Сергей Маркедонов 2005 год стал в определенном смысле поворотным пунктом в российской политике по отношению к непризнанным республикам на территории бывшего СССР. В ушедшем году после долгих препирательств Кремль согласился на грузинский план урегулирования конфликта между Тбилиси и Цхинвали и на «дорожную карту» Виктора Ющенко по разрешению приднестровско-молдавского противостояния. Впервые с 1991 года Москва так четко продемонстрировала городу и миру, что более не является эксклюзивным держателем пакетов политических акций в самопровозглашенных постсоветских образованиях. Теперь она имеет такой же голос и такое же равное право что-то предлагать и с чем-то спорить, как США и другие государства – участники ОБСЕ. Российскому доминированию в «СНГ-2» приходит конец.
На абхазском направлении таких знаковых «компромиссов» в 2005 году зафиксировано не было. Однако после неудачных попыток навязать абхазскому социуму на президентских выборах в конце 2004 года своего кандидата Рауля Хаджимбу Москва так и не смогла выстроить нормальные отношения с администрацией нового президента непризнанной республики Сергея Багапша. «Комплекс Хаджимбы», который можно трактовать как политический шок и обиду, весь год заставлял Кремль игнорировать Абхазию. За это время жители республики, 90% которых давно имеют российские паспорта и до сих пор этим довольствовались, получили удостоверения «граждан Абхазии». При этом свою трактовку грузино-абхазского и грузино-осетинского конфликтов Москва так и не смогла навязать ни США, ни Евросоюзу. Более того, творцы российской внешней политики даже не попытались дать интерпретацию этих конфликтов внутри страны с точки зрения национальных интересов. Можно констатировать, что узкая специализация государственной политики по принципу «Южная Осетия и Абхазия – это политика внешняя, а Северная Осетия и российский адыгоязычный Кавказ – политика внутренняя» оказалась неэффективной. Тем более что во Владикавказе и Майкопе (а также в Магасе и Нальчике) с таким разделением не согласны. Это несогласие имеет глубокие корни, его нельзя устранить путем смены региональных элит, и в этом – залог превращения внешнеполитических проблем в проблемы внутриполитические.
Нагорный Карабах – отдельная история. Сами лидеры этого непризнанного государства скептически относятся к институционализации «СНГ-2» как некоего «антиГУАМа». В отличие от Приднестровья, Южной Осетии и Абхазии Степанакерт давно проводит диверсифицированную внешнюю политику, не привязанную только к России. Но заинтересованности в развитии отношений с НКР не проявляют и в Кремле. Республика не граничит с Россией. При известной близорукости это безразличие можно трактовать как образчик прагматизма. Правда, в День республики 2 сентября 2005 года руководство НКР поздравили 40 американских конгрессменов – и ни один российский законодатель. Российский бизнес также фактически не присутствует в Нагорном Карабахе, самой экономически развитой из непризнанных республик.
Очевидное снижение российского влияния в Абхазии, Приднестровье и в Южной Осетии – объективное и, увы, закономерное следствие отсутствия внятной стратегии по отношению к непризнанным образованиям. Количество рано или поздно должно было перейти в качество, и к началу 2006 года это случилось. Хуже другое. «Сдача» Южной Осетии и ПМР – это не часть какого-то стратегического плана «отхода и сосредоточения». Это – политический аутизм, отказ от любых возникающих острых проблем.
До недавних пор «СНГ-2» считалось вотчинной территорией российской дипломатии и российских спецслужб. Между тем даже беглого анализа постсоветской политики России на «непризнанном направлении» достаточно, чтобы отвергнуть подобный тезис. Или по крайней мере существенно его скорректировать. Строго говоря, внятной и осмысленной политики на этом направлении у Москвы никогда и не было.
За минувшие 15 лет заверения в поддержке Сухуми и Тирасполя не раз перемежались с тезисами о признании территориальной целостности Грузии и Молдавии. Абхазия неоднократно переживала со стороны России блокаду. При этом никаких проектов демократического освоения «СНГ-2» из Кремля не поступало и не поступает. За 15 постсоветских лет Москва так и не смогла перестроить свою политику по отношению к непризнанным образованиям в соответствии с нормами современного политического языка, понятного в Вашингтоне и в Брюсселе. Очевидно, что проектами по воссозданию сверхдержавы там никого не подкупишь. А идею демократизации «СНГ-2» Кремль бездарно отдал на откуп Кишиневу и Тбилиси. Взамен Россия получила роль воришки, стесняющегося кражи чужого добра. И эту роль мы выбрали сами. Вместо того чтобы исправлять последствия «преступной сталинской национальной политики», бороться с «малым империализмом» и подавлением этнических меньшинств и миноритарных языков, Россия увлеклась иллюзией былого величия. То есть закрылась в глухой и безынициативной обороне.
В 2004 году даже непризнанная Абхазия показала спрос на новую несоветскую лексику и риторику. Между тем Кремль, формирующий запрос на советскую ностальгию у собственных граждан, не в состоянии укреплять демократию ни просто в СНГ, ни в «СНГ-2». Отсюда – диверсификация политики непризнанных государств, которая именно в ушедшем 2005 году приобрела принципиально новый характер. Теперь непризнанные республики все более апеллируют к косовскому казусу и формуле «права и свободы взамен на статус и признание». В декабре 2005 года в Женеве на представительной конференции «Мультикультурализм и этнонациональное развитие» приняли участие представители не только Нагорного Карабаха, но и других самопровозглашенных республик. К европейским ценностям апеллирует и абхазская дипломатия, а руководство ПМР смогло привлечь на парламентские выборы депутатов польского Сейма, которые высоко оценили электоральные процессы на левом берегу Днестра. Теперь непризнанные демократизируются сами, без российской помощи.
Далеко не факт, что этот процесс будет происходить параллельно с их инкорпорированием в состав признанных ООН образований. В непризнанных республиках есть свои политические, общественные институты, силовые структуры, внутренняя легитимность, национально-исторический миф. И они во многом могут существовать без российской помощи. Но внутриполитическое развитие самопровозглашенных республик – отдельная история.
