В Петербурге поспорили о блокаде

Фото пресс-службы МО РФ

В эти выходные Петербург жил под знаком некруглой даты – 74-летия со дня полного снятия ленинградской блокады. Несмотря на эту «некруглость», тема трагических и героических событий этого времени буквально витала в воздухе – от оформления улиц и проспектов до звуков вечернего праздничного салюта.

Этот день 27 января действительно во многих семьях является праздником. Сети пестрели фотографиями семейных ужинов, где во главе стола – те, кто до сих пор жив и что-то помнит о блокаде, хотя с каждым годом этих людей становится все меньше. Медаль «За оборону Ленинграда» есть у 7 тыс. жителей пятимиллионного города, знак «Житель блокадного Ленинграда» – у 87 тыс. человек. Большинство этих людей уже не посещает торжественных мероприятий вроде концерта в Большом концертном зале или всероссийского съезда блокадных организаций. Но чем меньше остается живых носителей «устной истории» (поделиться устными воспоминаниями сейчас уже могут в основном лишь те, кто помнит себя блокадным ребенком и одновременно транслирует рассказы старших, уже ушедших из жизни), тем с каждым годом «блокадная тема» оказывается все более острой в спорах ученых, публицистов, политиков.

Понимание блокады как одной из крупнейших гуманитарных катастроф, происшедших в мире во время Второй мировой войны, приходит только сейчас по мере обнаружения и анализа новых документов и свидетельств. Когда говорят о будущем музее блокады, все чаще звучит мнение, что этот музей должен быть одновременно своего рода институтом памяти, как Яд Вашем в Иерусалиме, посвященный Холокосту (или Шоа – Катастрофе, день памяти которой совпадает с днем снятия блокады Ленинграда, и многие петербуржцы видят в этом своего рода символику).

Открыт новый памятник в сквере Блокадников, прошли тематические выставки и исторические реконструкции. Однако именно в этом году было заметно: на самых обычных кладбищах, не мемориальных, в «день Ленинградской Победы» (уже устоявшееся словосочетание) было больше обычного цветов и венков. Автор – свидетель разговора между молодыми людьми: «Зачем на Пискаревское? Там сегодня будет официоз. Давай сходим к твоей бабушке на Смоленское». 27 января становится из дня, когда выжившие навещали погибших, а затем родившиеся после войны шли к тем родным, кого они не успели застать – днем, когда поминают тех, благодаря кому долго, сквозь полвека и больше после трагедии не обрывалась цепочка памяти.

Не обходится без скандалов и спекуляций. Так, многие пишут слово «Блокада» с прописной буквы, а многие, со строчной: «блокада», что не отменяет уважения к памяти погибших. Тем не менее в воскресенье некоторые городские медиадеятели, считающиеся влиятельными, разразились филиппиками в адрес популярных городских изданий: мол, плохие либералы, не патриоты и пишут «блокада» с «маленькой буквы», далее следовал ряд оскорбительных высказываний. Эсэр Марина Шишкина, сама журналист и в прошлом декан журфака, возмутилась и написала: «Как раз так – единственно правильно. И по правилам русского языка. И по правилам птичьего юридического (см. официальное название праздника). Молчу уже о том, что Даниил Гранин в «Блокадной книге» пишет это слово именно «с маленькой буквы»… Коллеги, кто-нибудь может донести до этих борцов за чистоту русского языка, что так нельзя?» После бурной реакции журналистского сообщества медиадеятели удалили из Сети свои гневные обличения.

Между тем перекличка по совпадению дат – «своей» и «всемирной» – была в этот раз явственной, что чувствовалось в том числе в соцсетях. Дело в том, что Шоа – это не где-то «там далеко в местах бывшей черты оседлости», а в том числе в черте теперешнего города – в Пушкине и Павловске, в местах самых что ни на есть туристических красот. Там была оккупированная гитлеровцами территория, осознание чего само по себе производит спустя десятилетия шокирующее впечатление – осада смыкалась буквально на горле города, почти в пределах видимости. В Пушкине памятник уничтоженным евреям стоит с начала 1990-х. В Павловском парке мемориальный знак поставили только сейчас.

В воскресенье в «Лендоке» выступил израильский режиссер-документалист Борис Мафцир. Вел встречу, организованную генконсульством и Израильским культурным центром, журналист «Эха Москвы» Виталий Дымарский. Мафцир – создатель проекта, посвященного «Неизвестному Холокосту». Этот проект завершен. Речь идет о фильмах, снятых на местах задокументированных эпизодов уничтожения мирных граждан-евреев на территории бывшего СССР. Всего таких мест 2000, и вопреки представлению о «где-то там», в их числе и на территории РСФСР – от Змиевой балки под Ростовом-на-Дону, Смоленщины, Псковщины до питерского Пушкина (фрагмент фильма о котором был показан в числе прочих).

Борис Мафцир рассказал, как он выбирал из этих двух тысяч места для съемок. Ключевым моментом выбора было наличие «хранителей памяти» и живых свидетелей, кто помнит детали – в фильме о Ростове, например, это бывшая девочка, которую вместе с матерью местные полицейские гоняли закапывать тела убитых. Свидетель при этом должен быть человеком, у которого сохранна реальная память, даже если детская – то осознанная, то есть грудной или двухлетний на момент событий – уже не свидетель. И находить таких людей уже практически невозможно (что невольно возвращает нас к теме блокадной «устной истории»). По словам Мафцира, его фильмы хотят взять в основу одного из университетских курсов в США. Не потому, что там есть какие-то открытия («я ничего нового не открыл»), а потому что это скоро будет единственная возможность увидеть живых свидетелей Катастрофы. В теме ленинградской трагедии, кажется, тоже наступила эта проблема.

Санкт-Петербург