Может ли интеллигент сомневаться?

Фото с сайта телеканала "Дождь"

Вот так вдруг и всплывают в разговоре важнейшие темы, когда, казалось бы, уже пора прощаться или, например, задавать вопросы от Марселя Пруста. Нет, считает ли себя интеллигентом Навальный – как раз дело второстепенное. Другое важно: должен ли интеллигент сомневаться? Это его неотъемлемое, необходимое качество? Настоящий ли он интеллигент, если сомневается, пусть даже перед лицом перемен и катастроф?

Попытки делить интеллигенцию на настоящую и не совсем настоящую, конечно, настораживают. В Польше, где я долго жил и за политической жизнью которой я стараюсь следить, консервативная и ультраконсервативная общественность, публицистика и политики любят использовать термины вроде «полуинтеллигенция» для характеристики своих идеологических оппонентов. То есть, предполагается, что есть та самая подлинная, настоящая интеллигенция, которая, конечно же, разделяет набор правых идей.

При этом в польской политике или общественном дискурсе «интеллигент» не является ругательным словом. Каждому приятно быть или считаться интеллигентом. Вспоминается, как покойный правый популист Анджей Леппер высказывался в Сейме о депутате Яне Марии Роките: «Да, он интеллигент. Но он своей интеллигентности научился. А я родился интеллигентным».

В российском же общественном дискурсе «интеллигент» часто звучит именно как ругательство. Слишком умный. Слабохарактерный. Безвольный. Народные политики это негативное отношение адаптируют. Они презирают даже не саму интеллигенцию, а ее образ (нередко сочетающийся с антисемитскими фантазмами и стереотипами), и выпускают свое презрение наружу, как только их накрывает эмоциональная волна.

Алексей Навальный по своему типажу является народным политиком. Парадокс политической жизни России заключается в том, что одну из групп, которые выносят его на поверхность, образуют как раз люди, называющие себя интеллигенцией. Не буду сейчас рассуждать о том, почему они поддерживаю «народного» Навального – важно, что он сам ни с точки зрения темперамента, ни с точки зрения языка и риторики, ни с точки зрения убеждений не готов ориентироваться на дискурс этих людей. При этом он вынужден придавать термину «интеллигенция» позитивное звучание – отсюда «настоящая интеллигенция», которая знает, чего хочет, и всегда стоит на своем.

Что касается мягкотелости и нерешительности интеллигента, то эту тему в одной из своих телевизионных лекций развивал Юрий Лотман – на примере «Сотникова» Василя Быкова. Речь о том, что интеллигент может оказаться обузой в стандартной ситуации, требующей физической крепости или конкретных умений. При этом он, благодаря особому умственному и духовному устройству, способен «выдержать то, что выдержать нельзя». Клишированный образ интеллигента рождают представления о стандартных ситуациях.

Сомнения – одно из свойств этой самой стереотипной мягкотелости. Нужно сплотиться вокруг политика А против политика В, а интеллигент колеблется. Нужно четко понимать, что этот человек – враг, а тот – друг, но интеллигент ищет в белом черное, а в черном белое. У «настоящего интеллигента» же сомнений быть не должно: он нанизывает новый опыт на крепкий каркас убеждений.

Спор об интеллигенции вообще зачастую возникает из-за расплывчатости самого понятия. Это, в частности, и позволяет порождать «настоящих интеллигентов», наполнять термин произвольным содержанием.

Представляется, что на самом деле русское понятие «интеллигенция» впитала в себя как представления о специфических нормах повседневного поведения, так и представления об общественных функциях европейского «интеллектуала».

Говоря об интеллигенции, я бы сосредоточился на трех характеристиках. Во-первых, интеллигент – это тот, кого не устраивает средний уровень знаний. Во-вторых, это человек, способный осознанно дистанцироваться от поступков и реакций, которые можно считать хамскими.

Наконец, в-третьих, интеллигент (или интеллектуал) – это критик. Умберто Эко в своем эссе «Осмысляя войну» писал о нем так: «Интеллигент не должен дудеть музыку революции. Не из-за того, что стремится уйти от выбора, а потому что для действия требуется устранять полутона и двусмысленности, а интеллигентская функция состоит, наоборот, в том, чтобы выпячивать двусмысленности и освещать их. Первейший долг интеллигенции – критиковать собственных попутчиков».

Поэтому думается, что Ксения Собчак права. Сомнение – не личное качество интеллигента (интеллектуала). Это его общественная функция, если мы говорим об интеллигенции как ком-то реально существующем, а не как о бантике, который можно повязать кому угодно. Если интеллигенция существует, то она нужна обществу не для того, чтобы авторитетно аллилуйствовать или авторитетно ненавидеть Путина, а для того, чтобы постоянно подчеркивать противоречия. Тем самым заставляя думать. Тем самым заставляя отчетливее видеть то, из чего (или из кого) приходится выбирать. Тем самым заставляя делать осознанный выбор.