Неважно, сколько у тебя читателей, главное – новое слово в искусстве. Константин Сомов. Поэты. 1898. ГТГ |
Приехал мой друг из Берлина – немецкий еврей Альберт. Известный лингвист и полурелигиозный еврей. То он входит в иудаизм основательно, то оттуда выходит. Но ненадолго. Переводил меня на немецкий. Знает кучу языков. Даже грузинский и мегрельский. На всех говорит без акцента. 35 лет всего, а уже статьи в известных научных журналах. Сидим на балконе. Пьем виски. Но самая большая любовь Альберта – конечно, идиш. Говорит: «Хочу познакомиться с твоей знаменитой тетей Идой. Пишу докторскую об украинском идише до Второй мировой войны». Набираю. Они десять минут говорят на идиш. Альберт делает пометки в блокноте. Я ничего, естественно, не понимаю. Он передает мне трубку. Тетя Ида:
– Саша! Где ты откопал этого поца? Это же наш сосед Мацык – жил рядом в тридцатые годы в Белой Церкви. Пытался за мной ухаживать, а у самого штаны все в дырках. Я его тогда быстро отшила. Думала, больше никогда этого идиота не услышу. И вот тот же голос и те же идишские слова. Я думала, Мацык меня уже не найдет.
Порнорассказы на идиш
Альберт продолжает:
– Хочу перейти на идиш. Это язык, на котором началась светская еврейская культура. Буду писать на нем порнорассказы.
– А кто же это сможет читать? Это мертвый язык. В Америке на нем говорят только религиозные евреи. Они читать порнорассказы точно не будут.
– Ты пойми. Настоящему писателю не важно, сколько человек его могут прочесть. Он думает только о том, чтобы сказать что-то новое в искусстве. То, что я хочу сказать новое о сексе, можно только на идиш.
Что нас объединяет
Что объединяет меня и Альберта больше всего – что он и я заразились хламидией в одном и том же городе в Европе. Причем я был там ровно на три года позже. Но в этом отношении город совсем не изменился.
Подлые комодские вараны
Альберт рассказывает о своих путешествиях: «Когда я со своей герлфренд приехал в Индонезию, мы отправились на остров, где водятся комодские вараны. Это целые трехметровые драконы. Там популярное молодежное туристическое место – потусоваться и понаблюдать за этими хищниками. Правда, вечером из дома лучше не выходить. Слопают дракончики с потрохами. Договорился с герлфренд, что здесь, среди дракончиков, у нас будут открытые отношения. Она с кем хочет – и я с кем хочу. И все было так здорово. Она переспала с кучей парней, а я с кучей девушек. А потом она на меня дико рассердилась, когда я переспал с ее ближайшей подругой. С ней, оказывается, нельзя было. Хотя никто ни о чем не предупреждал. И она выбросила мою гитару прямо с горы в джунгли, где драконы охотятся. Как эти зверюги мой инструмент били хвостами! Прямо по струнам. Я на них смотрел сверху, плакал, кричал – не помогло! Это же самое дорогое, что у меня было. Я на ней всю жизнь играл. В школе и колледже. Я в трех рок-группах блистал, играя на ней. Если бы она мне нож в сердце воткнула – было бы меньше боли. Подлые комодские драконы! У нас три года назад была традиционная религиозная еврейская свадьба, но я ей все равно эту гитару никогда не прощу.
В Индонезии мы были на острове, где есть подпольная школа искусств. Туда только по знакомству можно попасть. Сидят там художники и поэты, а за стеклом комодские вараны ходят огромные и хвостами бьют и зубами щелкают. Преподаватель смотрит на стих или пейзаж и выбирает из баночки и дает грибочки всякие. Примешь такой – и мир мгновенно меняется. Краски появляются. Цвета. Некоторые студенты хотят выйти за ворота и обниматься с варанами. А другие сколько грибов ни принимают, все равно не могут ничего путного написать или нарисовать. Графоман – он и с грибочками графоман. Некоторые не хотели грибочки принимать. Так преподаватель бил линейкой по рукам и грозился вышвырнуть к драконам на съедение».
В комнате с шотландским шаманом
Завтра вылетаю в Германию. В прошлом году у меня там были чтения, и все прошло на ура. Теперь публикации на немецком и русском. Попытаю свое литературное счастье там. Да и личная жизнь здесь, в Америке, не клеится. Звоню из Нью-Йорка немецкому другу-переводчику и анархисту-троцкисту Гельмуту в Берлин. Спрашиваю, можно ли у него остановиться. Он отвечает:
– Какие проблемы? Конечно, можно! Только будешь в одной комнате с шотландским шаманом. Не волнуйся! Он тебя не заколдует. Правда, он сбежал из Англии из-за какой-то нелегальной и опасной церемонии с жертвоприношениями. Я его сейчас изучаю и образовываю в смысле классовой борьбы.
Приглашение в Северную Корею
Живу у Гельмута уже вторую неделю с шаманом в одной комнате. Все подружились, пьем вместе много и жестоко. Через десять дней Гельмут опять едет в Северную Корею. Пригласил с собой. Я вежливо отказался. По слухам, Ким Чен Ын арестовывает американцев по надуманным поводам, а потом меняет на туалетную бумагу. Один американец – один вагон. А за меня как за поэта и писателя могут потребовать целых два. Но так как я пишу по-русски, то Америка может за меня столько и не дать.
Настоящий пролетарский поэт
Поговорили об известном левом поэте Папенфусе. Гельмут его хвалит:
– Он входит в мою пятерку величайших немецких поэтов современности. Настоящий пролетарский поэт! Xудожник слова! Не может писать просто, как на улице говорят. Поэтому пролетарии его не понимают и на его выступления приходят всего пять-семь человек. Он очень из-за этого переживает. Папенфус пару лет назад открыл бургерную. Такие бургеры готовил! Простые и очень вкусные! Незамысловатые, без всяких этих буржуазно-интеллигентских штучек. И стал популярным на весь Берлин! Очередь туда всегда была на пару кварталов. Но он очень мучился от свалившихся на него денег. Он всегда видел себя бедным пролетарским поэтом, а не успешным капиталистом. В конце концов не выдержал, продал бургерную и открыл поэтический бар, где никогда никого не бывает. Он считает, что его стихи пролетарии поймут только после его смерти.
Нью-Йорк
комментарии(0)