Андрей Терехов.
Президент Польши Лех Качиньский не стал блокировать переговоры ЕС с Украиной, несмотря на проблемы с поставками сельхозпродукции.
Фото Reuters
В эксклюзивном интервью «НГ» постоянный представитель РФ при ЕС Владимир Чижов анализирует отношения России с Европейским союзом и комментирует вопросы энергобезопасности.
– Владимир Алексеевич, как вы оцениваете нынешнее состояние отношений РФ–ЕС? Какие меры предпринимаются для улучшения имиджа России в Европе после новогодних ценовых споров с Белоруссией?
– Отношения между Россией и Евросоюзом в последние годы характеризуются прежде всего растущей заинтересованностью друг в друге. Объективная взаимодополняемость и, если хотите, взаимозависимость экономических потенциалов (ЕС – крупнейший торгово-экономический партнер России, да и наша страна среди партнеров Европы занимает третье место, уступая лишь США и Китаю), заложенный в последнее десятилетие политический и правовой фундамент сотрудничества, совместно сформулированные стратегические цели взаимодействия – все это позволяет системно выстраивать устойчивое здание российского еэсовского партнерства. Активно развиваются политический диалог, научные и культурные связи, контакты в сфере юстиции и внутренних дел, отраслевые и секторальные диалоги.
Есть, конечно, и проблемы. Часть из них вполне объективна: ведь на глобальном рынке мы зачастую не только партнеры, но и конкуренты. Другие имеют иное происхождение. Например, некоторые из проблем связаны с недавним расширением Евросоюза. Некоторые из вступивших в мае 2004 года десяти новых членов пытаются выступать в роли своего рода «экспертов по России». Дескать, они одни только и знают, как Евросоюз должен строить свои отношения с Российской Федерацией. На деле же, как мы видим, отдельные политические элиты элементарно пытаются использовать ЕС для продавливания собственных сиюминутных интересов. В результате в ткань наших отношений с Евросоюзом привносятся нервозность и исторические комплексы. Пользы от этого нет никому.
К счастью, в большинстве случаев здравый смысл берет у наших партнеров в ЕС верх. Последний пример – ситуация вокруг транзита нефти через Белоруссию. Несмотря на озабоченность, которая возникла у стран Евросоюза в связи с неожиданным сбоем в поставках нашей нефти, раздувать эту тему в Брюсселе не стали. Конечно, сыграло позитивную роль то, что разногласия с Минском были урегулированы быстро и потребители в странах ЕС фактически не пострадали. Хотя, конечно, имиджу России эта история очков не добавила. Поэтому для поддержания традиционно высокого уровня доверия к России как к надежному поставщику с нашей стороны на различных уровнях партнерам были даны необходимые разъяснения о причинах и обстоятельствах происшедшего.
В целом же эта ситуация подтвердила необходимость дальнейшего укрепления взаимодействия с ЕС в энергосфере на основе четких и справедливых принципов уважения интересов поставщиков и потребителей энергоресурсов. Мы к этому готовы.
– Недавно КЕС утвердила пакет мер в сфере энергетики для Евросоюза. Ваше мнение по поводу этих документов? Как отразится реализация упомянутых планов на энергетическом сотрудничестве России и ЕС?
– Давайте сначала уточним – представленный Еврокомиссией 10 января «энергетический пакет» документов является сводом предложений КЕС по формированию новой энергетической политики Европейского союза. Сам пакет многоплановый – он покрывает вопросы создания единого либерализованного рынка энергии ЕС, расширения использования возобновляемых источников энергии, меры по энергоэффективности и энергосбережению, шаги по борьбе с изменениями климата, разработку новых энерготехнологий и переход на низкоуглеродную экономику, а также выстраивание взаимодействия ЕС с внешним миром в энергетической сфере. Сегодня эти предложения рассматриваются в рамках профильных структур Совета ЕС, то есть с участием экспертов стран-членов, где уже сейчас сталкиваются различные подходы «27-и» к конкретным соображениям КЕС.
Предполагается, что финальной точкой определения главных направлений энергетической политики ЕС станет разговор на мартовском Совете глав государств и правительств стран Евросоюза, который и должен будет принять соответствующие решения.
Вне всякого сомнения, будущие решения ЕС относительно его энергетической политики скажутся и на нашем взаимодействии с Евросоюзом в области энергетики. Полагаю, влияние это будет скорее позитивным, чем негативным. В пользу такого прогноза говорят как признаваемая обеими сторонами – и Россией, и Евросоюзом – значимость равноправного партнерства в этой сфере для обеспечения энергетической безопасности «большой» Европы, так и накопленный за предыдущие годы опыт взаимодействия, в том числе в рамках стартовавшего в 2000 г. энергодиалога Россия–ЕС.
