Корни конфликта

С точки зрения Католической Церкви образование четырех епархий нельзя рассматривать как экстраординарную меру и тем более как провокацию или враждебный жест по отношению к РПЦ. Речь идет о стремлении к нормализации, т.е. трансформации временных структур, таких, как Апостольские администратуры, в постоянные, представляющие Католическую Церковь во всем мире. Однако РПЦ расценила этот шаг как проявление агрессии, экспансии, миссионерства - всего того, что она называет "прозелитизмом".

Архиепископ Тадеуш Кондрусевич и пресс-секретарь Ватикана Хоакин Наварро-Валльс уже объясняли, что за аргументами, которыми оперируют православные, скрываются предрассудки и незнание канонов и истории католичества. Не стоит более возвращаться к этому. Я хотел бы рассмотреть проблемы и позицию, скрывающиеся за обвинениями в прозелитизме.

Очевидно, что доводы, приводимые Московским Патриархатом, в действительности нельзя назвать новыми. Они неоднократно звучали в эпоху политических потрясений 1989-1990 гг., когда на Западной Украине была восстановлена свобода Греко-Католической Церкви, а также в 1991 и 1999 гг., после установления Апостольских администратур в Российской Федерации. Вновь о них вспомнили в связи с визитом Папы Иоанна Павла II на Украину в июне 2001 г.

Итак, вновь на первый план были выдвинуты аргументы, нередко приводившиеся в последние годы и месяцы, что невольно вызывает ассоциацию с неуправляемым колесом, вращающимся по инерции. Это свидетельствует о том, что с образованием четырех епархий, по сути дела, не сложилась принципиально новая ситуация, оправдывающая такой решительный шаг, как замораживание официальных отношений между Церквами. Была затронута глубокая, основополагающая проблема, назревавшая долгое время. Мы столкнулись с явлением, далеко выходящим за рамки сугубо дипломатического расчета: насколько своевременным было установление епархий, надо ли было это сделать раньше или позже, до или после визита в Москву делегации Святейшего престола. <...>

"Недружественный шаг", в котором нас теперь обвиняют, выявил наличие проблемы первостепенной важности, подступать к разрешению которой необходимо, оперируя теми же самыми терминами. <...>

Принцип канонической территории

Один из аргументов, постоянно приводимых РПЦ, - защита "канонической территории". Такая позиция еще более выявляет фундаментальные различия. Католическая Церковь не признает принципа канонической территории. Безусловно, в основу нашей Церкви также положено территориальное деление (не принимая во внимание персональные структуры: монашеские ордена, персональные прелатуры, ординариаты для военных и др.). Соблюдается правило, известное еще в древней Церкви, которое запрещает епископу вмешиваться во внутренние дела другой епархии. Поскольку Католическая Церковь - Вселенская, ей вверена вселенская миссия, истоки которой восходят к словам воскресшего Господа: "Итак, идите, научите все народы" (Мф.: 28,19). Это, безусловно, ни в коей мере не предполагает раздел мира на "канонические территории".

Однако Православная Церковь также определяет себя как единую, святую, вселенскую и апостольскую. На Юбилейном Архиерейском соборе РПЦ, проходившем в Москве с 13 по 16 августа 2000 г., был принят документ "Основные принципы отношения Русской Православной Церкви к инославию", в котором подчеркивается, что вселенский характер Церкви не зависит от расовых, языковых и социальных различий (п. I.4). Очень важно, что далее в нем отмечается разделение Вселенской Церкви на поместные (п. I.7). В рамках католической экклезиологии последнее утверждение имеет иной смысл. Действительно, Вселенская Церковь "существует и из поместных Церквей" (ср. "Lumen gentium", 23). Однако Православные Церкви более широко трактуют это утверждение. В "Основах социальной концепции Русской Православной Церкви", принятых на том же Соборе в 2000 г., трактовка понятия "Поместная Церковь" сводится к понятию "национальная автокефальная Церковь" (п. II.2). Национальные автокефальные Церкви обладают определенной территорией, вписываемой в границы того или иного народа; она нередко оказывается объектом для спора, главным образом вследствие политических переворотов.

