Марина Гайкович  |
| Все происходящее –
плод больного воображения Германа. Фото Дамира Юсупова/Большой театр |
Репертуарная политика Большого театра в этом сезоне следует принципу минимизации и предупреждения рисков. Но практика показывает, что течение театрального процесса не предскажешь, и заранее просчитанный результат может стать жертвой живого театрального процесса.
Казалось бы, театр купил (или взял в аренду, юридические тонкости не так важны) уже известный спектакль, умный, авторский, способный вызвать профессиональные споры, но не скандалы. Название нареканий не вызывает: «Пиковая дама» Чайковского, имена режиссера и художника тем более – его поставили Лев Додин и Давид Боровский. Постановка была сделана для Амстердамской и Парижской оперы и фестиваля Флорентийский музыкальный май в конце 1990-х годов. Этот действительно выдающийся спектакль был признан одной из знаковых интерпретаций оперы, он проанализирован, изучен и подробно описан в том числе и российскими музыкальными и театральными критиками. Так что успех проекта в теории был просчитан. На практике же вышло иначе. По некоторым сведениям (впрочем, официально не подтвержденным) дирижер Михаил Юровский был недоволен переделкой партитуры, которую повлекла за собой концепция спектакля. Но от возможности дирижировать «Пиковой дамой» в Большом не отказался, ибо такие предложения не отклоняют. Режиссер диктовал условия дирекции, дирекция была вынуждена лавировать, да не вылавировала. Режиссер, в частности, настаивал на участии в спектакле Владимира Галузина, и только его (поэтому премьерная серия идет не ежедневно), но тенор заболел, генеральная репетиция была отменена, премьера оказалась под угрозой, но, к счастью, состоялась и была удостоена продолжительных, но вялых аплодисментов.
Я могу понять, почему «Пиковая дама» появилась в афише Большого. Владимиру Урину не нужны скандалы, он считает, что вкусам публики вполне можно потрафить и нет ничего предосудительного в том, что театр будет делать упор не на репертуарные редкости, а на кассовые названия. Это позиция интенданта, ее можно понять и принять. Сезон 2014/15 верстался в сжатые сроки, и, конечно, результат был компромиссным. И хотя я отстаиваю позицию, что главный театр страны, претендующий на место в одном ряду с ведущими мировыми оперными компаниями, должен задавать моду, создавать тренды, а не обходиться старыми спектаклями чужих театров, все же могу пойти на компромисс и допустить, что «Пиковая» – достойный спектакль и в предлагаемых условиях вполне может идти на исторической сцене Большого. Хотя бы потому, что можно вживую увидеть одну из работ Давида Боровского. Сценография, которая раскрывается в три этапа, как при взлете ракеты в космос, здесь не просто создает комфортные условия для режиссерского театра, как это часто бывает, но становится его частью. Глухая кирпичная стена в конце первого действия раскрывается, обнажив приметы культурного кода Петербурга: парадную лестницу, античные колонны и скульптуры. Еще глубже – метель на фоне сине-зеленого вечернего неба или темные воды Фонтанки…
Исходная точка этого спектакля – финал пушкинской повести: сумасшедший Герман в палате психиатрической лечебницы, все происходящее в опере – плод его больного воображения, где всплывают события недавнего (или далекого?) прошлого, спровоцировавшие болезнь. Временной и пространственный континуумы, впрочем, запутаны. Порой кажется, что Лиза, Полина, Томский и другие герои приходят навещать больного, стараются его увлечь то песней, то карточной игрой, а то и пытаются поймать вдруг мелькнувшую искру сознания. Рвется в игорный дом безумец, зашивший в подкладку одеяла свои последние сбережения, или это игры подсознания, понять затруднительно. Владимир Галузин блестяще играет Германа: боязливые движения, стариковская походка, опасливый или, напротив, стеклянный взгляд, инфантильная радость от карточной игры, колупание створки двери, куда удалилась Графиня, остервенение в поисках «клада», когда он яростно рвет одеяло, швыряя клочья ваты. Он крайне осмысленно произносит, интонирует текст, в предложенных режиссером условиях это идеальный Герман. За исключением одного, но главного – его исполнение лишь мелодекламация, пусть и самого высокого качества, но не пение.
