Мама, я в клоуны пойду. Фото Евгения Никитина |
Когда Варька поступила в лингвистическую гимназию и начала учить английский, я подумала: отлично. Начну вместе с ней с самого начала и тоже наконец выучу. Но долго я не протянула, и дальше Варька пошла сама.
Потом началась история, и я решила: класс. Наконец я восполню сплошную дыру в своих знаниях на этом меcте, а заодно помогу и ребенку. Но изучать историю во второй раз было так же скучно, как и в первый. Я навсегда осталась в феодальном строе.
В русском я сломалась на фонетических разборах, в литературе – на Ломоносове. В физике и химии я даже позориться не стала.
Но тут они начали учить второй язык. Немецкий! Я взбодрилась и процитировала первые две строчки из Гете:
Вер райтет вер шпильт дурх нахт унд винд
Дас ист дер фатер мит зайнем кинд…
Но тут сломалась Варя и на протяжении двух (трех?) лет на просьбу сказать что-то по-немецки сообщала: «Их хайсе Варя. Их бин… ярэ альт».
Так что в немецком я сохранила свои лидирующие позиции, что было особенно заметно, когда к нам приехал мальчик из Германии.
Cегодня Варя окончила школу. Мне этот период дался легко: на собрании я спутала географа и учителя английского и долго удивлялась, откуда у географа такая страсть к английским словечкам и такое отличное произношение. Также новостью для меня было наличие в аттестате некоторых предметов типа астрономии.
Помню только три ужасных ночи: когда я рисовала старичка-лесовичка, делала подставку под горячее из скрученных газет и методом размазывания пластилина по бумаге изображала здание в стиле модерн.
Что сказать… Есть ощущение радости и гордости за Варьку, и в то же время есть ощущение еще раз профуканных десяти школьных лет.
Что ж, cделаю третью попытку с внуками…
Классика
– Варя, ты совсем?!
– А что такое?
–Ты легла спать в халате?!
– Мама, да! Ты меня неделю пилила с этим «Обломовым». Только что я его дочитала и теперь имею полное право спать в халате.
Есенин
– Я сейчас тебя кастрюлей ударю!
– Мам, а что такое? Ты не рада, что я к ЕГЭ готовлюсь?
– Варя, я три дня не была улице, у меня першит в горле и шелушится лицо. Уже выгляжу и чувствую на свой возраст. Cтою, мою с мылом эту картошку. И тут ты подкрадываешься и, как смерть, из-за левого плеча декламируешь: «Друг мой, друг мой, я очень и очень болен. Сам не знаю, откуда взялась эта боль».
Гомер и Варя
– Варя, ты начала читать Гомера?
– Нет.
Неделю спустя.
– Варя, как там с Гомером у тебя?
– Никак.
Неделю спустя.
– Варя, блин! Ты начала Гомера или нет?!
– Начала!
– А что именно?
– «Илиаду»!
– А почему я тебя ни разу не видела с книгой Гомера?
– Угадай!
– Потому что ты врешь?
– Потому что это читать невозможно!!!
Подробности
Варя тренируется писать сочинения. Взяла тему «Добро и зло». Накарякала абзац.
– Мам, написала про Андрея Соколова, который мальчика подобрал в «Судьбе человека». Кто еще добрый?
– Э-э, – напряженно думаю. – Ну, Базаров добрый.
– Что же в нем доброго?
– Он отсосал дифтеритные пленки у больного мальчика и умер.
– Мама! Дифтеритные пленки отсосал Дымов в «Попрыгунье»!
– А Базаров разве не отсасывал?
– Нет! Он просто руки не помыл – и заболел! Ты вообще, что ли, ничего не помнишь?!
– Ну, скажем, что-то я помню, но без таких подробностей, м-да… На-ка тебе два рубля, иди в море брось, чтоб вернуться.
* * *
Варя готовится к итоговому сочинению. Принесла на проверку каракули, похожие на кардиограмму.
– А переписать нормально нельзя было?
– Это я переписала!
Начинаю читать.
Варя:
– Ну, как тебе?
– Не знаю. А кто такой страшил Вука?
– Мама, это странник Лука!
* * *
– Вот говорили-говорили, что исполнится мне 18 и начнется совсем другая жизнь. Так и есть, блин, началась, – cказала Варя, протирая водкой дверную ручку.
* * *
Варя хочет во ВГИК, но чую, придется отдать ее в Литинститут. Потому что когда человек уходит из дома в чистых, только из стиральной машины брюках, c пушистыми волосами и красиво подвязанным шарфом на шее, а вечером ты встречаешь его на Арбате в штанах, которые держатся на чреслах и сзади измазаны в неизвестной белой краске подозрительными полосами, с шарфом, который болтается как обрывок веревки, cо спутанными волосьями, и человек говорит тебе:
– Мама, я очень счастлива. Я немного разбила голову, но мне уже промыли рану хлоргексидином.
В общем, в этот момент понимаешь, что человек создан для Литинститута.
ВГИК, ГИТИС, МГУ
Вот так растишь ребенка, по дорогим курортам возишь, учишь уважать себя и стремиться к некоторой, так сказать, респектабельности, которой у тебя самой сроду не было. Хочется думать, что ВГИК, ГИТИС, МГУ.
Потом заходишь вечером в комнату. А ребенок лежит на диване с просветленным лицом и говорит:
– Мама, я решила стать клоуном.
И всё.
комментарии(0)