Владимир Скосырев
Далай-лама остается символом сопротивления тибетцев диктату Пекина.
Фото Reuters
Почти три недели спустя после того, как в Лхасе вспыхнули самые крупные за последние 20 лет бунты против китайского правления, обстановка в автономном районе КНР и соседних регионах, где компактно живут тибетцы, остается напряженной. Пекин заявляет, что протесты, организованные «кликой Далай-ламы», прекратились. И эстафета Олимпийского огня проследует через Тибет, как планировалось, в начале мая. Однако, несмотря на то что иностранным репортерам доступ в провинции, соседствующие с Тибетом и сам автономный район, ограничен, оттуда поступают сообщения о чрезвычайных мерах безопасности, предпринимаемых властями.
Очевидцы говорят, что видели десятки грузовиков с солдатами в провинциях Сычуань, Ганьсу и Цинхай. Чэнду, туристический центр и столицу Сычуани, охраняют подразделения военной полиции.
Монахи покинули обитель
В прошлом году Тибет посетили 4 млн. туристов. Путешественники находились в Лхасе и 14 марта нынешнего года. Все началось, по их рассказам, в храме Рамоч, расположенном в старой части Лхасы, где живут тибетцы и не селятся китайцы. Монахи покинули обитель и собрались на улице. Путь им преградили полицейские со щитами и дубинками. Тогда вокруг стала собираться толпа. Хотя прибыли новые отряды полиции, и они попытались разогнать толпу слезоточивым газом, разгневанные тибетцы смяли стражей порядка и вышли на Пекинскую улицу, где сосредоточены магазины и коммерческие предприятия. Полицейские бежали.
Тибетцы подожгли сначала здание банка Китая, потом магазины, принадлежащие китайцам. Товары из них складывались в кучу и поджигались. Были нападения на китайских велосипедистов и таксистов. Позднее тибетцы стали забрасывать камнями и лавки китайских мусульман. А двери тибетских лавок они помечали белыми шарфами в знак того, что их не нужно трогать. «Это не был организованный бунт, но было ясно: тибетцы хотят, чтобы китайцы ушли», – рассказала газете New York Times туристка.
По данным китайской прессы, в ходе бунтов погибли 19 человек. Это, очевидно, произошло в течение примерно 24 часов, когда власть бездействовала. Чем была вызвана пассивная реакция полиции? Возможно, она получила указание не стрелять, чтобы не портить имидж Китая перед Олимпиадой. Не исключено, что первый секретарь комитета КПК в Тибете Чжан Цинли и другие чиновники, присутствовавшие в тот момент в Пекине на сессии парламента, не были полностью осведомлены о происходящем. Во всяком случае, лишь сутки спустя, 16 марта, полиция обрушилась на «сыновей земли». В ход были пущены не только гранаты со слезоточивым газом, но и огнестрельное оружие. Тибетское правительство в изгнании сообщает, что было убито более 80 человек. Иностранцы видели тела четырех тибетцев. Полицейским, убиравшим трупы, пришлось разбросать на земле белый порошок, чтобы скрыть следы крови.
 Обстановка в Тибете и соседних регионах остается напряженной. Фото Reuters |
Гнев Будды
Что же послужило причиной бунта? Тибетцы, живущие в эмиграции в Индии, и международные наблюдатели пришли к одинаковому, в общем, выводу. Восстание в Лхасе – это плод возмущения коренного населения вмешательством Пекина в ритуалы, принятые в ламаистской ветви буддизма, усилением политического контроля над жизнью тибетцев и разрушением природы, которую буддисты считают священной. Если и есть основание чему-то удивляться, так это тому, как Пекину удавалось столь долго удерживать крышку кипящего котла.
За последние два десятилетия КПК стремилась утихомирить сепаратистские настроения с помощью вливаний крупных сумм денег в экономику. Но наплыв мигрантов из внутренних районов Китая свел эти усилия на нет. Коренное население считает, что Китай хочет заставить их изменить привычный образ жизни и традиционные верования. В 2006 году было завершено сооружение железной дороги, связывающей Лхасу с остальной страной. Ни одна другая железная дорога в мире не проходит на такой высоте. Строительство обошлось казне в 4,1 млрд. долл. Девственный ландшафт, где раньше бродили пастухи со своими стадами и стояли редкие монастыри, неузнаваемо изменился. Но для тибетцев эта дорога стала вызовом их божеству и угрозой полного поглощения родины незваными гостями.
