Артем Мальгин
Участники московского саммита весьма уверенно смотрят в будущее.
Фото Александра Шалгина (НГ-фото)
Несмотря на крайне неблагоприятное информационное поле, саммит Россия–ЕС 10 мая завершился вполне конкретными и ожидаемыми результатами – были подписаны «дорожные карты» по четырем общим пространствам. Наверное, это событие можно было бы считать этапным, стоящим в одном ряду с Соглашением о партнерстве и сотрудничестве 1994 г., Стратегией ЕС в отношении России и «ответной» Стратегией России, обмен которыми состоялся в 1999 г., хотя есть целый ряд аргументов, говорящих и об обратном.
Хотя бы тот факт, что выход на эти документы занял целых два года. Другое дело, что потенциально успешная реализация содержания карт может затенить этот факт. Действительно, впервые после СПС Россия и ЕС определили обширный, хотя и весьма неравномерный список своих приоритетов и направлений работы. В случае реализации всего запланированного, прежде всего в рамках Общего экономического пространства, можно говорить о наличии как минимум статуса ассоциации в отношениях России и ЕС. При этом ассоциации предельно высокого уровня, который в свое время для таких стран, как Греция, Испания, Португалия, был переходным к полноправному членству в Европейских сообществах. Можно это также сравнить и с тем списком aquis communoutaire, представленным для освоения странам ЦВЕ.
Карты внутренней, внешней безопасности и гуманитарного пространства еще больше подчеркивают стремление к зрелым отношениям. Однако во всех этих концепциях не хватает «малого» – цели. Непонятно, к чему мы будем двигаться, преодолевая различные пункты, отмеченные на «картах». Неясен темп нашего продвижения, слабо обозначены его промежуточные вехи. Все это традиционная болезнь российской политики на европейском направлении – мы не знаем, чего хотим стратегически. А если и знаем, то скрываем и боимся это закрепить документально. Если мы искренне верим в желательность и возможность выполнения намеченного, то стоило бы записать это в соответствующих документах. Например, в Послании президента Федеральному собранию. Или же следует обновить упоминавшуюся российскую Стратегию по развитию отношений с ЕС, вычеркнув из нее слова о том, что мы «в обозримой перспективе не стремимся к отношениям ассоциации». Готово ли к этому российское внешнеполитическое сообщество, прежде всего психологически? Преддверием ответа должна стать широкая по охвату и целенаправленная по тематике дискуссия. После того как ответ мы дадим себе (надеюсь, что он будет утвердительным), подобный вопрос может быть поставлен и перед ЕС.
Следует также понимать, что период ответов-вопросов вряд ли стоит затягивать. Хотя бы потому, что в 2007 году истекает срок действия старого СПС. Приступать к переговорам о новом соглашении без «идеологической ясности» вряд ли разумно. Паллиатив продления СПС или нахождение юридически невнятной формулы очередного «партнерства» также не решит долгосрочных проблем. На фоне паллиативов в качестве базового документа «дорожные карты» будут выглядеть примерно как Римская декларация 2002 г. между Москвой и НАТО, которой мы «обновили» отношения с альянсом, опирающиеся на изначально слабый Основополагающий акт 1997 г. Не следует это воспроизводить на гораздо более важном треке европейской политики. Кстати, параллели «карт» и российско-натовских документов проявляются и в том, что ни те ни другие не носят юридически обязывающего характера. А это означает, что возможная реализация положений «карт» плохо вписывается в механизмы европейской и российской бюрократии, что, в свою очередь, будет требовать огромной дополнительной распорядительной и нормотворческой активности.
Ни «карты», ни сам контекст саммита, на котором они были приняты, к сожалению, не дали ответа на такой обостряющийся вопрос: как европейские страны СНГ, прежде всего Украина, будут включены в пространства экономического и внешнеполитического взаимодействия России и ЕС. Отсутствие такого ответа – вполне объяснимый шаг сторон, утомленных долгими переговорами, но очевидно, что этот сюжет будет реально корректировать двусторонние отношения Москвы и Брюсселя. При этом корректировка будет происходить безотносительно к тому, насколько радикален или лоялен Киев (а потенциально также Минск и Кишинев) в отношении Москвы.
На настоящий момент реальная польза «карт» состоит в том, что они, во-первых, дали очередной политический импульс отношениям Москвы и Брюсселя. После годового охлаждения в отношениях это важно. Во-вторых, «карты» вчерне определили будущие пункты повестки переговоров по новому соглашению между Россией и ЕС, создав необходимый дипломатический задел. Срок их жизни при оптимистичном сценарии быстрого выхода на новое соглашение Россия–ЕС может оказаться недолгим – до 4 лет. В этот срок «карты» должны быть максимально отработаны, с тем чтобы следующий этап повестки отношений Москвы и Брюсселя формировался на основе плотной сети секторальных, технических соглашений, минимальных общих стандартов и понимания цели дальнейшего движения.
В-третьих, «карты», при их соответствующей внутриполитической подаче, могут стать серьезным фактором динамизации российских реформ – от антимонопольного регулирования до уголовно-процессуального законодательства. Может, это сравнение кому-то покажется обидным, но этот процесс мог бы напоминать то, что сейчас происходит в Турции. Вместе с тем позиция России в этой ситуации была бы более выгодна – нам не нужно бороться за место в ЕС, а значит, и степень уступчивости по действительно принципиальным вопросам у нас была бы значительно ниже.
