Ради такой красоты не только 20 тысяч шагов можно пройти, но и все 30. Фото Евгения Никитина |
Ко мне в Южный город приехала тетя по делам. В будни она сделала дела и решила в субботу прогуляться по Южному городу. Мне с ней идти не хотелось. Во-первых, было жарко, а в Южном городе я перестал любить жару. Во-вторых, я не очень люблю ходить пешком. Я полежал, подумал и решил: тетя на пенсии, старенькая, долго она не выходит, я быстренько проведу ее по местному Арбату, она устанет, и я пойду дальше лежать на диване и смотреть хоккей. Мы вышли на крыльцо. Тетя была настроена решительно: на ней были горные кроссовки, кепка с козырьком, спортивные брюки и заплечный рюкзачок. Оглядев свои шлепки, драные шорты и жеваную майку, я хмыкнул:
– Ну что, идем?
– Идем, – воскликнула тетя и радостно засеменила.
Арбат мы прошли минут за 15. Я специально шел быстро, чтобы старенькая тетя запыхалась, но она не запыхалась, а в конце Арбата Южного города спросила:
– Куда дальше?
Я загрустил и стал думать, куда можно загнать ее дальше. Вспомнил длинную гранитную набережную реки Салгир. Если тетю провести по набережной, то она явно быстро устанет и я пойду смотреть хоккей. Мы спустились на набережную и пошли в сторону Гагаринского парка, а когда дошли до него, я с надеждой спросил у тети:
– Тетушка, ты не устала?
– Нет, – сказала тетя и резво нырнула в Гагаринский парк.
Я поплелся за ней. Там она два часа кормила лебедей, черепашек и каталась на водном велосипеде. Когда тетя вылезла из велосипеда, я раздраженно спросил:
– Не устала?
– Нет, – радостно сказала тетя, – мы прошли всего 10 тысяч шагов.
Меня уже шатало, я присел на лавку и прошептал:
– Может, домой, у меня там вино домашнее есть от Кости?
Но тетя замотала головой и воскликнула:
– Я слышала, сейчас в Ботаническом саду цветут ирисы.
Мне стало плохо, но мы пошли в Ботанический сад. Всю дорогу, пока тетя рассматривала ирисы, пионы и первые розы, я понимал, что последние силы оставляют меня, а старенькая тетя, казалось, эти силы только приобретает. Когда мы вышли из Ботанического сада, я с надеждой спросил:
– Домой?
– Нет, – сказала тетя, – всего 15 тысяч шагов, а я слышала, здесь есть Неаполь Скифский.
Рыдая, я повел тетю в Неаполь Скифский. Там старенькая тетя лазила по скалам и саркофагам, а я лежал в тени под единственным кустом. Когда тетя вылезла из последнего саркофага, я с ужасом спросил (я давно стер ноги, у меня болели все мышцы, и мне хотелось пить):
– Домой?
Тетя подумала и произнесла:
– Я слышала, у вас есть Верхнее Плато, откуда открывается прелестный вид на Чатыр-Даг.
– А-а-а-а-а-а-а-а! – заорал я, и старенькая тетя, взгрустнувши, вызвала мне такси и отвезла домой, а сама отправилась на Верхнее Плато, повторяя:
– Всего 20 тысяч шагов!
Не спи, не спи, художник
Погода стоит отличная, так что можно пить кофе в парке. Ко мне на лавочку подсела девочка лет 12 с мороженым. Рядом много свободных лавок, зачем села ко мне – непонятно. Посидели, помолчали. Подошли голуби, и я стал их кормить семечками.
– Они больше булки любят, – сказала девочка.
Я посмотрел на голубей. Голуби Москвы, откуда я приехал в Южный город, любили все. Они ели даже чипсы и гамбургеры, запивая колой. Оглядел окрестности – в принципе булки продавались рядом в булочной, но мне было лень идти ради голубей в булочную.
– Может, семечки тоже едят, – сказал я.
– Плохо едят, – ответила девочка. Голуби активно клевали семечки.
Девочка подумали и произнесла:
– Мы их вчера рисовали в классе.
– Так ты художник, – улыбнулся я.
Девочка продолжала лизать мороженое.
– «Не спи, не спи художник», – процитировал я.
Девочка поперхнулась мороженым:
– А мама говорит – надо спать.
Я задумался. Теперь мне предстояло объяснить маленькой девочке, почему художник не должен спать.
– Ну, это фигурально, – говорю.
Девочка совсем перестала лизать мороженое. Видимо, я переборщил со словом «фигурально».
– Я говорю – это понарошку.
Похоже, нынешнее поколение и слово «понарошку» не знало.
– Да, дядя, – девочка доела мороженое, выкинула палочку в мусорку и пошла в глубь парка. – Не зря мне мама говорила не разговаривать со взрослыми.
Зефир
Долгая жизнь в Москве научила меня бороться с супермаркетами. Вот, например, купил я зефир ванильный, а жене нужен шоколадный. Так и говорит:
– Нужен шоколадный.
Я иду в магазин и заявляю:
– Обменяйте мне зефир ванильный на зефир шоколадный.
– Не будем, – отвечает мне кассирша.
– С чего бы?
– Не будем, и все.
– У меня чек есть.
– Не будем, – твердит кассирша.
Но в Москве я знаю волшебное слово:
– А уголок потребителя у вас есть?
Кассирша замолкает.
– А вон закон о защите прав потребителя у вас висит.
Кассирша бледнеет.
– А сейчас будем снимать кассу.
Кассирша подпрыгивает и меняет ванильный зефир на шоколадный.
В Южном городе все не так. Я говорю об уголке потребителя, законе о защите прав потребителя и требую снять кассу. Плотный южный кассир не реагирует. Потом, немного помолчав, говорит:
– Снымай.
Если честно, я не знаю, как снимать кассу, я вообще не знаю, что это такое. Кассир, похоже, тоже. Какое-то время мы смотрим друг на друга. Понимая, что я не понят, я начинаю мямлить:
– Мне бы зефир шоколадный.
Кассир что-то цыкает и меняет зефир.
Симферополь
комментарии(0)