Сергей Лузянин В рамках российско-китайского партнерства, помимо официально обозначенного стратегического взаимодействия, идет и невидимое, но весьма жесткое политическое противоборство. Прежде всего за приоритетное влияние в соседних странах - КНДР и Монголии, на территории постсоветской Центральной Азии. Региональные интересы России и Китая не всегда совпадают, учитывая их различные геополитические, ресурсно-потенциальные и идеологические составляющие. А больший политический вес и влияние КНР в мире делают российско-китайское партнерство скорее "китайским", чем "российским".
В Пекине как бы "разрешают" России разыгрывать "китайскую карту", то есть активно развивать отношения с Западом, используя близкие отношения с Пекином для торга с Западом. В конечном счете это также повышает международный статус Китая и способствует его борьбе с американским гегемонизмом. О данных политических реалиях в российском руководстве предпочитают не говорить, но с ними Москве безусловно приходится считаться. Весьма и весьма наглядно специфика российско-китайского партнерства проявляется в корейских сюжетах.
Каждый на свой лад
Политическая осень в Восточно-Азиатском регионе явила миру чрезвычайно любопытные вещи. Сначала мировыми СМИ было озвучено сенсационное заявление лидера Северной Кореи Ким Чен Ира о желании начать в своей стране экономические, рыночные реформы. Правда, и на Западе, и на Востоке в искренность подобных намерений северокорейского лидера не очень-то и поверили, но тем не менее к подобным высказываниям отнеслись благосклонно, особенно в Пекине и Москве. Реакция Китая была понятна: наконец-то дождались, что теперь и Пхеньян настойчиво и последовательно будет овладевать китайским опытом перехода от командно-административной экономики к рыночной. В свою очередь, в России это истолковали как результат нашего политического влияния в контексте трех встреч Владимира Путина с Ким Чен Иром за последние два года и "присвоения" Москве отдельными политиками и экспертами "титула" главного посредника в отношениях между КНДР и Западом.
Насколько хорошим учеником Китая и России окажется лидер Северной Кореи, покажет история, но политический результат данного шага уже очевиден. Ким Чен Ир выиграл необходимое время и занял более выгодную тактическую позицию в диалоге с США и своим южным соседом на полуострове по вопросам воссоединения, безопасности (проблемам ракетно-ядерных технологий в КНДР), внешней экономической помощи и сотрудничества.
Вскоре после этого состоялся стремительный визит японского премьера Дзюнъитиро Коидзуми в Пхеньян, казавшийся невероятным еще год назад. Визит положил начало восстановлению отношений между двумя странами по всему спектру, включая и дипломатический. Надо полагать, что неофициальная реакция на этот вояж в Пекине и Москве также получилась различной. Как известно, накануне открытия японско-северокорейской встречи между Владимиром Путиным и Дзюнъитиро Коидзуми (по инициативе последнего) состоялся телефонный разговор, во время которого речь шла об итогах владивостокских переговоров российского президента с Ким Чен Иром. Были затронуты, в частности, проблемы Транскорейской железной дороги, возможности российско-северокорейского взаимодействия, вклад Японии в эти процессы. У многих в связи с этим возник закономерный вопрос: не являемся ли мы свидетелями формирования нового направления сотрудничества России и Японии - на северокорейской "почве", и не станет ли оно дополнительным стимулом для развития собственно российско-японских отношений? Однако, вполне возможно, что в Пекине и на этот вопрос имеется своя версия ответа.
Пекин друзей не бросает
Неофициально Китай всегда рассматривал и продолжает рассматривать север Корейского полуострова как "зону" своего влияния, а КНДР - как своего рода "младшего брата" Китая. Справедливости ради надо сказать, что КНР, несмотря на все сложности времен холодной войны, никогда "не сдавала" своего северокорейского партнера и союзника. Такие же прочные и доверительные отношения Пекин сохранил с Пхеньяном и сейчас, в условиях политической нормализации контактов Китая с Южной Кореей и с Западом в целом. Дальнейшая политическая активизация Японии (как и России) на северокорейском направлении, вполне возможно, вызывает неоднозначную (но сдержанную) реакцию китайского руководства, хотя в официальных заявлениях и материалах китайских СМИ этот процесс только приветствуется.
При всем при этом происходит не совсем выгодный для России "расклад" с Транскорейской железной дорогой (ТКЖД). Она, увы, скорее всего пойдет по "китайскому" (западному) маршруту: Пусан-Сеул-Пхеньян-Синыйджу-Шэньян, с выходом на Транссибирскую магистраль лишь в Забайкалье. "Хасанский" (восточный) вариант Транскорейской магистрали, о котором говорили Владимир Путин и Ким Чен Ир во Владивостоке на недавних межкорейских переговорах о восстановлении железнодорожного и автомобильного сообщения между Севером и Югом, не получил в Сеуле одобрения. Таким образом, прорабатываемый сегодня двумя Кореями и Китаем "западный" маршрут ТКЖД фактически отсекает российский Дальний Восток от выгод будущего дополнительного транзита и возможных инвестиций в этот, весьма слабый в экономическом отношении регион России. Идея же создания широкого международного консорциума для реализации данного варианта транспортного проекта, постоянно озвучиваемая российскими представителя, пока не находит активной поддержки и остается всего лишь "декларацией о намерениях".
Восток - дело тонкое
Этот факт, к сожалению, лишний раз свидетельствует о несколько преувеличенной роли России в плане возможностей ее влияния на Северную Корею. Реальное воздействие на КНДР и посредничество между ней и остальным миром все-таки остаются за Китаем. Причем это "посредничество" не всегда можно четко определить и зафиксировать на уровне официальных, международно-публичных действий, оно скрыто от посторонних глаз и реализуется через различные неофициальные, в том числе межпартийные (КПК-ТПК) и иные связи, механизм которых отработан десятилетиями.
Что же касается южнокорейского руководства и бизнес-элит, заинтересованных в скорейшем пуске ТКЖД, то они так же прекрасно понимают, что если дорога начнет работать и на северокорейском участке будут возникать проблемы с доставкой транзитных грузов, реальное воздействие на Пхеньян сможет оказать только Китай, но никак не Россия. К тому же в основе южнокорейского железнодорожного проекта лежит 30-миллиардная годовая торговля между КНР и РК, которая не идет ни в какое сравнение с незначительной российско-южнокорейской и тем более российско-северокорейской торговлей.
Наконец, уже можно констатировать, что в китайско-южнокорейском политическом "пасьянсе" появились новые, еще не до конца просчитанные "карты" - фигуры новых руководителей Китая и Южной Кореи. В большей степени это относится к будущему президенту Южной Кореи, выборы которого состоятся в декабре этого года (эксперты, в частности, называют сильную кандидатуру Ли Хве Чана). Многие аналитики уже сегодня говорят, что новое руководство Южной Кореи займет более жесткую позицию в отношении Севера и многие межкорейские проекты (включая транспортные) будут заморожены.
В свою очередь, в Пекине 8 ноября этого года откроется очередной XVI съезд КПК, на котором также намечено обновление состава высшего политического руководства страны. Возможный преемник нынешнего лидера КНР Цзян Цзэминя, его заместитель Ху Цзиньтао - сторонник последовательных и умеренных шагов, рассчитанных на сохранение преемственности курса. Однако это совершенно не означает, что в будущем году в большой восточно-азиатской политике мы не увидим новых политических комбинаций и неожиданных результатов, инициаторами которых будут именно новые лидеры Китая и Южной Кореи.