Нашим специалистам наверняка будут небезынтересны наработки Евросоюза в решении вопросов энергоэффективности и энергосбережения, открывающиеся перспективы дальнейшего сотрудничества в сфере новых энерготехнологий, разработки возобновляемых и других альтернативных источников энергии.
Уместно подчеркнуть, что энергетическое сотрудничество Россия–ЕС и сегодня не сводится к вопросам поставки энергоресурсов. Достаточно упомянуть о разрабатываемом проекте ТЭО перехода электроэнергетических систем России, СНГ и государств Прибалтики на синхронный режим работы с объединением западноевропейских электросетей UCTE, а также совместную инициативу координаторов энергодиалога Россия–ЕС – министра промышленности и энергетики Виктора Христенко и члена КЕС Андриса Пиебалгса – по энергоэффективности, которая сегодня обретает «плоть». Думается, свежие идеи Евросоюза будут способствовать обогащению повестки дня энергодиалога Россия–ЕС.
– Когда могут начаться переговоры Москвы и Брюсселя по новому базовому соглашению взамен истекающего СПС? У Москвы есть свой проект нового договора? Каковы его основные положения?
– Вернусь к предыстории вопроса. На саммите Россия–ЕС в Сочи в мае прошлого года была достигнута политическая договоренность о начале работы над новым базовым соглашением – Договором о стратегическом партнерстве – между Российской Федерацией и Европейскими сообществами и их государствами-членами. Мы свою «домашнюю работу» выполнили: распоряжение правительства России, которое позволяет нам начать переговоры, подписано. А вот у наших партнеров из ЕС возникли сложности.
Как известно, Польша, недовольная абсолютно обоснованным запретом на ввоз отдельных видов ее сельхозпродукции в Россию, заблокировала утверждение переговорного мандата Еврокомиссии (а именно КЕС является главным переговорщиком со стороны Евросоюза). Фактически поляки выдвинули остальным странам-членам ультиматум: мандат в обмен на снятие запрета. Пока ЕС с этой внутренней для него проблемой справиться не смог. Мы же придерживаемся принципиальной позиции: «мясное эмбарго» и запуск переговоров – вопросы, не имеющие никакой взаимосвязи.
Кстати, несколько дней назад ЕС одобрил мандат КЕС на переговоры по новому всеобъемлющему соглашению с Украиной. А ведь в марте прошлого года Киев также ввел ряд ограничительных мер на ввоз сельхозпродукции из Польши, но в этом случае Варшава почему-то принятие мандата не заблокировала┘
В том, что начало переговоров по новому соглашению затягивается, с международно-правовой точки зрения ничего страшного нет: нынешнее Соглашение о партнерстве и сотрудничестве, первые десять лет действия которого истекают 1 декабря с.г., будет автоматически продлеваться на ежегодной основе. Другое дело, что нынешний СПС во многом устарел и затяжка с началом переговоров посылает неверный сигнал о реальном состоянии отношений России с Евросоюзом.
Хотя переговоры по новому соглашению официально не начаты, необходимые приготовления делаются. И у нас, и в ЕС продолжаются осмысление и предварительное формулирование целей и задач будущего соглашения, его структуры, обновленных механизмов сотрудничества и проч. Готового проекта у нас пока нет: до его написания стороны должны сначала согласовать принципы работы над документом, его структуру.
Общее же видение будущего Договора о стратегическом партнерстве Россия–ЕС (надеемся, именно так он и будет именоваться) у нас, конечно же, есть. Это должно быть рамочное, емкое и ориентированное в будущее юридически обязывающее соглашение, где были бы зафиксированы цели и принципы сотрудничества, его институциональные механизмы, отражены результаты ведущейся работы по созданию четырех Общих пространств – экономического; свободы, безопасности и правосудия; внешней безопасности; науки и образования, включая культурные аспекты. Будучи рамочным по своему характеру, этот договор должен предусматривать возможность заключения при необходимости отдельных, более детальных секторальных соглашений.
– Насколько вероятно, что энергетическое сотрудничество Россия–ЕС будет регулироваться особым соглашением, подписанным в дополнение к новому договору о сотрудничестве? Такое «обособление» энергетики выгодно России?
– Форма, конечно, существенна, но это не главное. Более важным представляется другое – содержание, которое мы хотим получить: юридически выверенные и четко прописанные правила взаимодействия, ясно и понятно регулирующие равноправные отношения между стратегическими партнерами. Среди этих принципов и правил – обеспечение прозрачности, предсказуемости и стабильности энергорынков, улучшение инвестиционного климата в энергетическом секторе «большой» Европы, поощрение энергоэффективности и энергосбережения, диверсификация видов энергии, физическая безопасность и устойчивость энергоинфраструктуры, решение проблем климата при взаимной ответственности производителей и потребителей за безопасность во всех звеньях «энергетической цепочки». В какой форме могут быть зафиксированы такие договоренности – это будет предметом переговоров. Давайте подождем их официального начала и посмотрим, к чему будут готовы наши партнеры из ЕС.
