Джеймс Никси Ведущий британский мозговой центр – Королевский институт международных отношений («Чэтем хаус», Лондон) – выпустил доклад «Иран, его соседи и региональные кризисы». В подготовке исследования участвовали 18 экспертов. «НГ» предлагает своим читателям ознакомиться с главой, посвященной российско-иранским отношениям.
Позиция России, которая смотрит и на Иран, и на Запад, объясняется историей, но и отражает сложившуюся сейчас сложную ситуацию. Факторы, влияющие на политику в отношении ИРИ (важнейшего российского союзника на Ближнем Востоке), непостоянны.
Так, еще в советские времена отношения Москвы с шахом основывались на коммерческих интересах (общий товарооборот достигал 1 млрд. долл. в год к моменту исламской революции 1979 г.). В 1980-х и 1990-х у этого стратегического партнерства начались перепады. Отношения пошли на спад при аятолле Хомейни. Ухудшение последовало и в период оккупации СССР Афганистана и двух войн с Чечней. Впрочем, чаще отношения Москвы и Тегерана были на подъеме, поскольку обе страны пытались противодействовать агрессивной политике США в Персидском заливе и на Каспии. С конца 1990-х гг. в центре российско-иранского сотрудничества оказалось техническое содействие Москвы иранскому ядерному проекту.
Бушер и ядерная проблема
Краеугольный камень российско-иранского сотрудничества в атомной сфере – АЭС «Бушер». Контракт на строительство станции оценивается в 800 млн. долл. Теоретически после завершения «Бушера» могут появиться новые проекты.
Присутствие около 1 тыс. российских и украинских инженеров и техников в Бушере свидетельствует о масштабах оказываемого содействия. «Человеческий фактор» – передача технического ноу-хау российскими специалистами новому поколению иранских атомщиков – рассматривается как наиболее серьезная угроза безопасности. Параллельно опасность исходит из России – ввиду слабого экспортного контроля над технологиями двойного назначения. Небольшие российские НИИ, поддавшись соблазну наживы и обходя закон, очевидно, могли бы помогать Ирану получать технологию двойного назначения.
Российское правительство всегда объясняло свое развитое техническое сотрудничество с Ираном уверенностью в том, что ядерные амбиции ИРИ носят мирный характер. Москва также не отрицала, что ведет дела из собственных соображений. Позиция России (так же как и подход США) не основывается исключительно на том, насколько Иран следует букве Договора о нераспространении ядерного оружия. Скорее берется во внимание оценка угрозы, исходящей от Тегерана. У России есть опасения в связи с распространением ОМУ, и не в ее интересах появление у Ирана ядерной бомбы. Даже при имеющихся в наличии у иранцев сейчас средствах доставки иранские ракеты могут поражать в случае необходимости цели на юге РФ.
Отметим, что Россия выполняла не все запросы Тегерана: в 1990-х Москва отказалась поставить мощный реактор на тяжелой воде и газовые центрифуги, а в 2001 г. – противовоздушные ракеты. В более широком контексте исламизация партизанского движения в Чечне и опасения терактов, организованных с Ближнего Востока, в крупных российских городах означают, что восприятие Ирана в России изменилось. Теперь в Москве считают, что иранская угроза направлена не исключительно против США и Израиля, но и против внутренней безопасности России. Растущая тревога в Москве относительно возможного превращения Ирана в ядерную державу свидетельствует, что РФ все сложнее уравновешивать свои коммерческие интересы и соображения безопасности.
Россия как посредник
Россия согласна в собственных интересах дружить и с Западом, и с Ираном. Хотя приближающийся шторм подталкивает ее сделать четкий и необратимый выбор между Ираном и возможной, пусть непрочной, западной коалицией. Россия считает, что решение проблемы надо искать через МАГАТЭ. Она не хочет прибегнуть к вето в СБ ООН, но и не желает поддерживать новую резолюцию Совбеза. Впрочем, в России понимают, что от новой резолюции скорее всего нельзя уклониться. И поэтому она будет добиваться максимально размытых формулировок, которые, как она надеется, позволят избежать какой бы то ни было ссылки на экономические и силовые карательные меры. Создавшаяся сложная ситуация дала России еще один шанс доказать свои способности как ведущего игрока на международной арене.
России хочется создать впечатление собственной влиятельности. Эта амбиция практически воплотилась, когда в феврале этого года Москва предложила Ирану обогащать уран на российской территории, обеспечивая строгий контроль за материалами двойного назначения. Евротройка и США сигнализировали, что такая договоренность вполне приемлема. Но Иран отклонил ее, заявив, что в этом случае ему могут перекрыть поставки топлива для АЭС.