Сила концепции - привязка к определенному народу и культурной традиции. Однако - и это признают многие православные богословы - в ней сокрыта и слабая сторона православия, что нередко приводит к конфликтам между поместными Церквами. Несмотря на охлаждение отношений, которое порой приводит к обмену довольно резкими заявлениями, Православные автокефальные Церкви связаны друг с другом узами духовного и сакраментального общения. Поэтому автокефальная Церковь не чувствует необходимости развивать деятельность на территории другой Церкви или устанавливать там иерархию. Автокефальные Церкви должны уважать территориальную целостность друг друга. В этом смысле применительно к Православным Церквам и находит выражение принцип древней Церкви, согласно которому в городе может быть только один епископ.

Таким образом, принцип канонической территории справедлив для Православных Церквей, поскольку между ними существует вся полнота общения. Однако его нельзя применять к отношениям Православных Церквей с иными Церквами, с которыми не существует полного общения. Речь идет не только о Католической Церкви, но и о Древних Восточных Церквах. Поэтому в Иерусалиме и Константинополе присутствует не только греко-православный Патриарх, но и армянский и латинский (т.е. католический) Патриархи; в пределах Александрийского Патриархата, кроме греко-православного Патриарха, есть также коптский Патриарх-Папа и армянский архиепископ (нельзя забывать также о копто-католическом Патриархе); в Антиохии, помимо греко-православного Патриархата, установлены Патриархат Сирийской Православной Церкви, а также Мелькитский и Маронитский Патриархаты. В условиях диаспоры структуры Православных и Древних Восточных Церквей нередко сосуществуют, при этом отсутствует какая бы то ни была координация действий. Православные Церкви до сих пор не смогли разрешить эту проблему, изучение которой давно было включено в повестку дня планируемого Всеправославного собора.

На латинском Западе, который, безусловно, не относится к "канонической территории" РПЦ, были созданы не только структуры, напоминающие церковные Администратуры, но полноценные канонические православные епархии. Например, существует православный архиепископ Берлинский и Германский, епископ Венский и Будапештский, епископ Брюссельский и Бельгийский.

В России задолго до революции 1917 г. существовала Могилевская католическая архиепархия, с инициативой создания которой, кстати, выступил не Рим. Она была создана в 1773 г. по указу императрицы Екатерины II без предварительного согласования со Святейшим престолом. Затем последовало создание Тираспольской и Владивостокской епархий, позже возник Апостольский Викариат Сибири.

Сегодня невозможно просто вернуться к структурам, существовавшим до революции. Требования к пастырской работе претерпели радикальные изменения после Октябрьской революции 1917 г. и Второй мировой войны, так как на них сказалось влияние политических ссылок эпохи сталинизма. В настоящее время на всей территории России проживают католики, у которых есть российское гражданство. Католики-россияне имеют право на полноценное пастырское окормление и не должны пребывать в неравном положении по сравнению с православными. У Католической Церкви есть не только право, но и обязанность идти навстречу новым пастырским потребностям, создавая нормальные церковные структуры на территории Российской Федерации.

Стараясь не задеть, насколько это было возможно, чувства православных, Святейший престол воспользовался своим правом и исполнил свой долг; возводя Апостольские администратуры в статус епархий, он действовал очень тактично. Намеренно не была создана Московская архиепархия - структура, параллельная Московскому Патриархату или заменяющая его, как было неверно истолковано Москвой. Напротив, была создана "архиепархия Божией Матери в Москве". То есть титул архиепархии связан не с городом, а с кафедральным собором (это справедливо и для епархий в Саратове, в Новосибирске и в Иркутске) (здесь мы сохраняем дословный авторский текст, несмотря на некоторую неточность, допущенную в оригинале. - Прим. пер.). Тем самым был соблюден принцип древней Церкви ("один город - один епископ"), насколько это вообще возможно в условиях разделения.

