Мы привыкаем к иракскому конфликту. Так почти 60 лет тому назад мир въезжал в конфликт на Ближнем Востоке. Несколько раз из него пытались выбраться, но так и не выбрались. После скоротечной войны положение в Ираке внушало больше оптимизма, чем пессимизма, но, увы, с каждым новым терактом, который уже ассоциируется не с заурядным терроризмом, но с началом массированного сопротивления, оптимизм этот истощается. Все больше политиков и специалистов видят в Ираке долговременно негативный фактор мировой политики.
Подтверждение претензий
Геополитическое значение иракского конфликта исключительно велико. Для США оно связано с претензиями на единоличное лидерство, является доказательством того, что ради его достижения Америка способна идти на самые большие риски. Как отмечают в недавно появившейся книге «Эта война больше, чем война за Ирак» Уильям Кристол и Лоуренс А. Каплан, «миссия начинается в Багдаде, но там она не завершается. Мы стоим на пороге новой исторической эпохи... Речь идет не о будущем Ближнего Востока, не о войне с террором. Речь идет о той роли, которую США намерены играть в XXI веке». Да, окончательная победа Америки в Ираке завершает дебаты о том, является ли сегодняшний мир монополярным в военно-политическом отношении или еще нет. Однако именно эта окончательная победа в Ираке так и не достигнута.
Сопротивление нарастает и к тому же постепенно исламизируется. Теракты в Ираке планирует «Аль-Каида», нередко участвуют в них мусульмане из самых разных стран. Фактически здесь одна международная коалиция противостоит другой международной коалиции.
Не будь США единственной сверхдержавой, в конце концов можно было плюнуть и уйти из Ирака (не сегодня, не завтра, так послезавтра). Ведь рано или поздно американскому налогоплательщику надоест оплачивать демократизацию этой далекой страны.
Но не выйти Америке из Ирака. Во-первых, потому, что это было бы крахом всей формирующейся новой системы международных отношений, в которой именно она, Америка, занимает центральное место. Гипотетический уход из Ирака в глазах мирового общественного мнения выглядел бы заурядным бегством, признаком безответственности и слабости США.
Во-вторых, только в кошмарном сне можно представить, что случится в Ираке, когда оставшиеся без контроля извне местные группировки начнут внутренние разборки. Достаточно напомнить весьма непростые отношения между арабами и курдами, суннитами и шиитами и т.д. Вряд ли все это обрадует и соседей Ирака. На состоявшейся 14–15 февраля региональной конференции по проблемам безопасности и будущего Ирака ее участники требовали от США двух взаимоисключающих вещей: а) скорейшего вывода войск коалиции и б) гарантии с их же стороны безопасности и стабильности в самом Ираке и вокруг него. Словом, местные региональные элиты взваливать на себя ответственность за будущее Ирака не собираются.
В-третьих, Ирак не будет оставлен потому, что он изначально был фактором внутренней политики США. Кто бы ни сел в белодомовское кресло, ему придется добиваться на просторах между Тигром и Евфратом полноценной победы, хотя бы перелома событий (ситуация во Вьетнаме смотрелась проще – поражение не выглядело постыдным). Новому президенту придется нести ответственность за политику в Ираке перед обществом. В отличие, кстати, от кремлевской администрации, которая уже давно не отвечает перед российским обществом за то, что творится в Чечне.
Ход событий в Ираке сильно влияет на отношения между мусульманским миром и Западом, причем не только США, поскольку последним все же удалось сформировать весьма представительную – хотя бы по перечню стран – коалицию и действовать от ее имени.
Не хочется подробно останавливаться на таких банальностях, как нарастание взаимной отчужденности мусульманства и Запада, рост исламского экстремизма. Зато отметим, что «зависает» вопрос о перспективах демократизации мусульманского сообщества, что и вправду могло бы способствовать прогрессу мусульманского мира, а также улучшению его отношений с соседями.
Придя в Ирак, американцы в качестве главной своей задачи заявили создание гражданского общества, формирование демократических институтов. Кое-что в этом направлении ими было предпринято. В назначенный в июле 2003 г. Правительственный совет вошли практически все политические группировки, включая представителя Исламского движения да’ва (призыва) и чудом уцелевшей при Саддаме Хусейне Компартии. Временная администрация взялась за перестройку силовых структур, появилась свобода слова.
До образца свободы далеко
Однако общество по-прежнему глубоко расколото, сопротивление не прекращается. Страна нестабильна. И это, разумеется, не способствует тому, чтобы Ирак предстал пред очами изумленного мусульманского сообщества как пилотный образец на пути демократизации Большого Ближнего Востока. А времени для доказательства противного остается все меньше.
Улучшит ли ситуацию перенос на более ранний срок планировавшихся на начало 2005 г. выборов? Или их следует провести еще быстрее, на чем настаивает лидер иракских шиитов Али ас-Систани? Но по какой системе их проводить?
Тем временем Багдад, тот, который уже демократический, просит «вернуть» ему Саддама. Вашингтон дает добро на перевод бывшего диктатора из разряда военнопленного Америки в иракского подследственного. Возникает возможность организовать первый в мусульманском мире «нюрнбергский процесс». Ситуация атипична и может иметь непредсказуемые последствия.
С одной стороны, Хусейн понесет наказание за преступления непосредственно от имени своего народа. Но с другой – не поспособствует ли этот суд дальнейшему расколу среди иракцев? (Представьте на секунду, что в СССР принародно судят Сталина...) Правда, экс-президент еще долгих два года будет пребывать под американским присмотром. А за этот срок, если вспомнить мудрого Ходжу Насреддина, «или ишак сдохнет, или эмир».
Что делать при всех этих коллизиях России, которая оказалась на периферии «иракского вопроса»? Принять участие в борьбе за новую иракскую демократию она, конечно, не в состоянии. Не умеет, не может и не хочет. Поддерживать Штаты в рамках антитеррористической коалиции? И без нее вполне обойдутся. Не пускать туда чеченцев? Так ведь захотят – пойдут и поедут без спроса.
Видимо, Москве стоит позаботиться о том, чтобы хоть как-то да сохранить там свои конкретные корыстные интересы. Отсюда следует, что надо налаживать связи с новыми руководителями – заявление Алексея Кудрина о готовности списать 65 процентов от 8-миллиардного иракского долга весьма уместно. Восстановить, где возможно, экономические связи, в том числе в нефтедобывающей сфере (правда, последнее очень затруднительно), сберечь и «простимулировать» своих уцелевших сторонников среди новой элиты. Кстати, это вполне достижимо, поскольку среди высшей иракской номенклатуры осталось немало тех, кто мог бы на определенных условиях стать проводником российских интересов. Преувеличивать это обстоятельство не стоит, но и игнорировать его глупо.
Финал иракской драмы по-прежнему неясен ни для тех, кто играет в ней заглавные роли, ни для статистов, ни тем более для зрителей.