Халк Маслахаты (Народный Совет) – политическое наследие Туркменбаши.
Фото Reuters
Давать прогнозы – занятие неблагодарное и довольно рискованное. Слишком велика вероятность того, что за действительное будет приниматься желаемое. Поэтому, отстранившись на этот раз от сугубо теоретических рассуждений о том, чего следует ожидать от новых туркменских властей, обратимся к тому, что мы реально видим сегодня в Туркмении.
Прежде всего, и это очевидно, Туркменбаши можно считать артефактом и возложить дальнейшее исследование этого одиозного феномена на историков и литературоведов. Не вызывает сомнений, что личности Сапармурата Ниязова будут посвящены многочисленные труды, анализирующие пути превращения заурядного аппаратчика в Великого Вождя.
Сегодня гораздо важнее, что оставил Ниязов в наследство своим преемникам. А наследство, на самом деле, не так уж велико, если не брать в расчет запасы туркменских углеводородных кладовых, о которых в мире ходят легенды. В конце концов, с именем Ниязова они никак не связаны: газ в Туркмении был до Туркменбаши, будет и после. Важно, куда будут направлены деньги, вырученные от реализации природных запасов. Если правы те, кто надеется, что представители новой власти не захотят продолжать грабить народ, можно рассчитывать на то, что госбюджет заметно пополнится, и тогда уже можно будет говорить о финансировании реформ в области сельского хозяйства, здравоохранения, социального обеспечения, науки, образования...
Надо признать, что первые шаги, которые новые туркменские власти предприняли после кончины диктатора, выглядели малопривлекательными и, откровенно говоря, вызвали сомнение с точки зрения их законности. Сложилось впечатление, что ниязовщина продолжается: арест и отстранение от должности спикера парламента Овезгельды Атаева выглядели продолжением политики ниязовских «посадок». Все ждали продолжения, но продолжения не последовало.
Дальнейшее было делом техники. Туркменское законодательство, привыкшее в последние годы к тому, что им затыкают любые дыры, вышло из-под пера сторонников Бердымухаммедова отретушированным и даже несколько помолодевшим. Внесение изменений в Конституцию никого особо не удивило и не возмутило, а закон о выборах президента Туркменистана вообще был принят на ура. Переходный этап, включая выборы 11 февраля, прошел в относительном соответствии с этим новым законодательством, лишив, таким образом, критиков серьезного повода считать эти выборы нелегитимными.
Таким же формальным было и присутствие на выборах представителей международных организаций, которых в Туркмению пустили, однако в передвижении и контактах строго ограничили. Жителям страны, которые не очень сведущи в тонкостях международной дипломатической бюрократии и не могут отличить «наблюдателей» от «экспертов», присутствие большого количества иностранцев должно было продемонстрировать стремление новых властей к открытости.
«Открытостью», правда, довольны были не все. Так, испанский депутат и член делегации парламентской ассамблеи ОБСЕ г-н Хесус Лопес-Медель откровенно был возмущен действиями туркменской стороны и заявил, что «президентские выборы в Туркмении представляли собой скорее спектакль, нежели выборы, фарс вместо подлинного участия граждан в избирательном процессе». Возможно, глава Центра ОБСЕ в Ашхабаде Ибрагим Джикич не успел предупредить коллегу о некотором «своеобразии» туркменской демократии, к которой сам он уже давно привык.
Иного мнения придерживается посланник ООН, заместитель директора Азиатско-Тихоокеанского отдела политического департамента Владимир Горяев, назвавший президентские выборы в Туркмении «праздником свободного волеизъявления». Г-ну Горяеву, в отличие от испанского депутата, туркменские реалии хорошо знакомы и не вызывают недоумения. Он и ранее неоднократно бывал в Ашхабаде, встречался с ныне покойным Ниязовым и, в меру своих возможностей, противился принятию комитетами ООН резолюций, осуждающих нарушения прав человека в Туркмении.
Несомненно, туркменские власти приложили максимум усилий к тому, чтобы первые в истории Туркмении «альтернативные» выборы президента вызывали как можно меньше нареканий со стороны. Что же касается граждан, выбор им был предоставлен небогатый: все шесть кандидатов представляли единственную в Туркмении Демократическую партию, до недавних пор возглавляемую Сапармуратом Ниязовым. Поэтому в предвыборных программах практически никакой разницы не было, за исключением незначительных подробностей: один обещал интернет, другой – мобильную связь, третий – и то, и другое сразу. И все же нетрудно догадаться, что явное предпочтение избирателей было отдано временно исполняющему обязанности главы государства Гурбангулы Бердымухаммедову. И не потому, что он, при прочих равных условиях, возможно, был самым привлекательным внешне, а потому, что за долгие годы ниязовского правления люди научились поступать не так, как хочется, а так, «как надо».
Деятельность Гурбангулы Бердымухаммедова в качестве президента Туркмении можно будет оценить в ближайшее время, но не сегодня. Как показывает мировая практика, новому руководителю надо дать какое-то время, скажем 100 дней, чтобы проявить себя на новом посту, расставить приоритеты, начать производить кадровые перестановки, что неизбежно при формировании нового кабинета министров, председателем которого по туркменской Конституции является президент.
Ниязов, осуществлявший в стране кадровую политику «выжженной земли», не оставил своим преемникам хоть какую-то возможность для маневрирования, отправив в принудительную отставку сотни квалифицированных специалистов и не позаботившись о воспитании и образовании новых. Поэтому те упреки, которые приходится слышать от зарубежных критиков Гурбангулы Бердымухаммедова, в том, что он долгие годы работал в диктаторском правительстве, не вполне корректны.
То же самое можно сказать и в отношении критиков оппозиции, которые под тем же предлогом – работа в правительстве под руководством Ниязова – считают, что бывшие чиновники не могут быть «настоящими» оппозиционерами. Получается замкнутый круг: тем, кто работал в правительстве, ни оппонентами, ни функционерами новой власти быть нельзя. Куда же им деваться? И где взять других? Ждать, когда вырастут те, кого воспитывали «Рухнамой», или привлечь «варягов»: американцев, русских, иранцев, афганцев? Абсурдность этой мысли очевидна. Мы имеем то, что имеем, и с этим нам предстоит жить и работать в ближайшее время.