Елизавета Авдошина
Константин Богомолов задумался о роли режиссера в современном театре. Фото с сайта www.mxat.ru
Российский театр месяц за месяцем теряет лучших представителей режиссерского цеха. В масштабах страны, конечно, эмиграционный отток формально не остановит деятельность государственных театров – театральная жизнь продолжается. Но каково теперь качество этой жизни?
Полноводная река авангарда, очевидно, мельчает. Цензурное давление в театре приходится именно на режиссеров (особенно выдающихся), которые обнажают смыслы и художественно интерпретируют реальность. Как пошутил один из них, фигура режиссера была, видимо, излишне тоталитарна для демократической России или, наоборот, должна быть и вовсе упразднена, как антидот против единоличной власти.
За последние годы заявило о себе новое поколение 30-летних режиссеров. Но проблема, которую и раньше считали острой, возрастной порог профессии (средний возраст, к примеру, московских худруков-корифеев клонится к 80 годам), обострилась сегодня с удвоенной силой. Старшее поколение в силу возраста остается. Как и совсем молодое, у кого еще нет мирового имени. А вот творчески зрелые режиссеры с международным опытом и запасом времени для активной работы (50+) покидают страну. К отъезду Кирилла Серебренникова и Дмитрия Крымова добавилось отсроченное заявление о невозвращении Юрия Бутусова из Франции.
Это событие особенно чревато, так как Бутусов до последнего времени служил главным режиссером Театра Вахтангова, и после ухода Римаса Туминаса еще теплилась слабая надежда, что Бутусов сможет сохранить театр режиссерским. Но выиграла директорская позиция, с которой кумир обоих столиц ожидаемо не согласился уживаться, – ныне Театр Вахтангова активно поддерживает СВО.
«Поступайте так, как нужно для театра. Я это спокойно переживу», – приводил слова Римаса Туминаса о снятии его имени с афиш директор Вахтанговского театра Кирилл Крок в своем блоге. «Вот вам ответ большого художника, человека, который понимает, что такое театр и как им сложно руководить, особенно в сегодняшних условиях», – написал Крок, которого сегодня небезосновательно обвиняют «в сдаче» уже двух режиссеров. Спектакли Бутусова, по уверениям Крока, также останутся в репертуаре. Но, по признанию самого режиссера, его постановки уже подверглись цензуре: в «Беге» вахтанговцев, к примеру, изъята сцена с исполнением песни украинской музыкальной группы. А вот из репертуара МХТ им. Чехова бесследно исчез его «Человек из рыбы» (хотя тут дело скорее в «нежелательном» имени драматурга Аси Волошиной).
Тенденция, которая и раньше набирала обороты и пока за редким исключением не показывала стоящих плодов – директор или артист у руля театра, – сегодня опять же обострена. Стратегию художественного развития всерьез может определить только режиссер, в то время как артисту зачастую важнее собственные амбиции, а директору – коммерческая сторона дела. Как заявляет о себе лукаво директор Владимир Кехман накануне открытия МХАТа им. Горького после ремонта: «Я только про буфеты и туалеты, к творчеству не имею отношения».
Компромисс в связи с почти полным отсутствием сегодня лояльных власти, но при этом творчески состоятельных режиссеров-лидеров, демонстрирует и назначение Минкультом худруком Волковского театра в Ярославле ведущего артиста труппы Валерия Кириллова. На первый взгляд решение кажется оптимальным (народный артист, педагог ЯГТИ), но стоит напомнить, что только под управлением режиссера (Евгения Марчелли) театр действительно стал задавать планку в нулевых.
Критическую ситуацию режиссерского цеха в жанре памфлета описал и Константин Богомолов, который уже не скрывает своих мессианских амбиций и проводит прямую параллель, хоть и приправленную щепоткой иронии: режиссер в театре – бог. В его премьере «Новая оптимистическая» в МХТ им. Чехова по мотивам трагедии Вишневского по сюжету в некий театр, где работают только актеры-мужчины в силу склонностей покойного мэтра, министр культуры назначает нового худрука – женщину, офицера ФСБ и по совместительству режиссера. А куратор из органов формулирует проблему новой повестки: «С либеральным говном каши не сваришь, а на патриотов без слез не взглянешь».
Сегодня сложно говорить исключительно о режиссерском театре. Посмотреть только, как трансформировалась роль сценографа и современных технологий в искусстве! Да и классический актерский театр никто не отменял. Но, чтобы увидеть насущную необходимость режиссера, далеко ходить не нужно. Взять премьеры «Ленкома» в новом сезоне. Если прийти на «Старомодную комедию», кажется, что попадаешь во времена застоя, но не потому, что пьеса Арбузова написана в 70-е. Арбузов-то как раз выручает спектакль в самые отчаянные моменты – драматургической живостью, удивлением от провидения («Как теперь жить?» – спрашивает героиня, придя на кладбище к братским могилам Великой Отечественной. – «Так, чтобы больше этого никогда не повторилось!»).
А вот актерам не позавидуешь – никаких задач толком не поставлено, второго плана не выстроено, плоско и даже глупо заполненные паузы, отсутствие смысловых связок в композиции рассыпают спектакль безжалостно. Олеся Железняк героически тянет лямку трехчасовой комедии, Игорь Бочкин тоже старается не потерять нить, но постановки, по сути, нет: есть костюмные переодевания героини, самоигральные диалоги драматурга и встреча двух партнеров на сцене, а вот зачем и для чего – вопрос. Как любит говорить Николай Коляда, режиссура в стиле «одна села, две встали».
Другая премьера «Последний поезд» («Дальше – тишина» – самая известная постановка романа Вины Дельмар с Пляттом и Раневской) – крепкая драма с примечательными выходами Юматова, Железняк, Большовой. Про Антона Яковлева и так известно: ремесло знает, бодрый спектакль большой формы ставить умеет. Только вот смотреть, как режиссер пытается неумело использовать постмодернистский прием 15-летней давности, который сам же и отрицает своим манифестом «против цинизма в театре», – грустно. Актеры, выходя из образа, несут публике вербатим, свои личные истории – «в строку» сюжета, но настолько неумеючи (режиссер и сам не разобрался, как сочетать «четвертую стену» с импровизацией), что делается крайне неловко. Такие ноу-хау нас, видимо, и ждут в реформируемом им Театре им. Гоголя.
«Ленком» как нельзя лучше иллюстрирует положение вещей. Натерпевшись безвременья после ухода мастера, театр замер в ожидании перемен. И их может принести только один человек – настоящий режиссер. Благо удачное назначение должно дать театру обновление. Алексей Франдетти уже готовит с ленкомовцами хип-хоп оперу.
