Буква «эш»

Чьих только шкур не продавалось в меховых рядах. Кроме норок.  Рисунок Ларисы Менделевич

Муж и жена Алексей и Анжела Скоробогатовы несколько лет жили в Китае. Точнее – в Шанхае. Алексей был откомандирован в Поднебесную торгпредством для заключения контрактов, а Анжела – при нем. И вот срок командировки подходил к концу, а Анжеле хотелось приобрести побольше интересного дефицита и товаров, стоивших в соседней стране существенно дешевле, чтобы удовлетворить свои врожденные инстинкты шопомана и коммерсанта в одном лице.

Как всегда, реализация мечты о чёсе рынка день за днем отодвигалась на завтра. Пребывание за границей было до предела заполнено всевозможными приемами, экскурсиями, взаимными визитами друзей по командировке… До отъезда оставался один день.

С утра пораньше охотница за дефицитом отправилась на городской рынок, прихватив складные баулы и изрядное количество «зеленки». Смелости Анжеле было не занимать – и она светилась решимостью скупить все полезное, что попадется. А главное – отыскать товар, на который она всегда находила покупателей и до командировок мужа. Ее греческие поездки во времена перестройки, где она добиралась до фабрики в горах, выпускавшей дешевые норковые шубы, не только окупались, но приносили стопроцентную прибыль.

И после тщательного обхода сектора, где продавались искусные поделки, Анжела уверенно направилась к меховым рядам.

Ассортимент был бесподобным. Кроме изделий из шкурок – от полевой мыши до кенгуру и верблюда – продавались и сами шкурки. Вот кролик, вот – енот, вот и шиншилла! Горностай, росомаха, рысь… Боже! – белый медведь! Только норка, как назло, не хотела попадаться.

Китайского языка Анжела не знала, но в поисках частично спасало то, что торговцы неплохо понимали русский. С трудом объяснившись с продавцом шкурок песца и горностая, начавшая уставать шопоманка наконец выяснила, где ей могут продать вожделенную норку. Больше того, ей подсказали условное слово, с которым она могла, обратившись к продавцу, обрести его доверие!

До закрытия рынка оставалось меньше часа.

Анжела твердила в голове заветный пароль, боясь забыть его от волнения.

Протиснувшись между рядами, охотница за норковыми шубами наконец вышла к старику с козлиной бородкой, глаза которого слились в едва различимые между морщин черточки.

– Здравствуйте, – сказала Анжела.

– Зрассвай, – приветливо ответил продавец сиплым фальцетом.

Утраченная было надежда коммерсантки вспыхнула так, что закололо под ложечкой. С трудом произнеся условный пароль, Анжела спросила, где можно взглянуть на норковые шубы. Тот удивился – и жестом указал на вешала, над которыми возвышался транспарант с жирной корявой надписью «НОРКА». На вешалах висели шубы из меха, напоминающего крашеную щипаную кошку. Может, это была и не кошка, но с норкой и рядом не валялась.

Анжела изумленно вскинулась:

– Это – норка?!!!

Китаец прижал палец ко рту и приманил Анжелу, чтобы она склонила ухо к его губам, после чего заговорщицким голосом доверительно просипел:

– Иссё луцца!

Проверка зрения

Когда я был студентом, Россия была еще СССРом. Неплохая, доложу я вам, была страна. В экономике – практически наравне со Штатией, а в некоторых очень важных моментах – и впереди. И эта саркастическая песенка Визбора:

Зато мы делаем ракеты

И перекрыли Енисей,

И даже в области балета

Мы впереди планеты всей, –

сейчас уже не вызывает веселых улыбок. Страна и войну выиграла, и ядерную бомбу первой изготовила, и раньше других в космос вышла… Другое дело – уровень жизни. Ну да подвиги требуют сил и средств, а нам без подвигов – лучше и не жить совсем. Скучно без них русскому человеку.

Но я о другом. Хотя, скажу кстати, образование, причем любого уровня, и здравоохранение были совершенно бесплатными. Не то чтобы платного не было, было, но только неофициально, подпольно, конспиративно. И не сказать, что лучше бесплатного.

Так вот. Привели нас, студентов первого курса, в поликлинику ведомственную, куда дорожку мы давно знали, потому как мимо донорской кампании «два стакана крови за шоколадку и значок в виде изогнутой красной капли» пройти мало кому удавалось. Привели – и выстроили в очередь, торчащую на улицу, – для проверки зрения. А то как же студенты без очков грызть гранит науки будут! Не ровен час, глазные хрусталики затупятся!

Но нас подобным не проймешь, не впервой на ступеньках лясы точить. За пивом, случается, «на трех ступеньках», то бишь в очереди в ближайший винный, дольше торчишь. И ничего, скучно не бывает…

И стоим мы с приятелем, насущные мировые проблемы перебираем, а сами тем временем исподлобья поглядываем на стоящих рядом молоденьких особей совершенно другого пола.

Ну так вот. Все очереди когда-то кончаются – и моя подошла к двери кабинета с табличкой «Окулист». Об офтальмологах тогда еще не знали. Услышав из-за двери тихое: «Следующий!» – что было как бы проверкой и слуха заодно, я просунул голову в дверь.

– Можно?

– Входите-входите. Вот у сестры зарегистрируйтесь. Студенческий с собой, надеюсь?

В ближнем углу стоял обшарпанный стол, накрытый треснутым стеклом. За ним виднелась едва приметная бабулька в застиранном до дыр накрахмаленном белом халатике. А в глубине большого кабинета располагалась огромная лакированная столешница на слоновых ногах, за которой восседала врач, напротив коей на стене красовалась таблица, которую знали назубок все подслеповатые абитуриенты. Ибо чертовски жаль – не поступить в вуз из-за зрения. Рядом с врачом на стуле сидела симпатичная девушка, предшествовавшая мне в очереди, – и называла вслух буквы, на которые указывала докторша уникальным для тогдашнего времени прибором, карманным лазером, луч которого высвечивал жирную розовую точку под распознаваемым знаком.

– Эта? – раздалось в очередной раз.

– Нээ, – ответила девица, невообразимым образом направившая на меня лучик взгляда, перпендикулярный основному лучу. Я аккуратно протянул билет старушке.

– Не «нэ», а «эн»!

– Эта?

– Мээ, – произнесла испытуемая, залившись румянцем.

– Господи, «эм»! Ну, еще одну давайте, последнюю, – врач указала на жирную «Ш».

Лицо девушки стало темно-бордовым. Это хорошо. Хорошо, что я стоял вблизи стены.

Симпатичная девушка, видимо, желая реабилитироваться перед присутствовавшими, а особенно передо мной, произнесла звонко и с выражением, которое только можно было вложить в одно-единственное произносимое название буквы.

– Эш!

Воистину – лишь стена спасла меня от падения, когда я не смог справиться с гомерическим хохотом…