Алармизм нынче не в моде

Ситуация вокруг непризнанных государств будет острой еще долгое время. Хотя бы потому, что манипулирование ею является эффективным инструментом влияния на все так или иначе вовлеченные в конфликт государства, и в первую очередь на Россию.

Поэтому необходимо максимально четко прояснить наши национальные интересы в каждом из замороженных конфликтов, понимая их существенные различия.

В частности, специфика конфликта вокруг Приднестровья в том, что он – пожалуй, единственный – не имеет этнического характера. Да, он возник из-за чудовищной резни, устроенной по национальному принципу, по сути дела, попытки геноцида русских и украинцев (не стоит забывать, что знаменитый лозунг «Чемодан – вокзал – Россия» родом именно из Кишинева). Но молдавский народ смог очнуться и без посторонней помощи лишил власти демократических фашистов, передав ее сначала умеренным националистам, а затем и коммунистам, либеральность которых дошла до того, что после второй победы на выборах они передали оппозиции посты председателя Центризбиркома и главы Счетной палаты.

Жители Молдавии и Приднестровья сегодня свободно пересекают границу, а приднестровцы даже могут приезжать на публичные выступления президента Молдавии – не вызывая при этом никакого усиления почти отсутствующей охраны. Для сравнения читатель может попытаться вообразить себе группу абхазов или осетин, просто так поехавших в Тбилиси послушать Саакашвили.

Конфликт вокруг Приднестровья сегодня – всего лишь противостояние политических элит. Значит, его можно разрешить в обозримые сроки. Недавняя встреча Воронина со Смирновым и достигнутые на ней договоренности, что бы ни говорили про ее предвыборный характер, внятно обозначили эту возможность.

Нужно ли России урегулирование приднестровского вопроса? Довольно долго в Москве пользовалась влиянием точка зрения, по которой Приднестровье должно быть превращено в «отрезанный ломоть», а Молдавию надо запихнуть в Румынию: тогда, мол, приднестровцам не останется иного выхода, кроме как войти в состав России и взять оранжевую Украину в стратегические клещи. При всем алармизме этой точки зрения ее сторонники не понимали, что за последние полтора десятилетия молдавское общество успело осознать себя как нечто целостное и отнюдь не стремится к растворению в Румынии.

Этому способствует и исторический опыт Молдавии, отнюдь не оптимистичный. За 18 лет ее предвоенного существования в составе Румынии не было построено ни одного общественного здания, причем основную часть этого времени Молдавия была отделена от Румынии таможней. Румынские делегаты, приезжая из Бессарабии, публично каялись, что такая изуверская эксплуатация недостойна представителей рода человеческого, а стихийные крестьянские восстания вспыхивали – и жесточайшим образом подавлялись – в Молдавии четырежды. Эта историческая память живет в молдаванах и питает нежелание вступать в НАТО (даже в качестве промежуточного шага к вступлению в Евросоюз): для молдавского общества вступление в НАТО – это вступление в Румынию.

С другой стороны, как это ни прискорбно, сегодняшняя Россия, при всем видимом богатстве своей правящей бюрократии, отнюдь не является привлекательной и вызывает стремление заработать в ней деньги и подобру унести ноги, но отнюдь не войти в ее состав и принять ее нормы жизни. Это ощущение распространяется не только на Абхазию, но и на Приднестровье.

В результате стремление к расколу Молдавии навсегда ушло в Москве в прошлое вместе с радикальными носителями. Сегодня политическая позиция по этому вопросу у России практически отсутствует. Как, впрочем, и по ряду значительно более актуальных тем. Однако со временем она неминуемо будет выработана, и есть надежда на ее трансформацию в наиболее разумный подход: Россия поспособствует воссоединению Молдавии и одновременно попытается оздоровить себя до такого состояния, чтобы объединение с ней стало привлекательным для всего молдавского общества, а не только для приднестровской его части.

Даже если это не удастся, Россия будет иметь значительное влияние на всю Молдавию – и в качестве гаранта объединительного процесса, и через Приднестровье.

Никакой оптимизм, никакое забегание вперед в деле воссоединения Молдавии неуместно: слишком жива память о резне и боях (недолгих, но исключительно ожесточенных), слишком много грязи вылили друг на друга Кишинев и Тирасполь. Поэтому движение к воссоединению может быть лишь плавным, и первым шагом рациональнее всего было бы сделать совместную декларацию двух руководителей.

