Хорошо поет Соломон. А я – не хуже пою и все остальное. Рисунок Олега Эстиса
Я работаю на Главпочтамте, на сортировке. Конечно, сортируют сейчас не руками, а автоматами. Но автоматы потому и не руки, что за ними нужен глаз да глаз. За руками тоже нужен глаз да глаз, но для этого есть автоматы.
Я обычно работаю ночью, потому что не люблю, когда бегают туда-сюда. Ночью тоже бегают, но медленней, потому что ночь такое время. Еще – ночью старшая разрешает слушать радио через наушники. Днем радио не дождешься, потому что день – другое время. Ночью сильно хочется спать, если с непривычки. Если с привычкой – тоже хочется, но уже не спится, потому что есть привычка не спать.
С радио – точно не уснешь, если на ногах. Если сидишь – можно и уснуть. Поэтому радио надо делать погромче, и не музыку, а передачи. Под громкую музыку некоторые засыпают даже стоя, потому что через уши организм сразу привыкает к мелодии и не пугается. В передаче ни к чему привыкнуть нельзя, потому что голоса – не музыка. Главное, чтобы передача была про политику без музыки.
Я все про всех в политике знаю, но голосовать не хожу, потому что теряюсь в выборе хорошего и плохого, особенно когда каждый раз одно и то же. Но дело не в этом, а в Соломоне.
Неделю назад в одной передаче женщина сказала, что некоторые поют народу про любовь, как Соломон – про любовь своей женщине, а сами не Соломон даже и близко. Что некоторым надо еще учиться знать и даже понимать народ, чтоб народ некоторым давал в ответ. Что Соломон в смысле знания и даже понимания женщин – ого-го, что женщины ему за это в ответ…
Тут старшая наушники у меня дернула и дала распоряжение. Пока старшая распоряжалась, пока я исполняла, женщина с Соломоном уже замолчала и вообще пошла другая передача.
Утром смена закончилась, и у меня начались выходные.
Сначала я выспалась, потом позвонила Николаю. Николай – милиционер, мы с ним живем гражданским браком – каждый в своей квартире. Николай сказал, что заступает на все мои выходные на усиленное дежурство и чтобы я не расстраивалась.
Я не расстроилась и позвонила Леониду. Леонид – монтировщик сцены в театре, в каком есть работа на подмену, мы с ним живем гражданским браком – каждый в своей квартире.
Леонид сказал, что на все мои выходные его позвали монтировать и чтобы я не расстраивалась.
Я не расстроилась и позвонила Григорию. Григорий – помощник ветеринара в зоопарке, мы с ним живем гражданским браком – каждый в своей квартире. Григорий трубку не взял почти пять раз. То есть четыре раза не взял, а пятый раз взял и положил. Зачем взял? По номеру же видел!
Я расстроилась.
От расстройства я взяла и полезла в интернет, чтобы узнать про Соломона. Я думала, что вот есть же еще мужчины, которые не только поют и знают, но и понимают, а не прячутся по углам или трубку сначала не берут, а потом берут и бросают.
Я про Соломона узнала и опять расстроилась.
В общем, Соломон умер.
Про то, что Соломон – еврей, я и раньше догадалась, потому что – Соломон. Между прочим, Григорий – тоже, только Григорий не Соломон, я это точно знаю.
Про царскую политику Соломона я пропустила, а про песни – наоборот. Честно – что там Соломон пел, до меня дошло через слово. Может, если бы по радио послушать вместе с музыкой…
Ну для примера. В одной песне женщина просит – подкрепите меня вином, освежите меня яблоками, ибо я изнемогаю от любви. И рассказывает, что левая рука Соломона у нее под головой, а правой Соломон ее обнимает. Я не поняла, кого женщина просит ей налить и кому рассказывает про то, что Соломон с ней делает после яблок с вином.
Если бы это происходило у нас, я бы подумала, что у женщины, допустим, стрим для радио. А в целом, конечно, чувствуется, что тогда насчет любви между Соломоном и женщинами было хорошо. Яблоки, вино, подарки, слова… Молодец Соломон, знал и даже понимал… Конечно, такому всякая женщина… Не то что некоторым…
Возьму и буду есть только черный виноград, килограмма по два в день. В «Ашане» по 200 рублей, недорого. Сладко мне будет, Соломон. Сок виноградный будет мне вместо крови моей, Соломон. Потечет сок крови моей по жилам моим, Соломон. И лицо мое станет смуглым, Соломон, как у Суламифи. Только я, Соломон, лучше Суламифи, я живая, Соломон, а Суламифи нету, нигде нету, Соломон. Не ищи, Соломон, нету Суламифи ни на каком винограднике, Соломон. И виноградников нету, Соломон, вырубили, Соломон, а новых не насадили. Только я и осталась, Соломон, спелая виноградина. Тут у меня виноград, Соломон, и тут виноград. И вся я – спелая виноградина, Соломон. Укуси меня, Соломон, до самых косточек моих укуси. Если не будет тебе сладко, Соломон, мои косточки сломают тебе зуб, Соломон. На две части сломают, Соломон. Коренной зуб сломают, Соломон, а корень оставят. Чтоб болело тебе, Соломон, как мне болит, что нигде тебя нету, Соломон. Как тебе болит, Соломон, что нету нигде Суламифи... Тебе мертвая Суламифь лучше живой Зинаиды, Соломон, потому что и ты мертвый, Соломон.
Соломон, Соломон, у мертвых ничего не болит. А я живая, Соломон. Пойду к доктору, Соломон, пускай вырвет мне корень боли моей, Соломон. Тебя из меня вырвет, Соломон.
Алла Хемлин - выпускающий редактор "НГ"
комментарии(0)