг Южной Осетии произошло ценой политического отчуждения между Россией и ЕС.
Однако ошибочно считать, что охлаждение отношений произошло после военной операции России на Кавказе. Предпосылки к этому сформировались достаточно давно, и политика Евросоюза на постсоветском пространстве немало тому поспособствовала.
Политических инструментов влияния на Россию у европейцев всего два – протокол об окончании переговоров по вступлению России в ВТО и новое соглашение о партнерстве и сотрудничестве. Впрочем, после того как премьер Владимир Путин подверг сомнению необходимость членства России в ВТО, первый инструмент утратил свои карательный потенциал. В ситуации, когда с обеих сторон сиюминутные, контекстные интересы превалируют над стратегическим политическим видением, ожидать, что приостановление работы над новым соглашением негативно скажется на России, по крайней мере наивно. Плохо от этого станет лишь европейцам.
Однако следует готовиться к тому, что в ответ Европа усилит контакты с ближним зарубежьем, которое сегодня в равной мере является и российским, и европейским. Не секрет, что сближение Европы с Грузией и Украиной имеет целью не столько установление тесных отношений, ведущих к членству этих государств в ЕС, сколько решение проблемы безопасности энергопоставок.
В условиях тлеющего квазиконфликта с продавцом ресурсов, то есть Россией, отношения с Украиной и Грузией, осуществляющими транзит этих ресурсов, становятся для Европы критически важными. Грузия, транспортирующая азербайджанскую нефть, доля которой в потреблении Европы весьма незначительна, представляет интерес для Европы как потенциальный транзитер центральноазиатских ресурсов, если Казахстан и Туркмения отдадут предпочтение транскавказскому транзитному пути.
Через трубопроводную систему Украины проходит 80% газа, который Россия поставляет в Европу. В добавление к этому Украина в случае продления нефтепровода Одесса–Броды до Гданьска станет важным звеном в транспортном коридоре Средняя Азия – Центральная Европа – прямом конкуренте российских маршрутов экспорта нефти и газа. Принимая во внимание этот фактор, европейцы могут ограничить политическое сотрудничество с Россией в пользу ее более сговорчивых проевропейски настроенных соседей.
Выгадает ли Европа от такого поворота? Как показала история с Грузией, политические авансы, которые Запад, включая Европу, выдавал режиму Саакашвили, привели к эскалации ситуации, породив у прозападных грузинских политиков ложное чувство безнаказанности за любые провокации, лишь бы они были направлены в сторону России. Очевидно, что заочная травля России через политических агентов в ближнем зарубежье подтачивает отношения Евросоюза и России сильнее, чем все споры вокруг энергопоставок или участия европейцев в разработке новых месторождений и т.п. А это означает, что ЕC может оказаться инструментом политической игры малых стран с комплексом государственной неполноценности против России. Пожалуй, именно это станет главным последствием российско-грузинского кризиса для отношений между Россией и Европой.
Дарья Гармоненко