К сожалению, диктуемое необходимостью существование параллельных канонических структур в лоне православного мира (это справедливо и для РПЦ) не малоизвестный факт и не новшество, а отражение практики, которой уже не одно столетие следуют все Церкви. Разрешить эту проблему можно только в рамках экуменизма, т.е. стремясь достигнуть полного единства Церквей.

Поэтому нельзя осуждать так называемые параллельные структуры, существование которых оправдывается разделением Церквей, отказываясь в то же время от экуменического диалога.

Что такое прозелитизм?

Однако верное толкование принципа канонической территории не оправдывает резкой реакции Москвы. Она объясняется прежде всего другим толкованием названного принципа, который рассматривается в русле национальных Церквей. Чтобы лучше понять это, необходимо помнить, что в социальной доктрине РПЦ, которая цитируется выше, слово "нация" понимается двояко: как этническая общность и как совокупность граждан определенного государства (п. II.1). В настоящее время РПЦ признает отделение (но не разделение)

Церкви от государства (п. III.3) и решительно защищает свою свободу от посягательств со стороны государства (п. III.5). Поэтому в толковании термина "каноническая территория" в русле национальных Церквей сказано не о государственной Церкви (как это было принято раньше), а о Церкви, которая отождествляет себя с гражданами государства и еще в большей мере с этническим фактором культурной традиции, носящей на себе отпечаток русского православия, который, как показывают украинские события, превосходит государственные границы современной Российской Федерации.

По этой теории не только все жители России, но и те, кто проживает "в ареале распространения" русской культуры, рассматриваются как паства РПЦ. Это относится и к неверующим (либо непрактикующим христианам), проживающим в современной России, испытавшей на себе 70 лет диктатуры, пропаганды и атеистического коммунистического воспитания. Поэтому обращение русского в католичество считается предательством. В последнее время заметно стремление РПЦ вернуться к традициям славянофильства, о чем свидетельствуют постоянные апелляции к Достоевскому, а не, скажем, к Владимиру Соловьеву, пионеру экуменизма. Тенденции патриотического свойства нередко связаны с шовинизмом, довольно распространенным в современном российском обществе. Это проявляется во враждебном отношении ко всему западному или римско-католическому. Не случайно Патриарх Алексий II, выступая 13 декабря 2001 г. на открытии VI Всемирного русского народного собора, заявил о том, что русскому православию присущ глубоко национальный характер. Отзвук его слов нередко звучал в выступлениях ряда первоиерархов во время откровенно антизападной полемики, порой довольно вульгарной. Это в конечном итоге полностью противоречит принципам, сформулированным на Юбилейном Архиерейском соборе 2000 г. (ср. п. II.4).

Такое понимание термина "каноническая территория" значительно уменьшает пространство пастырской деятельности Католической Церкви, а также других Церквей и церковных общин. РПЦ не считает Католическую Церковь в России своей собеседницей, Церковью-сестрой. С православной точки зрения Католическая Церковь может осуществлять пастырскую деятельность лишь по отношению к тем, кто по традиции исповедует католичество. Однако подобное отношение, не принимая во внимание богословские основания, неприемлемо в сегодняшней ситуации. В действительности католики, проживающие в России, хотя и не являются русскими, тем не менее крепко срослись с русской культурой и говорят на русском языке. Поэтому Католическая Церковь в современной России - это не Церковь иностранцев, как пытаются доказать в Москве. Ее чада - в полной мере граждане России, как следует из Конституции Российской Федерации. Привилегии, дарованные РПЦ по закону о свободе совести от 1997 г., и дискриминация, которой подвергаются Католическая Церковь, а также другие Церкви и церковные общины, с точки зрения истории представляют собой анахронизм, это серьезная проблема для конституционного законодательства страны.

Лишь исходя из этой ситуации можно корректно объяснить смысл обвинений в прозелитизме. Эти обвинения, по сути, запрещают "переманивать верующих" при помощи методов, несовместимых с Евангелием и свободой человека (к этому можно отнести деньги и иные материальные блага). И речь идет даже не о том, что Католическая Церковь не может одобрять прозелитизм, цель которого - "переманивание" или насильственное обращение православных, иначе говоря, похищение овец из православной паствы. Под прозелитизмом также понимается любая евангелизаторская деятельность, обращенная - прямо или опосредованно - к неверующим, живущим в современной России, а также любая форма пастырского попечения, которая чем-либо привлекает неверующих либо может показаться привлекательной.

