Нур Омаров
В традиционных обществах Центральной Азии последние достижения прогресса особенно бросаются в глаза.
Фото Reuters
В первую очередь это связано с кардинальными переменами в геостратегическом и геоэкономическом положении Центральной Азии.
При этом наиболее остро обозначаются драматические совпадения и расхождения позиций участников процессов, происходящих в Центральной Азии. Среди них по приоритетности можно выделить следующие:
– стабильность и безопасность Центральной Азии;
– интеграционный и конфронтационный потенциал региона;
– возможность самостоятельного выбора странами региона своего будущего;
– позиция иностранных партнеров.
Не вызывает сомнений, что все по-своему заинтересованы в обеспечении стабильного и прогнозируемого развития в Центральной Азии. В то же время различие в выработке механизмов его достижения приводит к усилению противоречий между ними, определенным образом «дезориентируя» государства региона. Особенно наглядно это видно на примере «сотрудничества–конкуренции» внешних игроков. При этом возникает ощущение, что, стремясь «стабилизировать» ситуацию в Центральной Азии, они еще более раскачивают лодку.
В результате механизмы обеспечения региональной безопасности рассматриваются внешними игроками зачастую как инструмент обеспечения единоличного господства. Особую остроту этому придает переходное состояние государств Центральной Азии, обусловливающее их слабость и зависимость от внешнего влияния.
Одна из распространенных точек зрения на этот счет сводится к тому, что основной конфликт интересов развивается между США и Россией. Однако в последнее время явно обозначился прагматичный расчет на сотрудничество, продиктованный разделением зон ответственности. Поэтому наиболее реальным соперником в Центральной Азии для США выступает «Восходящий Китай», для ослабления которого США способны пойти на любые меры. В качестве одной из них может выступить раздел зон мирового влияния, при котором США, ограничивая влияние России в регионе, в то же время не будут препятствовать ее возвращению в Центральную Азию, рассматривая ее как помощника на уровне региональной геополитики. Россия оценивается руководством США скорее как тактический партнер в ограничении влияния КНР, нежели как противник.
Особенно явным это становится на фоне возрастающего влияния и гибкой политики КНР в отношении стран Центральной Азии. При том что сегодня доминирующим для Китая является обеспечение его собственной безопасности, достигается эта стратегическая задача посредством использования в основном экономических рычагов. На глазах Китай становится одним из основных инвесторов в экономику Центральной Азии.
Поэтому США и Россия заинтересованы в последовательном ограничении политического и экономического влияния Китая в регионе. Разумеется, это не означает безоблачности отношений России и США. Значительная разница в геостратегических и национальных интересах, средствах и методах их достижения не помешает стремлению Вашингтона и Москвы связать руки КНР. Не исключено, что для этого будет использоваться и участие России в «китайской» ШОС.
Не вызывает сомнений и стремление самих стран Центральной Азии к безопасности и стабильности. Однако приоритеты развития в отдельных странах и регионе в целом видятся по-разному. Препятствует созданию единого экономического и политического пространства и фактически малый интерес Казахстана и Узбекистана к региональной кооперации, ярче всего проявляющийся в настойчивом поиске ими могущественных внерегиональных партнеров. Есть разница позиций малых (Киргизия, Таджикистан) и крупных (Казахстан, Узбекистан) государств региона, связанная с наличием или отсутствием тех или иных природных ресурсов.
Как это ни парадоксально, главным препятствием на пути к выработке единой позиции в вопросах безопасности и стабильности в странах Центральной Азии является необходимость взаимной интеграции стран региона по целому ряду направлений. Это обусловлено ничтожным по историческим меркам опытом самостоятельной государственности народов Центральной Азии, вследствие чего мысль о необходимости делиться суверенитетом и иными «привилегиями» независимости вызывает подсознательное сопротивление у местных политических элит.
Все это приводит к скептической оценке внутреннего интеграционного потенциала региона, по крайней мере на ближайшие десятилетия. Это, в свою очередь, позволяет делать вывод о почти неизбежном нарастании кризисов во внутренней и внешней региональной политике. Данное обстоятельство существенно понижает шансы на достижение в регионе полноценной безопасности и стабильности.
Это прямо подтверждается первыми итогами интеграции на региональном уровне. Единое экономическое пространство в регионе формировалось медленно и со значительными трудностями. Так, за минувшие годы не удалось согласовать таможенную и налоговую политику. Отсутствовали концепции и программы защиты общих интересов при экспорте энергоносителей и сырьевых ресурсов, не сформированы меры реального повышения конкурентоспособности промышленности. Не решены также нарастающие проблемы в сферах взаимовыгодного использования водного, энергетического, газового, транспортного комплексов. В последнее время устойчиво сокращаются культурные и научные связи, не требующие значительных затрат на их реализацию. Нет необходимой координации в реформировании и структурной перестройке экономик.
Препятствием на пути региональной интеграции была и остается несогласованность экспортной политики, что приводит к конкуренции государств по отдельным группам продукции на рынках третьих стран. Тормозит интеграционный процесс разноскоростное реформирование экономик, односторонние решения, ущемляющие интересы партнеров. Казахстан в конце 90-х годов проводил тарифное и нетарифное регулирование торговли внутри региона. Киргизия ввела ограничительно-запретительные меры в использовании водно-энергетических ресурсов. Узбекистан проявлял изоляционистские тенденции, ориентируясь на страны за пределами СНГ. Туркмения вообще отказалась участвовать в совместных проектах.
