Константин Воронов США с освеженной администрацией после недавних выборов, новая разросшаяся НАТО плюс бурная экспансия Европейского союза после майского создают неизведанные доселе стратегические рамки для России. Novus ab integro nasticur ordo! Каково же будет место РФ в этом новом миропорядке?
Интеграция России с Западом имеет жизненно важное значение для обеих сторон. Она нужна Америке и Европе в качестве союзника (понимаемого каждой по-своему), чтобы вместе успешно отвечать на вызовы XXI в. Обычно считают, что наша страна, утратившая прежний державный статус, борется за свое место в глобализирующемся мире, который ныне энергично и настойчиво формирует единственная сверхдержава – США. В военном отношении новая Россия – относительно слабая величина, хотя это не создает для нее жестко «проблему безопасности», а скорее ставит «проблему влияния». Предположение, будто в современном мире, чтобы выжить, нужно успешно завязать свою внешнюю политику на деятельность международных организаций, также далеко не очевидно. С исторической точки зрения, нынешний мировой порядок все еще носит черты Вестфальской системы, установленной мирным договором 1648 г. Стремясь избежать повторения Тридцатилетней войны, в которой были убиты из-за религиозных распрей почти 30% жителей Центральной Европы, правители основали международный режим, который зиждился на военном балансе сил. Контроль суверенных государств – только в рамках государственных границ и невмешательство в происходящее за этими рубежами.
События 11 сентября 2001 г. ознаменовали конец подобного положения. Угрозы теперь исходят не только от действий других государств; они могут возникать из-за акций групп лиц, действующих на территориях суверенных стран и преследующих цели, которые превосходят намерения их самих. Стратегии эпохи холодной войны стали, мягко говоря, неэффективны. В Вестфальской системе баланс сил мог быть нарушен только завоеванием, подавлением другого государства. В мире мегатеррора и расползающегося ОМП баланс сил может быть разрушен событиями, раскручивающимися полностью в пределах национальных границ. Соединенные Штаты вступили в эпическую борьбу, которая, по их мнению, является определяющей для будущего всего человечества, а большинство стран Европы занялись собственным проектом – созданием Евросоюза, базирующегося на принципе передачи национального суверенитета наднациональной структуре. В рамках этих расходящихся глобальных доктрин ведущих западных партнеров и приходится сейчас определяться Москве.
Концепция упреждающих действий Вашингтона неизбежно ведет к столкновению между новой реальностью и традиционными представлениями о международном порядке. Претворяемая в жизнь посредством силы и сопровождающаяся подавляющим военным превосходством Соединенных Штатов доктрина «Pax Americana» вызывает у одних опасения, а у других – растущее сопротивление. Тот политический мировой порядок, который представляют США, совершенно иной, чем у европейцев. Отсюда разногласия, связанные с унилатерализмом и мультилатерализмом. Если первый облекает цель в ощущение особой национальной миссии, то второй низводит эту задачу к требованию формального консенсуса. Какими бы важными ни были региональные кризисы – Ирак, Большой Ближний Восток, Северная Корея, – они кажутся карликами в сравнении с фундаментальным изменением баланса сил в рамках мировой системы. Вашингтон, разумеется, будет продолжать мыслить и действовать однополярно, а Париж, Берлин, Москва, Пекин и Дели – с точки зрения многополярности. Эпицентр американских стратегических интересов смещается из Европы в сторону Южной Азии, что повлияет, в частности, на характер дислокации вооруженных сил США. Соединенные Штаты проводят свою политику так или почти так, как это делали суверенные государства Европы в XIX и первой половине XX в. Европейские нации, которые изобрели концепцию нации-государства, сегодня стремятся передать свой суверенитет Европейскому союзу, который пока еще не обладает традиционными атрибутами государства. Они оказались на полпути между собственной историей и будущим, контуры которого пока еще неясны и только вырисовываются.
