Светлана Гаврилина
Фото сайта Государственного мемориального музея обороны и блокады Ленинграда
Губернатор Петербурга Георгий Полтавченко объявил, что с 2015 года начнется работа по проектированию и созданию нового музея блокады Ленинграда. Всенародное обсуждение проекта стартует уже сейчас. Под музей используют, по словам чиновника, одну из трех площадок – район Московского парка Победы, сам парк Победы или Пискаревское мемориальное кладбище. Музей должен быть построен уже в 2018 году. Общественность воспринимает официальные заявления властей города с надеждой и тревогой. Повод к последнему власти подавали уже неоднократно, особенно во время торжеств начала года в честь 70-летия снятия блокады.
Тогда петербуржцев – от депутатов Заксобрания до ветеранов-блокадников – шокировало неуклюжее переименование: 1 января 2014 года День снятия блокады Ленинграда, отмечаемый 27 января, стал называться Днем полного освобождения советскими войсками города Ленинграда от блокады его немецко-фашистскими войсками. Кроме корявости формулы, петербуржцев обижало пренебрежение к памяти сотен тысяч мирных жителей, «перекос» в сторону чисто войсковой операции. Между тем в каждой питерской семье живет память о ком-то из родственников, умершем в блокадные дни от голода и холода. Сейчас Госдума исправляет ошибку, устанавливая новое название даты – «День полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады».
Но дискуссии не смолкают. Многие считают оскорблением памяти ленинградцев публикации о том, что в суровой блокадной действительности случались и довольно неприглядные ситуации. В частности, поминают работников Смольного и разного рода снабженцев, которых обходила голодная смерть. Если люди отдавали за кусок хлеба семейные драгоценности, одежду, старинную мебель – значит, для кого-то этот кусок хлеба либо другие продукты были лишними? Такие вопросы смущают людей, и полемика о блокаде не прекращается. Кем были горожане – мучениками или героями? В христианской традиции эти понятия близки, но ответа на вопрос до сих пор нет. Каким будет новый музей-институт, что будет в основе его концепции – только ли ударный труд ленинградцев, мерзнущих и голодающих, но работавших в несколько смен, или более глубокая тема выживания человека в беспрецедентных условиях? Нужно ли умалчивать о тяжелых вещах или, наоборот, нужно рассказывать всю правду, какой бы она ни была?
Издаются все новые и новые блокадные дневники. Несмотря на то что вести их было запрещено (бывшая в блокаду ребенком Людмила Пожедаева рассказывала «НГ», что первый ее дневник отец разорвал на мелкие куски: «Ты что, хочешь, чтобы нас всех посадили?»), многие люди, прежде не имевшие привычки вести записи, – школьник, рабочий, медсестра – стали фиксировать на бумаге события дня, подробно описывая детали быта – от съеденной кошки до ссор с окружающими, также измученными голодом, анализируя собственное поведение и чувства. Только что вышла в свет книга «Записки оставшейся в живых», фрагменты из которой – дневниковые записи двух сестер, Татьяны Великотной и Веры Берхман – уже публиковались в прессе. Крик души, размышления о боге, жесткая рефлексия, постоянные воспоминания о пережитых только что ужасах – все это впечатляет.
Редактор книги Наталия Соколовская считает, что музей-институт Блокады – дело очень нужное, потому что гуманитарная катастрофа, пережитая городом, еще не понята до конца и нуждается в осмыслении: «Я верю только живым записям людей тех лет. Да, люди работали – рабочая карточка была жизнью. За работу еще платили деньги – ведь и по карточкам хлеб бесплатно не выдавали. Но я убеждена: многие и без этого рвались бы работать, потому что это был способ остаться в жизни, остаться человеком. Грань, отделявшая от расчеловечения, была очень тонкой. Люди очень по-разному переносили голод, у всех разный порог. Власть обещает советоваться о музее с ветеранами, но многие из них пережили блокаду в детстве и знают о ней по рассказам старших, а память - не самый надежный инструмент. Нельзя, чтобы из трагедии делали очередную ура-патриотическую кампанию».
Санкт-Петербург
Дарья Гармоненко