Баллада о подвиге, или Циркумференция

Экзамен – это всегда праздник. А порой и спектакль. Кадр из фильма «Операция «Ы» и другие приключения Шурика». 1965

Эйбу Котляру

После третьего стакана Володя неожиданно сказал:

– Ты должен совершить подвиг!

Мы сидели за низким столиком «мэсуцэ» во дворе. Внизу серебрился Днестр, над селом пылал пьянящий закат. Думать ни о чем не хотелось, говорить тоже, а только всем телом и душой вкушать запах молдавского лета, который пьянил почище вина, благо отделить одно от другого было практически невозможно.

Я прикатил из Ленинграда в Кишинев на каникулы после окончания второго курса физмата, и уже через несколько дней мой друг детства Володя уговорил меня поехать к его тетке в село на Днестре, порыбачить.

Правда, до рыбы мы пока еще не добрались, так как Володя и я за компанию должны были нанести визит всем друзьям и родственникам в селе со всеми вытекающими, а точнее, втекающими в организм последствиями.

В молдавских селах после уборки винограда каждый владелец виноградной лозы наполняет бочки в своем погребе или подвале живительным напитком, который употребляется ежедневно и непрерывно, легко заменяя воду, чай, кофе и прочую непонятную хозяевам ерунду.

Я и не пытался противиться гостеприимству хозяев и со всем соглашался, так как знал, что фатальные ошибки типа «мне нельзя, у меня больное сердце, почки, селезенка и прочие гусиные потрошки» только вдохновят сердобольных хозяев на курс интенсивной винотерапии.

Поэтому когда после третьего стакана Володя неожиданно сказал: – Ты должен совершить подвиг! – я тут же согласился и с этим.

Он пояснил:

– Штефан в политех поступает, но с математикой у него некоторые затруднения.

– Не проблема, – сказал я, заедая стакан вина пучком зеленого лука. – Начинаем готовить Штефана.

– Некогда готовить, – остановил меня друг. – Экзамен через два дня.

– Да я после армии, мне тройки достаточно, чтобы поступить, – успокоил меня Штефан, наливая очередной стакан. – Ну, не знаю я этой чертовой математики. В школе осилить не мог, а теперь, после армии, и подавно. Мне легче гектар земли лопатой перекопать, чем уравнение решить.

Володя аккуратно выпил стакан до дна (а не до дна – было совершенно невозможно, так как намекало, что вино у хозяина не очень-то, и было несмываемым оскорблением) и сказал:

– Мы тут пораскинули мозгами и решили, что экзамен вместо Штефана должен сдавать ты.

– Ты не бойся, шеф! Я в мой экзаменационный лист так вклею твою фотку, что ни одна собака не придерется, – заверил Штефан.

Тут некоторая пауза возникла. Володя переводил взгляд с антисемитской морды Штефана на мою семитскую, на мой нос, явно выходящий за рамки ожидаемого профиля, и в его глазах читалось некоторое сомнение, которое только усиливали мои картавые разглагольствования.

Но после восьмого стакана мы пришли к выводу, что иного выхода нет, и решили, что на следующий день литробол будет временно приостановлен для вживания в образ сельского абитуриента.

Устный экзамен прошел успешно, на все вопросы я ответил, но возникли неожиданные сложности, когда на дополнительный вопрос я неосторожно ввернул в ответе термин высшей математики. Экзаменатор удивился, просиял от восторга и поинтересовался моей фамилией, чтобы немедленно выставить высший балл в экзаменационный лист. И тут… я забыл свою, то есть Штефана, фамилию.

Похолодев от ужаса, я продолжал с энтузиазмом рассказывать профессору о длине окружности, пытаясь выиграть время.

– Как вас зовут? – опять спросил он, слегка изменив вопрос.

– Штефан, – сказал я все, что помнил.

Профессор стал разгребать экзаменационные листы, но, на мое счастье, его отвлек другой преподаватель.

Вернувшись к столу, профессор на секунду задумался и спросил:

– Какой вопрос я вам задал?

– Длина окружности, – ответил я, продолжая по третьему разу раскрывать тему.

– Ах да, – вспомнил профессор. – Я искал ваш экзаменационный лист. Как ваша фамилия?

И тут третий заход на длину окружности сделал свое геометрическое дело, когда я запнулся на слове «циркумференция», которое обозначало другое, заимствованное из английского языка, название длины окружности.

Молния озарения ударила в мой кипящий мозг, и я радостно закричал:

– Цуркан! Моя фамилия – Цуркан! – и почти угадал, потому что фамилия Штефана была Цуркану.