Как и все последующие (и предыдущие) контакты, сам факт подписания общего документа порождает первую проблему: как именовать Приднестровье? Выходом могло бы стать прямое указание на его статус: формулировка «непризнанная Приднестровская Молдавская республика», как представляется, вполне сбалансировала бы то обстоятельство, что ее лидер фактом ведения переговоров и подписания совместных документов приравнивается к руководителю международно признанного государства.

Декларация должна выявлять и выпячивать то общее, что есть у сторон в позициях и стремлениях. Прежде всего – отношение к событиям 1990–1992 годов: разумно указать на те бесспорные факты, которые привели к территориальному расколу молдавского государства, что стало настоящей национальной катастрофой. Тут же следует зафиксировать и не менее значимые обстоятельства, отражающие общий путь, пусть даже и пройденный Молдавией и Приднестровьем порознь: основная часть предпосылок тех событий (в первую очередь ненависть по национальному признаку) изжита единым молдавским обществом.

Тезис о единстве общества при политической разделенности представляется исключительно важным для обоснования воссоединения, но при этом соответствующим действительности, ибо барьеры между Молдавией и Приднестровьем носят в основном символический характер.

Закончить первый пункт декларации стоит честной констатацией того факта, что обе стороны в рамках своих полномочий и возможностей будут прилагать в будущем все усилия для окончательного изживания позорных предпосылок событий 1990–1992 годов.

Основным принципом интеграции – ничего не поделаешь – придется назвать вхождение непризнанной Приднестровской Молдавской республики в состав Республики Молдова. Тут же должно быть зафиксировано, что это вхождение будет осуществляться только на правах автономии, аналогичных с правами Гагаузии (в том числе с правом полностью самостоятельного избрания своего руководства и использования всех собранных на своей территории налогов и иных сборов). Принципиально важным отличием должна стать фиксация неизменности этого статуса. Если Гагаузия теоретически может в любой момент потерять свой статус по решению молдавского парламента, то в отношении Приднестровья должна быть четко прописана невозможность этого. Например, малейшая попытка рассмотрения молдавским парламентом вопроса о возможности пересмотра статуса Приднестровья автоматически означает проведение Тирасполем референдума о самоопределении, а Кишинев обязуется признать любой его исход.

При этом Молдавия по форме должна остаться унитарным государством, и права Приднестровья не будут мешать этой унитарности точно так же, как сейчас не мешают ей права Гагаузии.

Как это ни тяжело для участников военных действий, для воссоединения необходима взаимная амнистия в отношении лиц, обвиняемых в государственных и военных преступлениях в ходе событий 1992 года. Принципиальным вопросом является полное сохранение всех установившихся в Приднестровье прав собственности, включая права собственности офшорных компаний и неустановленных лиц.

Не менее важно договориться о сохранении (понятно, что лишь на первый этап интеграции – до завершения унификации законодательства) всех структур власти непризнанной ПМР в качестве аналогичных структур государственной власти автономной Приднестровской Молдавской республики в составе Республики Молдова и их изменение только на основе решений самой ПМР.

Инструментом интеграции должна стать унификация законодательства. Ради этого придется создать специальную унификационную комиссию, объединяющую юристов и политиков обеих сторон. Работа этой комиссии и станет основным содержанием воссоединения.

Весьма существенен страх представителей Приднестровья перед тем, что Молдавия начнет вступать в Евросоюз или НАТО уже после начала процесса интеграции, «прихватив» с собой Приднестровье помимо его воли.

Чтобы развеять эти страхи, надо отдельно установить, что, если после начала процесса интеграции (то есть после начала работы унификационной комиссии) центральные власти Молдавии примут решение о вступлении в любую международную интеграционную структуру (в том числе Евросоюз и НАТО), сам факт такого решения автоматически предоставит Приднестровью право на самоопределение.

Это право должно быть реализовано в виде референдума, проведенного властями Приднестровья без какого бы то ни было вмешательства центральных властей Молдавии или третьих стран, причем референдум этот может быть проведен как сразу, так и в любой момент по выбору властей Приднестровья в течение трех лет.

При этом власти Молдавии обязаны будут принять любое решение этого референдума, в том числе официально признать независимость Приднестровской Молдавской республики или ее вхождение в состав третьей страны, если одно из таких решений будет признано на референдуме.

Успех воссоединения Молдавии важен для России не только как подтверждение ее авторитета и дееспособности и не только как предпосылка для возможного будущего воссоединения. Он важен для нас потому, что отработанный на этом локальном примере механизм затем может лечь в основу реинтеграции всего постсоветского пространства или его значимой части и как минимум стать инструментом преодоления стратегического тупика, наметившегося в деле построения единого Союзного государства с Белоруссией.