Близкий, ненадежный и напористый партнер

Президентские выборы в России и США неизбежно сулят смену вех. Две трети первого десятилетия нового века прожито. Переходный «постбиполярный» период в мировой политике давно закончился, а в самих международных отношениях за неполные восемь лет обнаружилось два этапа. Первый (1991–2006) – время активного сближения России с ее западными партнерами, прежде всего Соединенными Штатами. Второй, открыто обозначившийся в 2007 году спором из-за размещения элементов военной инфраструктуры НАТО у западных российских границ, ознаменовал начало в мировой политике (очередного?) цикла расхождений.

Мир, который во многих его столицах хотели бы видеть плюралистичным и многоцентровым, на деле бесцеремонно направляется силами американской военно-политической машины и экономики, как если бы предназначением всех мировых тенденций было удовлетворение потребностей одной страны – США.

Подобный крен в международных отношениях был заметен сразу после распада СССР, но в наиболее откровенном виде он обнаружил себя с началом войны в Ираке (2003). По сути, эта американская акция была не менее вызывающей, чем вмешательство Советского Союза в Афганистане в 1979 году. Причем выглядела она даже более беззаконно: Москва в свое время могла хотя бы формально ссылаться на государственный договор с Афганистаном, на основании которого там оказались советские войска. Администрация Буша международно-договорных обоснований для нападения на Ирак особенно и не искала, положившись на свое односторонне решение. Мир, скажем прямо, это самоуправство проглотил. Международно-политическая среда нисколько не стеснила американцев. Новый рывок к распространению сферы прямой ответственности США на территориях, примыкающих к границам России, – во многом результат появившейся у Вашингтона вредной привычки к вседозволенности.

Конечно, союз НАТО сегодня совсем не тот, каким он был 15 лет назад. В 1990-х годах лидеры альянса беззастенчиво фантазировали, твердя о трансформации блока: например, из военно-политической – в политико-военную и чуть ли не политическую организацию. На деле прошлое десятилетие дало трансформацию союза в единственном смысле – его расширения.

Сегодня трансформация НАТО уже не блеф. Хотя смысл ее по-прежнему не тот, который вкладывается в это словосочетание командующими альянса. Во-первых, НАТО фактически перестала быть евроатлантической организацией, приобрела военно-политические функции на Ближнем и Среднем Востоке и в Центральной Азии, распространив зону военной ответственности до южноазиатских рубежей и резко приблизив ее к западным границам Китая. Это не североатлантический альянс, а, по сути дела, «союз западно-центральной Евразии». Причем теоретически натовские вожди не ограничивают себя географическими рамками. Имея в виду союзы США с Японией и Южной Кореей, а также заметное (но, может быть, обратимое) сближение США с Индией, сегодня можно нарисовать себе схему экспансии НАТО – может быть, «очаговой» к Тихоокеанскому бассейну. Ни в 1949 году, ни даже в 1991-м подобное в голову никому прийти не могло.

Во-вторых – и это своего рода плата за расширение, – НАТО перестала быть «классическим» военным союзом. Ни Дания, ни Эстония сегодня не станут всерьез напрягаться ради решений военных задач, которые под давлением США навязываются альянсу, например, в азиатских регионах. (Хотя обе, пожалуй, легко пошлют десяток-другой солдат, скажем, для каких-либо операций в менее отдаленном Закавказье, если обстоятельства, не приведи фортуна, такое позволят.) Во всяком случае, воевать против их воли малые страны альянса заставлять, надо полагать, не будут.

Современная НАТО – это прежде всего общий пул ресурсов: территориальных, финансовых, технологических, политико-организационных, дипломатических, информационных. Американцам не нужна активная военная помощь Исландии и Латвии. Их пассивной поддержки вполне достаточно. Довольно и того, что США имеют право доступа к ресурсам этих стран. Такая формула не прописана в уставе НАТО, да и появилась она недавно – на базе осмысления «опыта неучастия» большинства стран альянса в иракской авантюре. Но все-таки формула была найдена, и она всех стала устраивать. Проявив гибкость, американцы выиграли шанс продлить жизнь блоку и направить его развитие по новому руслу.

В-третьих, и самое тревожное, при всем сказанном НАТО сегодня является единственным и уж, во всяком случае, ключевым органом глобального военно-политического регулирования – насколько таковое вообще существует в современных международных отношениях. Можно (и нужно) оспаривать легитимность этой «узурпации», подчеркивать, что Россия, Китай и Индия с Бразилией, не говоря о многих исламских странах, этот самоприсвоенный «статус» НАТО никогда не признают. Труднее не видеть, что на самом деле в мире нет альтернативного, параллельного или хотя бы аналогичного механизма согласования позиций такого большого круга стран и их военно-политической координации на основе единой стратегии и систематических усилий.

Вот почему есть основания для крайне неприятной констатации: изоляция России от НАТО может быть сопряжена с нарастанием угрозы вытеснения нашей страны из сферы военно-политического регулирования международных отношений. НАТО – близкий, ненадежный и напористый партнер, с которым тем не менее необходимо иметь дело, непрестанно работая над поиском инструментов нейтрализации его потенциально трудно предсказуемых шагов.