Энергобезопасность и скупка конкурентов

Ранее сложившаяся структура энергетического рынка, ориентированного на потребности отдельных государств, до сих пор препятствует свободному доступу компаний одних стран на рынки других.
Фото Reuters

Германское председательство в ЕС закончилось 1 июля знаменательным событием – формальной либерализацией европейского рынка электроэнергии и природного газа. Тем самым европейцы дали ответ на вопрос о том, что наилучшим образом способно обеспечить их энергетическую безопасность: отлаженные механизмы свободной конкуренции или поиск благосклонности российского «Газпрома». Значение случившегося пару недель назад события не нужно, однако, переоценивать.

Обеспечение свободной конкуренции в энергетическом секторе – крайне сложная задача даже для неисправимых идеалистов и бескомпромиссных борцов с монополиями из Европейской комиссии. Процесс создания единого общеевропейского энергетического рынка (вполне укладывающийся в логику европейской интеграции) был запущен во второй половине 90-х годов с принятием первых директив, касающихся общих правил для внутреннего рынка электроэнергии и природного газа. В 2003 году были выпущены новые, более амбициозные директивы 2003/55/EC и 2003/54/EC, указавшие перспективные цели либерализации. Они предписали государствам-членам разделить активы вертикально интегрированных компаний между формально самостоятельными производственными, транспортными, распределительными и сбытовыми компаниями, которые имели бы отдельные счета, а также учредить регулирующие органы, устанавливающие заранее публикуемые тарифы на доступ к транспортным системам. Этим авторы директив стремились добиться равного доступа для всех к газотранспортным системам, хранилищам газа и линиям электропередачи, а также прозрачных тарифов на транспортировку, хранение и дистрибуцию газа и энергии.

Из этих мер должен был бы вырасти единый европейский энергетический рынок с интегрированными распределительными сетями, открытый для компаний всех государств-членов. В качестве «бонуса» к прозрачному и открытому рынку европейцы могли бы заодно получить и инвестиции в модернизацию и развитие инфраструктуры. Однако ранее сложившаяся структура энергетического рынка, ориентированного на потребности отдельных государств, до сих пор препятствует свободному доступу компаний одних стран на рынки других: всего около 10% электроэнергии потребляется вне той страны, где она была произведена, и лишь 5% газа сжигается не в той стране ЕС, где он был добыт или куда был доставлен из-за пределов союза.

Разумеется, это приводит к большому разбросу цен, которые вынуждены платить конечные потребители. Если в Эстонии домохозяйства платят за газ (без учета налогов) в среднем 195 евро за 1 тыс. куб. м, то в Польше – 340 евро, в Бельгии – около 400, а в Германии – 545 евро (при средней цене для ЕС 475 евро). То же самое и в электроэнергетике: цены колеблются от 5,8 евроцента за 1 кВт-ч в Эстонии до 9–10 центов во Франции и Испании, 12,3 в Великобритании и Бельгии и 14,3 евроцента в Германии. Либерализация рынка может иметь очень существенные последствия для его дальнейшего развития и, не исключено, в перспективе привести к серьезному сближению цен в различных странах ЕС.

Но одно дело – провозгласить, как это сделал недавно еврокомиссар по энергетическим вопросам Андрис Пиебалгс, что «цель наших усилий – создать ситуацию, при которой конечный потребитель в Португалии мог бы свободно покупать электроэнергию в Финляндии», а другое – обеспечить такую гибкую политику на практике. Собственно говоря, 1 июля 2007 года это и должно было случиться, так как предельный срок выполнения большинством членов ЕС содержащихся в директиве предписаний истек.

Теперь формально любой гражданин одной из стран ЕС теоретически может выбрать поставщика газа или электроэнергии из другой страны. Крупные европейские страны были готовы к часу «Х» – во Франции потенциальную конкуренцию энергетическим монополиям может составить компания Suez (занимающая, правда, на рынке электроэнергии Франции скромную долю – чуть более 5%). Испанские потребители могут свободно выбирать между тремя региональными компаниями – Endesa, Iberdrola и Union Fenosa. Германский рынок вообще не является монополистическим – он поделен между четверкой лидеров: E.On, RWE, Vattenfall и EnBW. В Бельгии на рынке электроэнергии оперируют около десяти компаний, включая французские Suez, GDF и EDF, немецкие E.On и RWE, голландские Nuon и Essent, а газ потребителям поставляют четыре компании.

13 государств из 27 открыли свои рынки с опережением графика – еще до 1 июля. То же наблюдалось и в отношении поправок в законодательство, необходимых для соблюдения европейских директив. Так, к примеру, Франция приняла закон о свободной конкуренции в области генерации и продажи электроэнергии еще в 2000 году, сохранив при этом монополию компаний-подразделений EDF на распределительные сети.

Характерно, что грядущая либерализация уже обернулась реальным ростом монополистических тенденций. Стремясь выйти на выгодные рынки, крупные компании стали лихорадочно скупать конкурентов, демонстрируя, что европейский энергетический рынок не тяготеет к либерализации и свободной конкуренции. Пока европейские чиновники строчили директивы и постановления, европейские компании в преддверии либерализации рынка активно стремились «отстоять национальные интересы» (читай: удержать монополию на национальном рынке).

Угроза поглощения итальянской Enel французской многопрофильной Suez (являющейся к тому же крупнейшей газовой компанией Бельгии) вызвала к жизни идею поглощения последней компанией GDF (крупнейшим собственником распределительных сетей на европейском рынке). Новая компания заняла бы монопольное положение на газовом рынке Бельгии и смогла бы потеснить французского государственного гиганта EDF на рынке электроэнергии во Франции. От монополизации рынка Бельгию спасла Европейская комиссия, выставившая в качестве условия своего согласия на сделку продажу газового бизнеса Suez. Другая крупная компания, немецкая E.On, «проглотив» регионального конкурента Ruhrgas, готова была потратить 53 млрд. долл. на покупку испанской энергетической компании Endesa, чему успела помешать та же Enel (сама Endesa при этом благополучно купила британский энергетический гигант Scottish Power).

Активность национальных энергетических компаний на рынке слияний и поглощений – не случайность; можно говорить скорее о том, что она отражает альтернативный путь решения остро стоящей перед Европой проблемы энергетической безопасности. Путь, альтернативный тому, который предложила Еврокомиссия в своей реформе энергетического рынка Европы. Хотя решение, предложенное Брюсселем, небезупречно, оно представляется более перспективным, чем агрессивная политика построения энергетических гигантов.

Даже если компании Gaz de France удастся в случае поглощения Suez выручить средства от продажи ее непрофильных активов и ослабить свою зависимость от «Газпрома» (сегодня GDF владеет менее 15% газа, который она продает), это, как справедливо отмечали французские депутаты предыдущего созыва от правой партии «Объединение в поддержку республики» Доминик Пайе и Марк-Филип Добресс, не приведет к созданию корпорации, достаточно мощной для того, чтобы выставлять российскому монополисту собственные условия. Зато похоронит конкуренцию в Бельгии и Франции. Пока единственным бастионом сопротивления этому остается Европейская комиссия, но сама битва еще далеко не выиграна.