Рассуждать о достоинствах других солистов непросто, им не подчинились элементарные вещи. За исключением, пожалуй, солистки Мариинки Ларисы Дядьковой (Графиня), исполненной, может, и без харизмы знаменитых «старух» Образцовой и Богачевой, но ровно и выразительно. Сцена в спальне решена Додиным не канонически: Графиня медленно кружится в танце воспоминаний, и Германа сначала воспринимает как кавалера, а когда понимает, что пришел «тот третий...», не трясется в испуге, а спокойно идет в постель и покорно встречает смерть. Остальные же споткнулись на элементарном – интонации. Эвелина Добрачева (Лиза) поет фальшиво, Станислав Куфлюк (Елецкий) начинает свою знаменитую арию чуть ли не на полтона ниже, даже Агунда Кулаева (до сих пор в подобном не замеченная!) завалила дуэт, постоянно занижая. Александру Касьянову (Томский) не дали полноценно раскрыться, по сути, лишив его выходной (и практически единственной, исключая песню про сучочки в финале) арии. Удивительно, как незначительная деталь способна разрушить целое: отдельные фразы знаменитой (и в тематическом отношении важной, с этой темы начинается опера) баллады поет Графиня, и динамический вектор ломается.
«Пиковая дама» принадлежит к категории опер с практически совершенной музыкальной драматургией, но режиссер (очевидно, с согласия, а может, и в соавторстве с дирижером-постановщиком самой первой версии Семеном Бычковым) подстраивает партитуру под свою концепцию. В частности, из первого действия убраны важные хоры (скажем, про солнечный денек, который по замыслу композитора противопоставлен сумрачной, «ночной» фигуре Германа), сокращена сцена грозы, в интермедии «Искренность пастушки» перераспределены роли и вместо миниатюры, отражающей главную коллизию спектакля (Лиза-Пастушка выбирает любовь или благосостояние, дублируя и выбор Германа – любовь или нажива?), выстраивается другая пара (очевидно, Эрос и Танатос, где Герман, ведомый за ниточки Томским со компания выбирает между Лизой и Графиней, отдавая предпочтение последней). Торжественный хор в честь императрицы оборачивается приветствием Графини – хотя, шутки ради, заметим, что в дурдоме нашлась бы не одна «Екатерина Вторая» и «подданные». То и дело переписывается текст либретто. Так что недовольство дирижера понять можно, как можно и уважить то, что свою позицию Юровский оставил при себе и сделал все возможное для того, чтобы опера прозвучала достойно, что в целом так и было. Особенно удались дирижеру кульминационные моменты, то страстные, то полные безысходности, и лирические эпизоды, когда звучание не теряло мягкости и трепетности. Была у оркестра и мистика, и попытка заглянуть в подсознательное Германна, когда мелодия одного из танцев в третьей картине практически истаяла, оторопь, и тихая печаль, и отчаяние...
Но все же, когда Большой театр ставит одну из титульных русских опер, тем более приобретая готовую постановку, музыкальная интерпретация должна быть безупречна, а в данном случае снова вышел компромисс. А вот в этом случае я как слушатель такой компромисс не готова ни принять, ни понять.
А многим зрителям опера понравилась! Главный редактор «Независимой газеты» Константин Ремчуков, например, в блицинтервью после спектакля сказал: «Во-первых, я очень рад, что у российского зрителя появилась возможность увидеть знаменитую постановку Льва Додина 1999 года. Возвращение таких вещей в Россию бесценно. Во-вторых, произвело впечатление создание визуально-звуковыми средствами «шума в голове» несчастного сумасшедшего Германа.
В-третьих, очень порадовал хор Большого. В-четвертых, великолепен и легок был оркестр под управлением Михаила Юровского, временами переходивший «на шепот». И, наконец, ошеломило драматическое перевоплощение, настоящая театральная игра главного героя в исполнении Владимира Галузина».
Все это вместе, по мнению Ремчукова, ставит «Пиковую даму» Льва Додина в ряд самых запоминающихся оперных постановок Большого театра за последние 15 лет.