– Некоторые СМИ сообщали, что КЕС готова снять ссылки в новом договоре на положения ДЭХ. Как вы это прокомментируете? Разъясните, пожалуйста, почему Москва считает невыгодной для себя ратификацию Договора к Энергетической хартии.
– По поводу Договора к Энергической хартии. Россия уже не раз четко заявляла, что мы не против тех принципов, которые заложены в Энергетическую хартию, однако в Договоре к ней есть ряд положений, которые не обеспечивают в необходимой мере равную защиту интересов всех участников, адекватное распределение рисков между странами производства, транзита и потребления энергоресурсов. Об этом Россия, кстати, предупреждала еще 13 лет назад при подписании ДЭХ – назывались и конкретные проблемы, требующие решения. В их числе – режим инвестиций, вопросы торговли товарами ядерно-топливного цикла, режим транзита энергоресурсов.
К тому же со времени разработки самого Договора к Энергохартии минуло немало лет (напомню, он появился в 1991 году) и произошедшие перемены как на мировом энергорынке, так и в самих странах, подписавших этот Договор, требуют адекватного учета и отражения. Мы считаем, что либо должны быть уточнены положения этого документа, либо разработан новый на основе тех же принципов, которые заложены в основу ДЭХ. Мы готовы к диалогу, но без какого-либо давления и с обязательным учетом не раз озвученных российских озабоченностей.
Работа над новым Договором о стратегическом партнерстве может дать ответы и на эти вопросы. Диалог с Европейским союзом о характере и будущем нашего энергетического партнерства позволяет надеяться, что общие с партнерами из ЕС подходы мы найдем. Естественно, без какого бы то ни было механического переноса не устраивающих Россию положений ДЭХ и Транзитного протокола в будущий Договор о стратегическом партнерстве или в возможное отдельное соглашение по энергетике.
– В последнее время в документах КЕС и выступлениях европейских политиков все чаще звучит призыв выступать с единой позицией в отношениях с Москвой. На ваш взгляд, России более выгодно и удобно работать с Евросоюзом как единым целым или с его отдельными странами-членами?
– Одно другого не исключает: мы выстраиваем стратегическое партнерство с Евросоюзом, одновременно продолжая поддерживать и развивать двусторонние отношения и всеобъемлющий диалог с его странами-членами. Ведь сам Евросоюз – образование многослойное. Какие-то вопросы относятся к исключительной компетенции Европейских сообществ, какие-то государства-члены предпочли оставить за собой. Между ними – «серая зона» смешанной компетенции, которая хотя постепенно и сокращается, но медленно. Поэтому порой даже возникают сложности в определении того партнера, с которым тот или иной конкретный вопрос необходимо обсуждать. Причем разобраться сходу иногда сложно не только нам, но и самим партнерам из ЕС.
Надеемся, что Евросоюзу удастся в итоге выйти на решение по институциональной реформе, предусмотренной проектом конституционного договора ЕС. Тогда наше взаимодействие с Евросоюзом было бы эффективнее.
– Некоторые американские и европейские политики в конце прошлого года предлагали распространить действие 5-й статьи Вашингтонского договора на сферу энергетики, а также объединить страны ЕС и НАТО в картель энергопотребителей, чтобы противостоять использованию Москвой энергоресурсов в качестве «политического оружия». Каковы перспективы появления «энергетической НАТО»? Каким будет ответ Москвы? Будет ли, например, создан «газовый ОПЕК»?
– Не хотелось бы вдаваться в полемику с высказываниями тех политиков, в чьем воспаленном воображении традиции холодной войны переносятся на вопросы энергетической безопасности. Думаю, показательна реакция основной массы политического истэблишмента Европы, да и США, – прозвучавшие призывы остались только призывами, к тому же без серьезного резонанса. Полагаю, в нынешнем глобализирущемся мире пытаться решать вопросы обеспечения собственной безопасности без учета интересов других мировых игроков – недопустимо. Никакой картель – будь то газовый, будь то энергопотребительский – не способен обеспечить баланс интересов и рисков глобального энергорынка.
Реальная политика все-таки идет в другом направлении, более, на мой взгляд, рациональном и трезвом, – формировании универсальных принципов обеспечения энергетической безопасности в глобальном масштабе, как это было зафиксировано, в частности, в специальном заявлении Санкт-Петербургского саммита «восьмерки» в июле 2006 г.
Фото Reuters
