Алексей Богатуров Победа республиканцев скорее всего в ближайшей перспективе может облегчить положение России в отношениях с Западом. Вашингтонские лидеры настроены продолжать наступательную политику вообще и в материковых пространствах Евразии в частности, а с этой точки зрения взаимопонимание с Москвой представляет собой для США определенную ценность. Значит, уместно ожидать, что российско-американские отношения как минимум сохранят присущую им «динамическую стабильность» на базе формулы «agree to disagree» – то есть согласия России и США не соглашаться друг с другом по конкретным проблемам, но при этом сохранять взаимную ориентацию на согласование позиций и сближение. Не «дипломатия Путина» эту формулу изобрела, но грамотно пользоваться ею российские дипломаты научились при Путине. Расхождения, стало быть, проявляться будут, но до разрыва или скандала противоречия будут стараться не доводить. В общем, реалистично и осмотрительно – тем более что фактор личной дружбы двух президентов все-таки приятную остроту новизны неизбежно должен терять, а вместе с ней – как знать – и роль палочки-выручалочки в двусторонних отношениях.
Особенно если вместо «умягченья злых сердец» в окружении переизбранного американского президента, как на то уповала часть аналитиков в США и России, реорганизация вашингтонской команды к концу января обернется возвращением Буша к политике односторонности, основанной на использовании военной силы как «рядового» инструмента достижения политических и дипломатических целей. В Кремле это, конечно, тоже примечают. Президент Путин другу Джорджу не преминул выказать свою приязнь на саммите АТЭС, но за несколько дней до поездки в Сантьяго не позабыл заявить об успехах в ядерной сфере.
Американцы сигнал уловили, хоть не похоже, чтобы он их смутил. Судя по заявлениям, команда Буша твердо настроена проводить активную и напористую внешнюю политику. Эпитеты вроде «осмотрительная» или хотя бы «ответственная» применительно к внешней политике из лексикона республиканцев ушли давно. Неясно, победит ли Буш терроризм, как победил коммунизм республиканец Рейган. Но ясно, что быть республиканцем Никсоном, который «вытащил» Америку из «болота Вьетнама», он не стремится.
«Время Буша» напоминает времена Никсона другим. При Никсоне почти на десять лет попавшая в войну Америка впервые в ХХ веке испугалась за либеральные основы своего строя. Никсона посчитали «имперским президентом» и быстро нашли способ сместить его посредством уотергейтского скандала и импичмента. Сегодня «двойная победа» республиканцев (на президентских выборах и в Конгрессе) в сочетании с авторитарным стилем поведения американского руководства снова заставляет либералов серьезно сомневаться в прочности либеральных оснований американской внутренней и вообще любой политики. Но сплоченного и достаточно сильного «ядра в защиту либерализма» в Америке, как показали выборы, нет. А это предмет напряженного внимания для иностранных наблюдателей.
Антиамериканизм сегодня распространился так широко, как никогда ранее. При этом он парадоксальным образом сочетается с сознательным или подсознательным желанием стран, народов, лидеров в чем-то уподобиться США и американцам. Страдают от американизма рядовые граждане США, которые впервые по меньшей мере за полвека стали сталкиваться с проявлениями недружелюбия и даже враждебности не только в странах Латинской Америки, Африки и Азии, но и в, условно говоря, «белых» странах Европы, включая Францию, Ирландию, Бельгию, Италию, Испанию, Россию.
Иракская война испортила репутацию Америки больше, чем вьетнамская, сообразно тому, насколько богаче и влиятельней тогдашнего Вьетнама стали сегодняшние арабо-исламские страны и соответствующие сообщества в разных государствах мира, включая сами Соединенные Штаты. Американское руководство лишь недавно обратило внимание на «образ Америки» за рубежом и стало предпринимать хоть какие-то «пиаровские» шаги для его улучшения.
Но какая «политическая косметика» сможет помочь, если администрация Буша на самом деле возьмется осуществлять, например, те угрозы, которые высказывались неоднократно в адрес Ирана и/или Северной Кореи? На встрече в Чили Путин и Буш, судя по комментариям первого, нашли между собой больше общего, чем различного во взглядах на проблемы нераспространения ядерного оружия. Но Россия и прежде всегда в принципе выступала, как и США, за нераспространение ОМП. Москва и Вашингтон довольно резко расходились в другом: во-первых, в оценке реальной угрозы распространения в связи с экспортом конкретных видов техники и технологии двойного применения в некоторые «ненадежные» страны, а во-вторых, во взглядах на уместность мер силового воздействия США на те из «ненадежных» государств, которые находятся близко от российских границ.
Москва была против нападения США и Британии на Ирак. Но интересы безопасности России это нападение, строго говоря, непосредственно не затрагивало. КНДР – страна, граничащая с Россией, так же как и Иран, хотя с последним граница проходит по Каспию. При этом на территории Северной Кореи имеется, как о том сообщается в западной печати, ядерное взрывное устройство, возможно, не одно. Объективно это придает любому потенциальному конфликту с участием КНДР ядерное измерение, что прямо затрагивает интересы безопасности России. В этом принципиальная разница между перспективами развития ситуаций вокруг Ирана и КНДР, с одной стороны, с «иракским прецедентом» – с другой.
Политическая ситуация в Вашингтоне заставляет размышлять о неприятном. Через 18 месяцев после начала авантюры в Ираке ситуация в этой растерзанной стране ближе к описанному в «НГ» год назад сценарию ее распада-раздела на три части (курдскую, шиитскую и суннитскую), чем к утопическим вариантам формирования правительства национального единства на основе «демократических» выборов. У госсекретаря США Колина Пауэлла достало выдержки отработать свой срок, проводя политику, с которой он был внутренне не согласен, и ума – чтобы снять с себя ответственность за ее продолжение.
Люди, которые в силу совершенно разных причин сочли лучшим остаться в «команде Буша», вряд ли не осознают почти непреодолимые сложности ситуации, с которой они сталкиваются в Ираке. Но именно ощущение ее безысходности способно спровоцировать американцев на эскалацию наступательности и реанимацию химерической доктрины «смены режимов», буквальное следование которой вполне способно подвести США к острой конфронтации с внешним миром, о которой все с радостью перестали думать полтора десятилетия назад.
Крайне сложно себе представить, чтобы Китай и Россия отнеслись к вероятности нападения США на КНДР с той же отстраненностью, которую они, называя вещи своими именами, продемонстрировали в ситуации вокруг Ирака в 2003 году. Не потому, что кому-то в Москве или Пекине симпатичен Ким Чен Ир, а потому, что пожар войны против него стал бы разгораться у самого порога «российского» или «китайского» дома.
«Идеальной разрядкой» ситуации теоретически мог бы стать «ливийский сценарий» для Ирана. Фатальная разница, однако, между Ливией и Ираном в том, что первой было, по сути дела, просто нечего показывать западным инспекторам, а иранская ядерная программа не миф, и она дорога тегеранским лидерам по многим соображениям – престижным, теолого-догматическим, идеологическим и военным. Капитуляции без боя от Тегерана в такой ситуации ждать трудно, а виртуозностью техники достижения компромиссов «по Киссинджеру» ни иранская, ни американская дипломатии сегодня не блещут.
Американцы не могут уйти из Ирака «с пустыми руками». Но попытка «замять» или компенсировать «безвыигрышное иракское дело», ввязавшись в военные авантюры в каких-либо других точках мира, вряд ли позволит сделать мир более прочным, а американское лидерство на основе силы менее неприемлемым.