Православная Церковь признает свою пастырскую и евангелизаторскую слабость и поэтому опасается католичества, которое, несмотря на свою малочисленность, действует более эффективно в сфере пастырского попечения. Она защищает свою традиционную культурную среду и стремится воспрепятствовать тому, чтобы Католическая Церковь, рассматриваемая как Церковь иностранцев, стала более многочисленной и укрепила свое влияние на культуру и религиозную сферу.

Однако не только в России прозелитизм серьезно мешает развитию экуменического диалога. С подобными трудностями столкнулась Католическая Церковь в Латинской Америке, где оживилась довольно агрессивная миссионерская деятельность различных сект.

В отличие от новых религиозных движений все так называемые исторические Церкви единодушно отвергают прозелитизм в подлинном значении этого слова. Все согласны с тем, что нельзя трудиться на благо Евангелия, используя недостойные методы. Кроме того, подчеркивается, что в отношениях между Церквами не должно быть места "переманиванию" паствы. Поскольку Католическая Церковь признает Православные Церкви истинными, а таинства этих Церквей подлинными и, следовательно, действенными средствами спасения верующих, она далека от того, чтобы заниматься миссионерством среди православных. Об этом часто говорил митрополит Андрей Шептицкий (1865-1944), который подал верующим Украинской Греко-Католической Церкви пример для подражания.

Безусловно, некоторые католики чересчур ревностны, однако подобных людей хватает и в других Церквах, в том числе и в Православной. Стремясь, насколько это возможно, пресечь подобное поведение, католические епископы неоднократно предлагали иерархам РПЦ сообщать им о конкретных случаях, которые, с их точки зрения, можно считать незаконными при условии, что обвинения в прозелитизме должны основываться не на рассуждениях общего порядка, а на достоверных фактах. Однако ответа так и не последовало. А ведь если бы все так и было, большую часть вопросов можно было бы, безусловно, прояснить благодаря диалогу.

При желании можно было бы найти пути сохранения и культурной самобытности России, сформировавшейся в рамках православной традиции. Не нужно искать в "политике" и "стратегии" Католической Церкви злоупотребления сегодняшней слабостью Православных Церквей и стремление превратить Россию в католическую страну. У нас нет условий для этого, даже если бы мы очень захотели. С другой стороны, мы к этому совершенно не стремимся. Напротив, мы хотим помочь Православной Церкви лучше и более эффективно исполнять возложенное на нее миссионерское и пастырское служение.

Подтверждением этому служит материальная помощь, поступавшая на протяжении многих лет от церковных благотворительных организаций ("Помощь Церкви в беде", "Реновабис" и др.), а также поддержка, оказываемая многими епархиями и различными католическими структурами, например, развитие богословских школ РПЦ, выделение стипендий православным пастырям, которых епископы направили учиться на Западе. Помощь и сотрудничество в этом направлении могли бы еще больше расширяться.

Разорвав диалог, РПЦ навредила прежде всего сама себе и своим подлинным интересам. Тем самым она пошла навстречу не умеренному крылу, а экстремистам и фанатикам, придав силы тому, чего она сама опасается и с чем пытается бороться.

Остается еще одна важная проблема: личное обращение. Речь идет - редко - о православных или - что случается гораздо чаще - о неверующих, которых привлекает католичество и которые после зрелого размышления спонтанно или по зову совести принимают решение войти в лоно Католической Церкви. Подобные личные обращения - не цель экуменического движения, стремящегося, напротив, к достижению полного единства Церквей; тем не менее они не противоречат экуменизму (ср. Декрет об экуменизме "Unitatis redintegratio", 4). Ни одна Церковь не может исключать возможности личного обращения человека и не может препятствовать тем, кто по искреннему убеждению желает присоединиться к ее пастве, т.к. это противоречит вселенской миссии Церкви. С другой стороны, точно так же ведут себя православные епархии на Западе, принимая каждого обращенного.

