Настроиться на волну

Ночью кошка могла превратиться в ветер, в домового или в дух совы. Фото Наталии Власовой

Шуба

Что за чувырла? Вырядилась на свою голову, непонятно зачем. Смотришься в этой одежде несуразно. Признай, не по плечу тебе эта огромная шуба, тонешь в ней, как дети в советское время в своих тулупчиках.

– Але, гараж! Глаза разуй, что толкаешь, дорога не только для тебя! – огрызнулась она, оторвавшись от своего отражения в зеркальном стекле банка. Мимо проходил грузный человек с живой елкой и увесистой сумкой, ему было тяжело пройти по тротуару, никого не задев. Даже не обернулся. Очередь в банкоматы была длинной, так что не помещалась в самом отделении, приходилось стоять на улице. Олеся вернулась к важному занятию – самокопанию.

Ладно уж! Как есть. Когда ж я зайду, а потом доказывай, что ты не баран, что ты опоздал не по объективным причинам. Может, и не надо ничего доказывать, извиняться. Вон Катька даже бровью не ведет, когда ее начальница строит, так еще уметь надо.

Олеся торопилась всегда, но обстоятельства складывались не в ее пользу. Сегодня, например, молния от пуховика решила разойтись, а все-таки зима, поэтому пришлось достать из шкафа старую шубу матери, которая ей была велика. На дородной матери шуба смотрелась как влитая. А Олеся была щуплая, почти прозрачная, с невзрачным лицом, обрамленным блеклыми волосами. В ее роду все женщины были статными, с широкими плечами, конскими волосами, никуда не торопились, шли себе спокойно, плыли по течению. На Олесе, как говорила мать, природа решила отдохнуть. «Да, что ты печалишься? Ешь хорошо да и не думай о плохом, его и не будет», – так родной человек проявлял заботу к дочери и учил уму-разуму. Но Олесе казалось, что эти поучения не от большой любви, а от разочарования в ней, не передалось, не вышло, не так...

Мать умерла. А Олеся затаилась, завернулась еще в больший кокон, нежели при жизни матери. На кладбище не ездила, с родственниками старалась связей не поддерживать. Отец их давно бросил, а материны сестры хохмили насчет ее веса и малахольности.

Наконец очередь Олеси подошла и она смогла зайти и бросить денег на карту, чтобы заплатить за интернет.

«И зачем согласилась на эту встречу? Лучше б уж в следующем году, после новогодних праздников», – корила себя Олеся. На корпоративе Анатолий стоял перед ней, что-то говорил, улыбался, она не понимала, чего он хочет, пока наконец он не предложил: «А пойдем завтра на коньках кататься». Ей было около 30, и, как считали сестры матери, пора думать о замужестве, детях. «Ходи на свидания. А то в девках просидишь до старости», – капали на мозг со всех сторон. Олеся согласилась. Но в день, назначенный Анатолием, ее пуховик внес коррективы в ее планы, она хотела отказаться, но в последний момент вспомнила о маминой шубе. «Лучше прийти хоть в чем-то, нежели не прийти. Еще слухи на работе пойдут, что испугалась, если бортану Толика. Как-нить покатаюсь», – решила Олеся.

Анатолий ждал на скамейке в метро. Когда она раскрасневшаяся вышла в шубе из поезда, он привстал, но слегка покачнулся и сел обратно. «Какая ты! – выдохнул он. – А я тут поскользнулся, пока шел до метро, но решил не отменять встречу, посидим где-нить. Ничего же?» «Покажи, точно перелома нет? Может, в травмпункт?» – предложила Олеся. Толик отказался, отмахнувшись, что на нем как на собаке все быстро заживает. И они пошли потихоньку в сторону кафе – она в неудобной шубе, а он прихрамывая.

В душе сова

Дзы-ыыынь... юююю... иу-иу... Звук поющих чаш из коллекции Василисы был настолько разным, что можно было каждый день играть непохожие друг на друга мелодии и складывать из них истории, новые жизни. Не так давно у девушки умерла мать, после которой осталась кошка, крохотное пушистое светло-серое существо, карликовый вид экзота. Никому не отдашь, и Василисе пришлось забрать к себе это чудо. Кошка сразу по приезде в квартиру заняла выигрышную позицию сверху, забравшись почти под люстру, на высокий старый шкаф.

Первая ночь с кошкой была полна звуков. Для Василисы звуки были в порядке вещей, правда, не настолько. Обычно после ее медитаций под звуки древних музыкальных инструментов сон спускался быстро. Но тут всю ночь что-то скрипело, шуршало, шелестело и даже пару раз ухало. Видимо, кошка попеременно превращалась то в ветер, то в домового, то в дух совы. Василисе не верилось, что одно существо способно производить столько шума.

Наутро кошка была обнаружена на том же месте, на самой высокой в квартире точке. «Может, она в душе сова», – подумала Василиса. И ушла на целый день из дома, оставив кошке еду и воду. Вернувшись вечером, девушка стала свидетельницей необычной картины – все ее чаши были собраны на полу вдоль стены, а над ними величественно возвышалась на привычном месте кошка.

«Таааак! И что мы хотели этим сказать? – укоризненно спросила Василиса кошку. – Поиграю, хоть настроюсь на волну». Через несколько минут комнату наводнили глубокие звуки, словно поднимающиеся откуда-то извне. Приглушенный свет располагал к раздумьям, Василиса закрыла глаза, стала вспоминать последний разговор с мамой. «Не бросай Ванессу, не отдавай ее никому», – просила мать о кошке. Василиса почувствовала дыхание, словно человеческое, звуки от чаш проходили волнами по всему телу. «Дышим, ррраз, дддва, тттри... ой», – Василиса открыла глаза, а перед ней сидело непонятное существо. «Господи! Да кто ж ты? Гремлин или совенок? Что смотришь своими лупоглазками? Плохо тебе? Мне тоже...» Ванесса села девушке на колени и замурлыкала.

Это стало их ежевечерним ритуалом, который помог каждому справиться с переживаемым горем, боль от потери долго не унималась, однако тепло и забота друг о друге спасли и девушку, и кошку от пустоты.