Президент Ирана Махмуд Ахмадинежад посещает АЭС в Бушере.
Фото Reuters
Пути России и Ирана и прежде не очень совпадали, а теперь и вовсе могут разойтись. Со времен покойного имама Хомейни уже в течение 36 лет Москва придерживалась линии на отказ от прямой критики иранских властей. Даже когда иранские революционеры, нарушив международные нормы, захватывали в заложники дипломатов (1979 год) или иранские лидеры выступали с грубыми угрозами в адрес тех или иных стран (прежде всего Израиля и поддерживающих его США), отечественные политики старались придать своим заявлениям максимально корректную форму.
Россия не хотела провоцировать Иран. Дипломаты проявляли понимание иранской специфики, особенностей восточной политической стилистики и менталитета. Иран, по сути дела, теократическое государство. В идеологическом отношении оно сильно напоминает нам нас самих – только в ХХ веке. Примерно таким и был Советский Союз в годы сталинизма.
Вот почему, думаю, когда россияне осуждают Иран, их осуждение сильно смягчается сочувствием к иранцам, пониманием всех сложностей да и опасностей перехода от диктатуры к более мягким формам правления. Мало кто в нашей стране разделяет официальную идеологию Тегерана, и поборников идеи насильственно образумить иранцев при помощи бомбардировок и военного нападения во имя демократизации среди россиян не много. Авантюризм политики насильственной демократизации кажется очевидным по меньшей мере половине самих американцев. Вовсе не странно, что и у русских он не встречает понимания.
«Второго Ирака» у южных берегов Каспия в Москве не хотят. Этого не хотят и в странах Европейского союза – не случайно до последнего времени страны ЕС выступали за переговорное решение вопроса о ядерной программе Тегерана. России, правда, эта программа в коммерческом отношении очень выгодна. Недаром подсудный ныне бывший министр по атомной энергии Адамов был одним из самых горячих и влиятельных сторонников российско-иранского проекта строительства иранской АЭС в Бушере. Его преемники энтузиазм своего предшественника разделяют.
Так и формировалась российская политика в отношении Ирана – под влиянием двух групп, проиранской в лице сторонников коммерческих сделок с Тегераном и антиамериканской, члены которой выступали за развитие связей с Ираном в пику американцам и их политике на Ближнем и Среднем Востоке.
Иранцы мотивы российской политики отлично понимали. Они умело играли и на желании Москвы уклониться от поддержки антииранского курса Вашингтона, и на разногласиях США с Евросоюзом из-за тактики диалога с Тегераном. И даже на стремлении Китая (который получает из Ирана 10% нужной ему нефти) оградить Тегеран от угрозы войны с Соединенными Штатами.
Иранский лидер, спору нет, фигура колоритная. Он сочетает в себе одновременно и американца Рейгана, и северокорейца Ким Чен Ира. От первого он воспринял дерзость, драчливость и талант блефовать. От второго – дар шантажировать «друзей» так же беззастенчиво, как и «врагов». Похоже, ни тех, ни других у иранского лидера нет – одни только интересы, так что цинизмом он похож еще и на записного британца, каким был лорд Пальмерстон. В общем, смесь горючая и обнаруживающая самые неприглядные стороны традиционной дипломатии.
Иметь дело с таким партнером – головная боль для всех: россиян, американцев, китайцев и европейцев. При этом Россия и Китай все-таки хотят компромисса с Тегераном, Евросоюз надежду на такой компромисс, кажется, потерял, а США компромисса в сущности не хотели.
Если в Вашингтоне чего-то и хотели – так это не компромисса, а международной коалиции (в идеале вместе с государствами Европы, Россией и, если получится, с КНР) против ядерной программы Тегерана. Ирония ситуации – в том, что американцам создать такую коалицию не удалось. Глупость – в том, что она сама почти сложилась благодаря непримиримости иранской политики. Может быть, собственный талант иранского лидера как раз в том и состоит, чтобы ссориться со всеми и не вовремя.
Ситуация накалена. Кануном войны это не назовешь, но дипломатическая изоляция Ирана налицо, хотя Москва и Пекин все еще без особых надежд пробуют образумить иранских коллег. Те, однако, отказываются понимать главное: чем меньше шансов у двух (России и Ирана) или трех (России, Ирана и Китая) стран договориться между собой мирно и во благо всем, тем вероятней немирное развитие событий, центральное место в которых может занять американская военная машина. Продолжается крайне опасная игра – в истории международных отношений это называлось балансированием на грани войны.
Война США против Ирана затронула бы интересы безопасности России. Но эти интересы пострадают и в случае появления у Ирана атомной бомбы. В Иране на вторую часть этой сложной формулы закрывают глаза. Если компромисс по проблеме обогащения не будет найден, России скорее всего придется в той или иной форме примкнуть к Соединенным Штатам и Евросоюзу для совместной выработки средств согласованного давления на Тегеран.
Интересам безопасности России противоречит именно война США против Ирана. Однако помимо войны существуют иные достаточно мощные инструменты воздействия на опасные для России страны, одной из которых сегодня становится Иран. Похоже, руководство Ирана в оценках ситуации все-таки сильно ошибается.