Если РПЦ, обвиняя католиков в прозелитизме, подразумевает и личное обращение - случаи которого редки, но значительны, - она не только живет по двойному стандарту, но также пытается лишить Католическую Церковь в России тех черт, которые составляют самую суть Церкви. Это неприемлемо с богословской точки зрения. <...>

Религиозная свобода как центральная проблема

Вопрос об обращении человека выдвигает на первый план фундаментальную проблему свободы совести. Это связано с основополагающим правом, которое запрещает насильственно привлекать человека к какому-либо вероисповеданию или религиозной практике и оставляет за ним возможность свободно выбирать религию, а также публично исповедовать свою веру. По сути, конфликт Москвы с Римом проистекает из критики РПЦ прав человека, главным образом права на свободу совести и вероисповедание (п. III.6).

Католическая Церковь в свое время немало потрудилась, прежде чем признала право на свободу религии. Справедливо, что еще Отцы Церкви учили, а мученики первых веков свидетельствовали своей кровью, что вера по своей природе - свободный выбор. Тем не менее свобода совести довольно быстро была ограничена после переворота императора Константина и после того, как император Феодосий (379-395) провозгласил христианство государственной религией. Господствовала терпимость, а не свобода вероисповедания. Более того, Католическая Церковь не могла согласиться с либеральной трактовкой свободы религиозного выбора, которую защищали деятели эпохи Просвещения. Церковь настаивала, что лишь истина, а не заблуждение, имеет право на существование и тем самым отрицала либеральную концепцию свободы совести и вероисповедания.

Лишь Второй Ватиканский собор после долгого и напряженного обсуждения произвел переворот, приняв Декларацию "Dignitatis humanae". Кардинал Кароль Войтыла, в то время архиепископ Кракова, выступил в зале заседания с памятной речью, в которой настаивал на том, что истина и свобода неразрывно связаны друг с другом. Действительно, истину возможно постичь и принять лишь в свободе и, наоборот, свобода обретает свою полноту не в пустом выборе, а в стремлении к истине. Отталкиваясь от взаимосвязи истины и свободы, Католическая Церковь благодаря Собору вступила на путь, который привел ее к освобождению от наследия эпохи императора Константина и в то же время не дал ей пасть жертвой модернистской либеральной концепции. Она обрела свое место в современном плюралистичном и либеральном мире, не подстраиваясь, а конструктивно противопоставляя себя ему и индивидуалистской концепции свободы.

РПЦ уже более десяти лет после долгого периода коммунистических репрессий стоит напротив современного плюралистичного мира. Понятно, что она до сих пор находится в поиске своей ниши. Это требует терпения с нашей стороны. РПЦ все еще остается закрытой и полагает, что свобода вероисповедания - всего лишь проявление либерального индивидуализма, господствующего на Западе. Вовлечение в социальные и культурные аспекты жизни общества для нее предпочтительнее, чем уважение свободы человека, особенно в том, что касается религиозной практики.

Тем самым становятся очевидными глубинные богословские аспекты, скрывающиеся за дискуссиями о принципе канонической территории и обвинениями в прозелитизме. РПЦ приводит в свое оправдание идеологические аргументы; она защищает не только то, чего больше не существует, но связь Церкви с народом и культурой, которая с точки зрения богословия сомнительна. РПЦ стремится закрепить свою гегемонию в ущерб не только Католической Церкви, но и свободе личности.

До тех пор пока РПЦ будет привязана к своим идеологическим построениям, она не сможет начать конструктивный диалог с современным обществом и Католической Церковью. Безусловно, ее позиции присуща своя внутренняя логика, однако она не способна принять будущее. Вместо того чтобы приостанавливать отношения с Католической Церковью, было бы намного лучше возобновить диалог и выйти из тупика, чтобы занять, не отказываясь от конструктивной критики, свое место в современном мире, и прежде всего в объединенной Европе. Католическая Церковь к этому диалогу готова и открыта для сотрудничества.