Перерождение

О, где же вы, ведьмы, маги, чародеи? Константин Сомов. Волшебница. 1915. Одесский художественный музей, Украина

Камиль Фламмарион. Дома с привидениями

Едва научившись читать, я стала поглощать целые кипы книг по магии, колдовству и гаданиям. Чаще всего это были низкосортные брошюры, которые я выпрашивала у знакомых или находила в стопках макулатуры. Персонажами моих детских игр, сколько себя помню, были ведьмы и маги. Даже беглая мысль, будто существует только обыденный мир, основанный на непреложных, но невыносимо скучных законах природы, вызывала у меня дурноту, почти ужас. Внутри меня словно кто-то истерично визжал: «И это все?! Это же издевательство!»

Неужели не существует ни трансцендентных бездн, ни сонмов инородных миров? Не существует потусторонних откровений, мерцающих неземными оттенками аур, верениц перевоплощений, ненасытных духовных паразитов, могущественных демонов и других нематериальных сущностей? На кой черт тогда эта вселенская богадельня?

Мучаясь от тоски, я целыми днями воображала запредельные ландшафты, пересеченные лавовыми реками и ледяными торосами, только не такими, какие встречаются в нашем мире. Слова «лава» и «лед» я использовала только потому, что другие слова обыденного языка казались еще менее подходящими для описания этих неземных пейзажей. Самым досадным было то, что все мои магические пассы, церемониальные обряды и с трудом выговариваемые заклинания не давали ни малейшего эффекта: гадания не сбывались, многочасовые вызывания духов проваливались, а утомительные ритуалы оказывались совершенно тщетными. Никогда я не сталкивалась ни с чем, что можно было бы назвать «сверхъестественным». Никаких постукиваний и посланий из иных миров, никаких откровений наяву, никаких невероятных совпадений или «синхроний». Только сны вносили разнообразие в скучную жизнь.

Так продолжалось, пока одна строчка из Фламмариона не подсказала мне возможное объяснение. Быть может, все дело в том, что я не достигла половой зрелости? Успокоившись, я ожидала сладостного момента, когда духи прямо-таки слетятся на меня, как мухи на пирожное, и потусторонний мир откроется во всем своем неисчерпаемом богатстве. Но меня постиг жестокий, прямо-таки сногсшибательный удар. Прошли первые месячные, и не изменилось ровным счетом ничего. Даже наоборот, мысли стали путаней, а тоска неизбывней. Я никогда не отличалась аппетитом и вообще была равнодушна к материальным благам, а тут поглощение пищи превратилось в невыносимую пытку. Анорексия и депрессия пережевывали меня несколько лет, пока я неимоверным усилием не взяла себя в руки. Было понятно, что пути назад все равно нет. В поисках потустороннего мира обернуться – значит превратиться в соляной столб.

Мне пришло в голову, что только в измененных состояниях сознания мы получаем доступ к тонким слоям реальности. Субтильные миры недоступны для наших грубых органов чувств и примитивного «костыля», подаренного нам слепой эволюцией, – человеческого мозга, пока он работает в обычном режиме. Необходимо было устранить препятствие, застилающее от меня объект навязчивых желаний, обострить чувства и перенастроить мозг на прием радиограмм из потустороннего мира. С полной беспечностью я стала употреблять алкоголь и более серьезные вещества, о чем сейчас не хочу распространяться, потому что островки воспоминаний тонут в океане стыда. Но все было бесполезно. Анализируя свои похождения прояснившимся рассудком, я не могла припомнить ничего примечательного, кроме всякого рода непотребства. Мне было уже двадцать лет, когда, полностью отчаявшись, я утратила всякий интерес к окружающему миру и заперлась у себя в комнате. Целыми днями сидела перед огромным бабушкиным трюмо и смотрела на жалкое существо в резной ажурной раме. Жизнь приближалась к закономерному итогу.

Но однажды ночью я увидела в зеркале яркий блик – это была полная луна. Повинуясь внутреннему побуждению, я развернула трюмо так, чтобы она отражалась в зеркале во всей своей сияющей мощи. Сев спиной к окну и впитывая мертвящий свет из зеркальной глубины, я взмолилась: «Великая отравительница, ядовитое зерцало мира, ороси меня своим ядом!» Полный мрак, как театральные кулисы, обволакивал раму по сторонам. Ведомая пыльным лучом, покачиваясь от каждого моего движения, луна медленно плыла по таинственной дуге. А рядом я видела себя – поникшую, худую и сутулую, похожую на сломанную жердь.

Долгое время ничего не происходило, моя бескрылая мольба не могла взлететь…

…И вдруг мне показалось, что указующий перст небесной богини направлен точно на меня. Горячая волна пробежала по коже, а в ушах как будто зазвенело. Странная сила стала расправлять и словно ваять мое тело.

Я видела свои бездонно черные, расширенные от ужаса и тайного восторга зрачки. Это была я, но уже и не совсем я. Прямая, выточенная из мрамора идеальная статуя. Страх прошел, и неудержимое ликование заливало меня изнутри, но ничто не выдавало этой внутренней бури в зеркале. Затем почувствовала, как безо всякого участия с моей стороны в голове стали возникать мысли, не напоминавшие ничего из пережитого и передуманного мною. Эти мысли говорили о тоске, которую гости из иного мира испытывают к нашему плотному миру, о терзающем их чувственном голоде, о сложности пробиться к нам через невидимые мембраны. Теперь я знала, как распорядиться своей бренной плотью и никчемной жизнью. Чудовищная сила, которую я в себе ощущала, свидетельствовала, что я не совсем уже человек. Она проникла в наш мир, и я должна устроить ей восхитительную экскурсию.

Что ж, я покажу тебе наш убогий мир, раз ты этого так жаждешь! Для тебя он экзотика, как для меня – твоя трансцендентная обитель. У меня нет собственных желаний, связанных с этим миром. Но твои желания, госпожа, я утолю в полной мере.