Принято считать, что ЕС со временем станет своего рода противовесом США, а ведущие державы Евросоюза посредством ОВПБ/ЕПБО сформируют его лицо как самостоятельного центра силы. Сила будущей сверхдержавы ЕС, которая сбалансирует другую силу, предполагает наличие именно такого же типа противосилы. Или же не будет никакого баланса. Данный аргумент покоится также на допущении, что глобальная политика распространяется в качестве стандартных правил игры повсеместно. Это, мягко говоря, – проблематично. Идея баланса сил в полной мере подходит для традиционной силовой политики, но не распространяется напрямую, видимо, на постсуверенные гособразования типа Евросоюза. Прошедшее расширение ЕС привело, например, к относительному возрастанию его геополитического веса за счет приращения 10 малых стран, то есть количества населения и других параметров, а не чисто военной силы.
Пойдут ли Соединенные Штаты и Европа навстречу друг другу или дальше будут идти каждый своим путем? Нынешние расхождения трансатлантических союзников отражают, таким образом, не только их тактические разногласия, а системную разницу подходов в отношении будущего миропорядка. Если позволить обобщения, то Евросоюз следует постсуверенной логике, не соответствующей Вестфальской системе, поскольку держится вместе не столько на силе, а благодаря общим нормам и ценностям. Такому порядку не нужны в качестве фундамента принципы суверенитета, а как легитимное основание – только общие ценности и интеграция. Но целями и его политики и его деятельности неизменно остаются все те же, как и у США и других субъектов мировой политики.
Желание отбросить международное право, проводить агрессивную внешнеполитическую стратегию с целью смены неугодных режимов, энтузиазм при применении вооруженных сил для вмешательства в дела других государств, показывают, что Вашингтон, особенно после 11 сентября 2001 г., совершенно по-иному относится к мировой системе, чем ЕС. Там, где США своей новой военно-политической стратегией опрокидывают принципы международного правопорядка, Евросоюз, напротив, пытается создать своей внешней стратегией систему, основанную на общей дипломатии, активности ООН, международном праве. То, что ранее было характерно для европейской стратегии – баланс сил, – в сегодняшнем ЕС заменено некой гомогенной интеграционной логикой, вращающегося вокруг некоего ядра, олицетворяющегося Большим Брюсселем. Логика курса Евросоюза принижает военную силу, рассматривает ее как относительно малопригодное средство в нынешней мировой правовой системе. А Соединенные Штаты, напротив, продолжают рассматривать набор силовых средств в качестве эффективных политических рычагов, исповедуя логику Вестфальского мирового порядка. Короче говоря, разница между США и ЕС именно в том, что первый актор следует логике имперскости и великодержавия, а второй – инстинкту малых стран, поведению осторожности и компромисса. Исходя из своей логики американское руководство разделило весь мир на союзников и друзей, при этом условия для многих из них будут менее безопасны, чем при схеме ЕС. В некоторых ситуациях при таких условиях ясно, что России будет спокойнее с европейцами, чем с янки. Хотя, с другой стороны, в основе нынешних расхождений РФ с Евросоюзом лежит подчас разное понимание некоторых ценностей. Россия вынуждена укреплять свою государственность путем жесткой централизации власти и консолидации общества. Европейские страны, наоборот, шаг за шагом отказываются от идеи и прерогатив национального государства, передавая их некоему центру в Брюсселе.
Принципиальный вопрос: как избежать ущерба, возможных потерь для России при расхождении ее интересов безопасности, обусловленных борьбой с терроризмом вместе с США, и сохранением расширяющихся обширных связей, завязанных на ЕС, при намечающейся принципиальной расстыковке в долгосрочном плане трансатлантических союзников? Несоблюдение продуктивного баланса может привести к непредсказуемому коллапсу. Особенно это и вероятно, когда США и Европа пойдут каждый своей дорогой (как случилось, например, в начале войны в Ираке). Для России важны не только тактика и дипломатическое маневрирование, а именно принципиальный стратегический выбор: в каком мировом порядке она хочет жить – вместе с более имперскими США или в будущей поствестфальской модели ЕС. Насколько Москва и другие акторы смогут повлиять на формирование будущего «еще суровей и угрюмей» мирового порядка? Условия для деятельности в той или иной системе даже для такой крупной державы, как Россия, – совершенно иные. Трудно, если не сказать проблематично, вычислить итоги такого выбора. Но он, безусловно, будет связан с тем национальным проектом – системой целей и госидеологией, который должна выработать для себя наша страна.
Дарья Гармоненко