Российская и иранская стороны не смогли договориться о месте обогащения урана в феврале 2006 г. Но, согласно некоторым данным, переговоры тогда вышли за рамки ядерного вопроса: обсуждалось энергетическое сотрудничество в целом. В частности, звучало предположение, что РФ пыталась убедить Иран отказаться от полного топливного цикла, обещая ему взамен сразу несколько реакторов. Второе решение, предложенное Россией, – это создание международного центра с привлечением Ирана для содействия странам в получении ядерной энергии. Но эта идея не нашла отклика ни в Иране, ни на Западе.
Попытки российских властей переубедить Запад в лучшем случае были неубедительными. В 2005 г. президент Путин после встречи с Хасаном Рохани в Москве заявил, что последние шаги, предпринятые Ираном, убеждают, что тот не намерен производить ядерное оружие. Эта встреча закончилась подписанием соглашения о поставках российского топлива для «Бушера».
Позднее министр обороны Сергей Иванов попытался убедить Запад, что Иран обладает лишь ракетами средней дальности. А глава МИДа Сергей Лавров утверждал, что Запад чрезмерно раздувает вопрос о ядерной программе Ирана. Наконец, руководитель Росатома Сергей Кириенко говорил, что заявление Ирана об одностроннем обогащении урана до 3,5% было ожидаемым и не вызывает опасения. Для оружейных целей требуется обогащение до 80%.
Однако, несмотря на все доводы, Кремль все больше тревожит жесткая позиция Ирана после прихода к власти Махмуда Ахмадинежада в целом, и в частности – после заявления ИРИ об успешном обогащении урана. Некоторые российские чиновники нижнего звена даже заговорили об экономических санкциях. В случае вооруженного конфликта Россия четко дала понять, что будет сохранять нейтралитет. Москва выступает за политическое решение.
Неядерные вопросы
Продажа оружия; торговля, в том числе нефтью и газом; делимитация Каспийского моря; транспортные пути, отношения с Израилем и более широкие стратегические геополитические соображения – все это часть сложных российско-иранских отношений. Россия – второй по величине поставщик вооружения в мире после США. В 1990-х, когда РФ нуждалась в твердой валюте, ее оружейные контракты с Ираном играли серьезную роль в отношениях. Отказ Путина от договоренностей Гор–Черномырдин 1995 г., согласно которым Россия обещала больше не продавать оружие иранцам, возвестил о начале более самоуверенной политики Москвы и конце недолгого сотрудничества с Западом по вопросам безопасности после терактов 11 сентября.
Россия участвует в газоразведке на юге Ирана, спутниковой программе страны. Есть проекты в гражданской авиации в Иране. В результате в 2005 г. взаимный товарооборот составил 2,4 млрд. долл. Позиция Ирана по Каспийскому морю (Тегеран, владея лишь 13% береговой полосы, требует равного раздела, то есть одной пятой части территориальных вод и прав на добычу энергоресурсов) никогда не будет принята Москвой. Россия по этому вопросу лучше договаривается с тремя другими государствами, омываемыми Каспийским морем.
Транспортные пути очень важны для российско-иранского взаимодействия. РФ хочет получить прямой выход к Персидскому заливу и инвестирует в строительство железной дороги через Азербайджан на север Ирана и далее до города Казвин. В Москве надеются, что эта ветка принесет миллиардные доходы обеим странам.
Не следует между тем забывать, что в Израиле живут свыше миллиона русскоговорящих. Это вносит разнобой во внешнеполитический курс Москвы в отношении Ирана. Однако старые стратегические привычки отмирают с трудом. По-видимому, самый весомый мотив, определяющий отношения сотрудничества между российскими властями и Ираном, восходит к холодной войне. Это отчаянная попытка Москвы предотвратить собственное вытеснение из региональной повестки безопасности на Ближнем Востоке и противодействовать растущему американскому (а местами – турецкому) влиянию на Ближнем Востоке, в Центральной Азии и Закавказье.
Международный консенсус, при котором все терпели российско-иранское ядерное сотрудничество, теперь вряд ли сохранится. Но Россия – это ключевой фактор иранских ядерных амбиций: у иранцев нет иного реального источника содействия их ядерной энергетике. С этим расчетом и несмотря на разнородность взглядов, Россия вот-вот может решить, что издержки поддержки Ирана начали перевешивать доходы. Тем не менее Москва может также продолжить посылать Тегерану подбадривающие сигналы и постараться сохранить ядерные контакты в тайне или на низком уровне. А в случае очень серьезного кризиса Россия может просто попытаться восстановить отношения с Ираном позднее.
Лондон
Дарья Гармоненко