Катализатором негативных процессов во многом стала позиция потенциальных лидеров региона – Казахстана и Узбекистана, соперничающих между собой за лидерство в регионе. Это препятствует выработке единой позиции по основным вопросам внутренней и внешней политики региона. Кроме того, у Казахстана и Узбекистана отсутствует реальный интерес к внутрирегиональной кооперации и интеграции, поскольку их основные торговые партнеры расположены за пределами Центральной Азии. Формируемые механизмы внутрирегиональной интеграции были важны для них лишь как одно из средств воздействия на потенциальных соперников в переделе сфер влияния. К тому же негативную роль сыграло систематическое ущемление экономических интересов более слабых партнеров по региону – Киргизии и Таджикистана.
Отмеченные негативные моменты прямо отразились на динамике и глубине процессов внутрирегиональной интеграции, что позволяет сделать вывод о том, что Центральная Азия по-прежнему рассматривается в основном как сырьевой придаток. Усиливают эту тенденцию и внутренние противоречия региона.
Возможны варианты
Особый интерес представляет определение вероятных перспектив развития Центральной Азии.
Первая: Центральная Азия как неконсолидированная общность государств, обладающая высоким конфликтным потенциалом, распространяющимся во внешнее окружение. Следует признать, что в настоящее время региональная действительность более всего отвечает этой негативной характеристике.
Вторая: Центральная Азия как самостоятельный субъект международных отношений, выполняющий стабилизирующую роль в отношениях смыкающихся здесь цивилизаций.
При реализации второго варианта, явно более предпочтительного, возможны как минимум три различные стратегии.
В частности, последовательно реализуемое ведущими странами мира внешнее управление как компромиссный вариант взаимодействия геополитических и геоэкономических интересов в регионе может лишить Центральную Азию какого бы то ни было самостоятельного развития.
Другой сценарий предполагает самостоятельный поиск странами региона наиболее приемлемых для них координат развития, основанных на учете исторической традиции и современного, потенциально все более возрастающего значения в системе мирохозяйственных связей. Целью и своего рода ключом в этом случае должна стать самоидентификация региона.
Третья стратегия развития представляется сочетанием элементов первой и второй моделей. Суть ее сводится к антикризисному управлению Центральной Азией, которое должно проходить на основе договоренности всех заинтересованных сторон.
Хотелось бы отметить наибольшую привлекательность второй стратегии, которая может быть достигнута посредством осознанного стремления местных элит к превращению Центральной Азии в высокоинтегрированный субъект международных отношений.
Несмотря на крайнюю сложность, данная задача все же может быть решена. Первым шагом на этом пути должна стать разработка концепции долговременного развития Центральной Азии, основанной на сочетании правильно определенных национальных интересов, учете локальных традиций развития и апробированных в международной практике принципов организации современного государства. Это позволит избрать оправданную (с точки зрения целей развития, имеющихся ресурсов и возможностей, а также определившихся угроз безопасности) стратегическую перспективу развития центральноазиатских государств. Учет локальных особенностей поможет определить и наилучшим образом использовать имеющиеся в обществе социокультурные традиции, необходимые для его мобилизации и реформирования. При этом международный опыт позволит государству успешно интегрироваться в мировую систему.
Важным элементом осуществления этой программы на практике становится создание современного, адаптированного к реалиям глобализации типа государства в Центральной Азии, способного реализовать программу долгосрочных реформ.
Здесь необходимо отметить основные условия, достижение которых приведет к самоидентификации стран региона. Тем самым будет заложена основа безопасного, стабильного и прогнозируемого развития. Даже непродолжительный опыт самостоятельного существования позволяет очертить их краткий перечень.
В первую очередь это должно быть консолидированное устремление элит к созданию единого политического, экономического и культурного пространства в регионе, в котором модернизация должна постепенно приходить на смену традиционному началу. В настоящее время внутренний конфронтационный потенциал Центральной Азии существенно превышает интеграционный. Однако эта ситуация не выглядит безысходной. Но для этого необходимо соединение усилий для преодоления общих для стран региона проблем, включая коммуникативную, информационную и технологическую изолированность.
Принципиальное значение для успеха интеграции имеет квалифицированное региональное управление, соединяющее компетентность, социальную ориентированность внутринациональной и региональной политики, создание условий для прозрачного управления, сдерживающего рост коррупционных проявлений.
Не менее важно и эффективное использование имеющихся природных и людских ресурсов. Причем первые надо рассматривать как невосполнимые и дающие лишь внешнее и ограниченное во времени процветание. Как показывает мировая практика, между наличием энергетического богатства и экономическим ростом отсутствует автоматическая зависимость. Ярким примером тому служит Нигерия.
Магистральным направлением в успешной самоидентификации молодых государств Центральной Азии в условиях глобализации является перевод их государственных институтов на современный уровень. Речь идет о создании в Центральной Азии системы государств, сила которых слагается из следования основополагающим принципам демократии, наличия компетентного бюрократического аппарата, действия которого должны быть направлены на повышение предсказуемости и эффективности государственной политики, проводимой в интересах всех слоев населения.
Этим в значительной степени определяются стратегические приоритеты внешней политики государств Центральной Азии и их развитие в XXI веке. Они должны успешно интегрироваться не просто в некое абстрактное мировое сообщество, но в сообщество успешных стран мира, действующих на основе рациональных ценностей.