В то же время КПК стала проводить все более жесткую линию, направленную на перевоспитание тибетцев. Инициатором ее стал Чжан Цинли, которому принадлежат весьма характерные высказывания на сей счет. «Коммунистическая партия – это как родитель для тибетского народа, она всегда заботится о нуждах своих детей». Впоследствии секретарь парткома добавил: «ЦК партии – это настоящий Будда для тибетцев».
В 2006 году КПК стала все настойчивее разворачивать кампанию «против Далая». Монахи в храмах должны были посещать собеседования, во время которых им читали наставления по интерпретации истории Тибета, как ее видят в Пекине, а главное, заставляли разоблачать Далай-ламу.
Церинг Вангду Шакья, специалист по Тибету в Канаде, так комментирует эту процедуру: «Партия понимает, конечно, что монахи не изменят своего мнения о Далай-ламе. Цель этих собраний – запугать монахов».
Впрочем, по мнению Эбрахма Ластгартена, американского эксперта по Тибету, неоднократно посещавшего край, главной причиной взрыва возмущения тибетцев послужили не столько нарушения прав человека и религиозных свобод, сколько недовольство тем, что они не получают никаких выгод от экономического бума, который принесли с собой китайцы. Каких-нибудь шесть лет назад Лхаса была городом, где хоть и чувствовалось китайское влияние, но преобладала древняя национальная архитектура, городом, где жили в основном тибетцы. Китайцы обычно уезжали домой зимой, когда температура опускается ниже нуля, а улицы нещадно утюжат пронизывающие ветры с Гималаев.
С тех пор население выросло с 250 до 500 тысяч. Приезжие теперь остаются здесь круглый год. Строители отбойными молотками снесли окрашенные в белый цвет здания 400-летней давности и возвели на их месте офисы, магазины, отели. Китайцы доминируют во всех отраслях экономики – они продают фрукты, водят такси, добывают ценные металлы. И даже экзотика, привлекающая туристов, служит интересам китайских фирм, а не тибетцев, пусть даже получивших образование.
Тибетских гидов по святыням лишают лицензии, если они не сдают ежегодно экзамены на знание пекинского диалекта китайского языка. Китайские государственные строительные и другие фирмы отдают контракты и набирают работников «среди своих», а не тибетцев.
На Западе публика часто представляет Тибет как экзотический, хоть и бедный край, а тибетцев как верящих в Будду пацифистов, которых угнетают атеисты-китайцы, говорит Ластгартен. На самом деле корни конфликта скорее экономические. Тибетцы почти ничего не получили от инвестиций, направляемых Пекином. Неграмотных здесь пропорционально в 4 раза больше, чем в соседней бедной провинции Сычуань, а число профучилищ на душу населения – в 4 раза меньше, чем в остальном Китае.
Пекин, стремясь ускорить экономический подъем своих отстающих западных провинций, в том числе Тибета, делает ставку на привлечение иностранных инвесторов. Но в Тибете эта политика и раньше пробуксовывала. Автономный район получил всего 1% иностранных финансовых вливаний, которые помогли модернизировать остальной Китай. В прошлом году иностранные прямые инвестиции в КНР составили 82 млрд. долл. А в Тибете – всего 25 млн.
Волнения заставят иностранных вкладчиков капитала проявлять еще большую осторожность при обсуждении проектов в Тибете, полагают аналитики на Западе. Они будут вынуждены учитывать настроения публики и протесты таких организаций, как «Международная кампания за Тибет», базирующаяся в США. Активисты таких организаций говорят, что им удалось добиться отмены предоставления Всемирным банком займа правительству КНР на 40 млн. долл. Заем предназначался для переселения бедных китайских крестьян в Тибет.
Как бы то ни было, политбюро КПК во главе с генсеком Ху Цзиньтао, который 20 лет назад был руководителем коммунистов в автономном районе, получило то, что ему накануне Олимпиады меньше всего нужно, – бурлящий негодованием Тибет.
«Просветленный» под перекрестным огнем
Символом сопротивления тибетцев диктату Пекина остается Далай-лама. Ламаисты считают его бодисатвой, человеком, достигшим стадии просветления, который мог превратиться в Будду, но не стал им из чувства милосердия к людям. Судьба распорядилась так, что уже в возрасте 15 лет, в 1950 году, когда войска Мао Цзэдуна вошли в Тибет, «просветленный» стал главой государства и был вынужден заниматься политикой.
