Обугленный русский

Гуляя по святым местам, я будто путешествовал по страницам Писания. Константин Горбатов. Иерусалим. 1935. Частное собрание

Недавно друзья прислали анкету на репатриацию, образец.

Идея репатриации лениво шевелится во мне с четырнадцатого года. Я то воспламеняюсь ею, то так же внезапно остываю. Я вдруг начинаю перебирать документы, суетиться, звонить в какие-то конторы, консультироваться, сидеть в чатах, смотреть видеоблоги, изучая подробности репатриации. Во мне вдруг просыпается азарт к перемене мест, и я представляю себя гражданином этого колоритного ближневосточного средиземноморского государства.

То вдруг осознаю, что этот путь по разным причинам не очень для меня подходит. Для меня важна языковая среда, звучание родного языка, возможность свободно изъясняться с людьми. После долгого языкового воздержания за границей я словно купаюсь в русском языке. Помню, как вернулся с Филиппин из месячной киноэкспедиции и едва сдержался, чтобы не броситься обнимать и целовать молоденьких и симпатичных сотрудниц аэропорта, которые говорили на понятном мне языке, несмотря на то что я решал с ними вопрос о поиске моего чемодана, который забыли погрузить в самолет в Гонконге, где я делал пересадку.

Сейчас, конечно, иная ситуация… Этой зимой я пребывал в полном унынии от давления контекста. Как писал мой папа в одной своей критической статье: «Герою некуда было жить». И опять взбодрился мыслью об Израиле. Или снова? В наше время мне кажется правильно иметь как минимум еще одну национальную идентичность про запас, так сказать, на черный день. Я достал из дивана портфельчик с документами и провел их печальную ревизию. Документов не прибавилось. Я убрал портфельчик обратно в диван. И стал смотреть блоги новых репатриантов. Впечатлило, как один бывший соотечественник из Ельца, теперь новоиспеченный гражданин Израиля, показывая свою арендованную квартиру в городе Акко, хвалился видом из окна кухни.

– А теперь я, – сказал он, – могу каждый день смотреть на море из окна своей кухни.

Сука, конечно… «Смотреть на море из окна своей кухни» – эти слова накатывали на меня волнами почти до самого утра. «Акко, – мечтал я, – мне подойдет этот маленький пыльный городишко на берегу Средиземного моря». Буду гулять по бывшей столице крестоносцев, по сохранившемуся старому городу из белого камня, рассматривать древние башни и старые подземные ходы. Древние греки говорили, что в этом городе Геракл нашел целебные травы, которые помогли ему исцелиться от страшных ран. Может быть, эти травы и душу излечивают?

Мне нравится Государство Израиль. Я с большим уважением думаю о его культуре, истории, языке, его армии, отношении к людям. Я даже как-то целый месяц ходил на курсы иврита при синагоге, где с большим интересом заучивал диковинные буквы еврейского алфавита, похожие на рыболовные крючки и равные по времени клинописи. Я чувствовал свою сопричастность тем древним горбоносым людям, жившим еще до Спасителя и говорившим на этом клокочущем, гортанном языке. Преподаватель рассказал, что иврит так же, как и клинопись, пишется и читается справа налево. Так было удобней: держа в левой руке зубило, а в правой молоток, выбивать буквы на камне или на глиняных табличках. Бог свидетель, целый месяц я тратил не меньше калорий, чем тот камнеписец, когда пытался складывать буквы в слова и читать их справа налево…

А однажды даже побывал в Израиле. Повезло. Спасибо издателю моего журнала, который отправил меня в командировку, чтобы я вел дневник паломничества. Гуляя по святым местам, по Иерусалиму, Виа Долороза, Вифлеему, по берегу Галилейского моря, слушая службу в храме Гроба Господня на разных языках, я будто путешествовал по страницам Писания. Совсем не религиозный, я так впечатлился, что, оказавшись в монастыре Марии Магдалины, где Создатель по преданию заступился за Марию, я тоже решил покаяться в своих грехах священнику.

Но священнослужитель оказался отставным военным, и все получилось как-то очень сухо, казенно, по-солдатски, без души. Я был разочарован в этом священнодействии и с тех пор для исповеди предпочитаю психотерапевта.

Но место было – фантастической красоты – православный женский монастырь в окружении апельсиновых и лимонных рощ на берегу озера, каменные купальни. Я подумал, что, если вдруг когда-нибудь все же окажусь на собеседовании у консула и он спросит меня – с какой целью я хочу репатриироваться, я ему отвечу, что хочу посадить апельсиновое дерево в пустыне. Только за этот год в Израиль приехало несколько десятков тысяч новых репатриантов. Что, если бы каждый из них посадил по апельсиновому дереву, какой сад бы вырос!

Погружаясь в нюансы репатриации (очередь в консульство на год вперед, дороговизна жизни в стране, сложный кейс с моими документами и т.д. и т.п.), я вдруг опять охладел к перемене мест. Или снова? Странное дело, мне вдруг стало противно доказывать, что я еврей. Ну какой я к черту еврей? Всего четверть крови. Когда мой папа напивался, он плакал, бил себя кулаком в грудь и приговаривал: «Я не еврей, я обугленный русский».

Я же чувствую себя просто обугленным.