Сергей Лузянин Ключевым для стран Запада и Востока остается вопрос: намерена ли Россия в ближайшее время использовать так называемое энергетическое оружие на евразийском пространстве? А если да, то против кого и в какой форме? Условно можно предположить три версии ответа: а) энергетическая стратегия предназначена для усмирения непокорной Европы, навязывающей России идею интернационализации сибирских нефтегазовых ресурсов; б) созданное оружие будет обоюдоострым и потенциально опасным как для западных, так и восточно-азиатских потребителей; в) Россия мирно регулирует региональные энергетические балансы Европы и Азии, предлагая себя в качестве главного гаранта нефтегазовой безопасности. Чтобы разобраться в предложенных вариантах, следует взглянуть на ключевой (событийный) «энергетический ряд» уходящего года.
Энергетический календарь
Начало 2006 года, как известно, ознаменовалось российско-украинскими газовыми компромиссами, которые озадачили Европу. Тогда же на Западе и был сформулирован тезис о так называемом энергетическом оружии России. Тема цены на газ в течение года периодически возникала в российско-туркменских и российско-белорусских отношениях. В первом случае «Газпром» с трудом, но принял новую цену Туркменбаши, а во втором – российский ценовой вариант испортил предновогоднее настроение Александру Лукашенко. Визит российского президента в марте 2006 г. в Китай определил перспективу нефтяного и газового экспорта на российский Дальний Восток и в страны Восточной Азии. Предполагается, что к 2008–2010 гг. 30% российского экспортного газа будет поставляться в КНР по двум новым трубопроводам. Основная же сибирская нефть пойдет в Китай через ст. Сковородино по трубопроводу (Восточная Сибирь – Тихий океан), а оставшаяся – на Находку (бухту Перевозная) с расчетом на потребности других стран региона. Санкт-Петербургский (июльский) саммит G8 и итоговый документ «Глобальная энергетическая безопасность» подтвердили уникальность России в сфере экспорта и транзита энергоносителей. На октябрьском неформальном саммите Россия–ЕС (Лахти, Финляндия) выяснилось, что российский подход к энергетическому транзиту и другим аспектам отличается от европейского. Как известно, Россия отказалась подписывать Энергетическую хартию, предложив свою методологию энергетической безопасности, которая более рельефно была выражена в идее «Энергетического клуба» стран – участниц ШОС (ЭК ШОС), предполагающей создание самодостаточной энергетической структуры на евразийском пространстве. Масла в огонь подлило заявление президента Ирана Махмуда Ахмадинежада о том, что его страна выступает с инициативой проведения в Тегеране встречи министров энергетики стран ШОС для изучения возможностей регионального сотрудничества в освоении, добыче, транспортировке и переработке нефти и газа. Ханойский саммит АТЭС (ноябрь 2006 г.) обсудил азиатскую (атээровскую) составляющую энергетической политики России, завершив на Востоке бурный «энергетический год».
Три вывода по проблеме энергобезопасности
Из данного событийного ряда вытекает по крайней мере три вывода, имеющих прямое отношение к проблеме энергетической безопасности.
Во-первых, несмотря на официальные заявления Москвы о том, что Россия не использует свои энергоресурсы «в качестве инструмента политического нажима», понятно, что неофициально она вынуждена их применять. Это явление происходит не потому, что Кремль готовит какие-то «страшные ловушки» Западу или Востоку, а потому, что это побочный, но, к сожалению, обязательный атрибут всех стран-экспортеров независимо от названия и размеров государства. Собственно, этот процесс начался еще в 70-е годы ХХ в., но сегодня в условиях высоких цен, растущего спроса и регионально-конфликтной разбалансированности (Ирак, Иран, Ближний Восток, Корейский полуостров и т.д.) энергополитика стала постоянным и универсальным средством выживания для многих. А поскольку Россия – лидер в нефтегазовой сфере, а других (высокотехнологических) ресурсов у нее пока нет, она более всех подвержена этой политизации.
Во-вторых, события 2006 г. показали, что у Запада (ЕС и США) нефти в ближайшее время не будет реальных альтернатив, адекватных российским энергетическим поставкам. Заявления же, подобные высказываниям американского сенатора Ричарда Лугара о том, что энергетическое давление России следует приравнять к военным акциями и соответственно реагировать на них, только усиливают российскую политическую мотивацию. В этой связи ни Брюссель, ни Вашингтон пока не сформулировали четкого и приемлемого для Москвы ответа на вопрос: почему Владимир Путин должен допустить европейцев на российский энергетический рынок и что Россия получит взамен, если все-таки их допустит? В российском руководстве справедливо полагают, что она (Россия) ничего не получит. В лучшем случае – пакет соглашений на условиях СРП, отживших свое время еще в эпоху Бориса Ельцина. Как известно, «экологический скандал» вокруг проекта «Сахалин-2» ярко показал, что возврата к старой методологии «раздела продукции» уже нет и быть не может.
В-третьих, основная фабула российских энергетических интересов все больше и больше концентрируется в трех географических пространствах: 1) в европейской зоне с уже действующими российскими трубопроводами; 2) в АТР, в котором Китай и Индия стремительно формируют возрастающий спрос; 3) в Центральной Азии. Россия как производитель, поставщик и транзитер, как известно, доминирует на европейском и центральноазиатском пространствах. В случае же ее выхода (после 2010–2012 гг.) на энергетические рынки Восточной Азии (АТР) можно будет говорить о некоем глобальном энергетическом объединении трех пространств через Россию.
Очевидно, что данный сценарий идет вразрез с американским стратегическим видением. Новые прорывы российского гиганта рассматриваются Вашингтоном как очередной политический вызов американским интересам в том или ином регионе. Особо встревожило Вашингтон известие о намерениях России создать некий мировой газовый картель в составе Алжира, Катара, Ливии, стран Центральной Азии, Ирана, который якобы заменит ОПЕК. Реально же пока речь может идти только о центральноазиатском проекте «Газпрома». Гипотетически можно рассматривать возможности реализации проекта «Энергетического клуба» (ЭК) ШОС, который потенциально способен объединить разрозненные пока двусторонние китайско-казахстанские, российско-казахстанские и другие нефтегазовые соглашения.
Таким образом, при любом варианте развития событий (кроме военного) ключи от энергетического баланса в системе «Европа–Россия–Азия» в 2010–2012 гг. будут находиться у нового российского президента. Это, видимо, уже понимает старая (Западная) Европа, но еще не хочет понять новая (Восточная), обуреваемая русофобскими страстями. По большому счету Москве когда-нибудь может надоесть уговаривать богатую и капризную европейскую даму, и она будет делать то, что ей покажется необходимым. Так что выбор оружия, похоже, еще не сделан┘
Дарья Гармоненко