В следующем году было подписано соглашение, юридически закрепляющее включение Тибета в КНР. Соглашение гарантировало, что Пекин не будет менять политических, культурных и религиозных институтов в Тибете. Однако на деле тибетцы вскоре ощутили на себе, что коммунистическое правительство Китая не намерено мириться с порядками, существовавшими в крае в течение столетий. В 1959 году в Тибете вспыхнуло восстание против китайского правления. Оно было подавлено Народно-освободительной армией, а Далай-лама вместе с примерно 100 тыс. своих сторонников бежал в Индию, где ему было предоставлено убежище.
С тех пор Далай-лама посвятил свои силы защите интересов беженцев и сохранению тибетской культуры. Эта деятельность принесла плоды. Генеральная Ассамблея ООН в 1959 году, а затем еще дважды принимала резолюции, призывающие к защите тибетского народа. В 1989 году Далай-лама стал лауреатом Нобелевской премии мира.
Далай-лама всегда выступал против насилия. Ради облегчения участи своих соотечественников он требовал не предоставления независимости Тибету, а подлинного самоуправления в рамках Китая. От своего курса «среднего пути» лидер тибетцев не отошел и после того, что случилось на его родине в марте. Далай-лама повторил, что у тибетцев нет иного выхода, как жить бок о бок с китайцами.
Такой подход вытекает из философии, исповедуемой первосвященником. Тибетские монахи «мыслят категориями столетий, многих поколений, – говорит индийский исследователь Пико Айер. – Вот и Далай-лама полагает, что действия, проистекающие из-за нетерпения, не приносят хороших результатов. Суть его взглядов состоит в том, что все взаимосвязано. Нет смысла сопротивляться Китаю, призывая к независимости, потому что тибетцы и китайцы представляют собой часть одного целого».
Такую метафизику не воспринимают не только в Пекине, но и многие молодые лидеры тибетцев, живущих в изгнании. Далай-лама попал как бы под перекрестный огонь. С одной стороны, китайская пресса называет его раскольником и организатором мятежа. С другой – «просветленного» критикуют радикалы в тибетской зарубежной общине, которые говорят, что его приверженность принципу ненасилия и ограниченной автономии ничего хорошего Тибету не принесла.
У критиков есть довольно веский аргумент: с 2002 года состоялось шесть раундов переговоров между китайскими чиновниками и эмиссарами Далай-ламы, а положение тибетцев только ухудшается.
Значит, продолжать диалог бессмысленно? Но глава правительства КНР Вэнь Цзябао в телефонном разговоре с премьер-министром Великобритании Гордоном Брауном, состоявшемся в марте, сказал, что будет готов вступить в переговоры с Далай-ламой, если он откажется от поддержки требования независимости для Тибета и использования насилия.
Отсюда можно сделать вывод, что путь к примирению не закрыт. Такой точки зрения придерживается, в частности, один из самых опытных британских политиков, бывший министр иностранных дел Малколм Рифкинд. Он утверждает, что решением могло бы стать предоставление Тибету статуса, аналогичного Гонконгу, на основе изобретенной Дэн Сяопином формулы «одна страна – две ситемы». Гонконг ведь, перейдя в лоно Китая, сохраняет независимое правосудие и определенную степень демократических свобод.
Российский китаевед, доктор исторических наук Юрий Галенович в беседе с «НГ» также высказал мнение, что диалог может принести позитивный результат. Тибетцы и Пекин заинтересованы в том, чтобы найти взаимоприемлемый вариант. Он должен обеспечить, с одной стороны, поддержание единства китайского государства, а с другой – сохранение культурной и исторической идентичности Тибета.
Но нынешнюю атмосферу для возобновления диалога никак нельзя назвать благоприятной. Протесты против репрессий в Тибете, которые, вероятно, будут нарастать по мере приближения срока начала Олимпиады, заставят Китай ужесточить свою позицию. Для него главное – защитить национальное достоинство. Демонстрации «не послужат искрой, которая воспламенит споры в Китае по поводу политики, – говорит Ребекка Маккиннон, профессор Университета Гонконга. – Пекин будет все больше и больше прибегать к наступательной тактике. Суверенитет и контроль важнее для него, чем имидж страны».
