Никакой Болотной не существует!

Фото Reuters

На прошлой неделе в эфире «Дождя» был Василий Якеменко. Содержательной беседы с журналистами у него не получилось, точнее, это у них с ним беседы не вышло – он-то пришел продержаться час, ничего не сказав, и ушел, не сказав ничего, зато попив вина и поставив в студии спектакль абсурда.

Нет, кое-что Якеменко все же сказал. Не про деньги, не про криминал, не про «Наших», не про Кашина, не про Селигер, не про Путина. И даже не про свой ресторан, в котором из пирогов капуста не вываливается. Это ведь так, пару дней в Фейсбуке поулюлюкать. Якеменко сказал кое-что содержательное про политику. Его спросили про партию, которую он намерен создать для тех, кто ходил на Болотную. Спросили, почему вдруг эти люди должны к нему, Якеменко, пойти. Они ведь его презирают.

И Якеменко возьми да и ответь: «Потому что я знаю, как добиться для них власти». И можно как угодно относиться к нему, к его деятельности, к его политическому проекту, но важнейший принцип публичной политики, равно как и принцип оценки политиков, он сформулировал совершенно верно.

Есть политики, т.е. люди, которые борются за реализацию своих амбиций и воли к власти. Есть социальные процессы, тренды, групповые запросы. Политики могут их не улавливать, могут им противостоять (как, например, консервативный политик будет противостоять легализации однополых браков), а могут, напротив, опираться на них и делать карьеру. При этом для общественно-политической жизни в стране не имеет принципиального значения то, является ли политик, к примеру, убежденным либералом (или консерватором) или же расчетливо эксплуатирует конъюнктуру. Важно то, ДЛЯ КОГО он добивается власти. В чьих интересах он будет принимать решения, в ком он видит залог своей успешной карьеры.

Задаваясь вопросом о том, может ли тот или иной политик заинтересовать Болотную, нужно понимать, что с точки зрения нормальной политической борьбы и выборов никакой Болотной не существует. Она неоднородна, и это не имеет никакого значения, когда разговор ведется о неких общих правилах игры, но имеет принципиальное значение, когда разговор ведется о том, на кого, на что и сколько тратить бюджетных денег. Никакой политики в интересах Болотной исполнить нельзя, потому что в тот момент, когда у власти оказывается человек, избранный прозрачно, повестка дня акций протеста уже исполнена.

Многие из тех, кто ходит на митинги сегодня, выступают против Путина не потому, что его экономические взгляды не совпадают с их собственными, и не потому, что его власть – для мужиков с Уралвагонзавода. Если посадить за один стол такого мужика и парня с Болотной и заставить их говорить не о Путине, а, условно, о реформе образования или армии, я вовсе не уверен в том, что общего языка они не найдут. Митинг против Путина сегодня – это, по большому счету, митинг против злого Саурона и за какого-нибудь Арагорна-Навального. Однако у Толкиена ни слова ни сказано об экономической политике Арагорна. Ничего не говорится о налогах, о правах человека, защите труда, образовании и медицине. Там сказка, там добро победило, а дальше все уложилось само-собой. Но тут-то жизнь. Тут-то страницы листаются и листаются.

Существует запрос на то, чтобы государства было меньше. В том смысле, что свободный человек большинство решений способен принять и воплотить сам, лишь бы ему не мешали. Можно ли выдать этот запрос за требование Болотной, т.е. заявить, что она – либеральна? Нет, нельзя, потому что на митингах куда ни сунься – красное знамя, и у людей под кумачом с Путиным общего ничуть не меньше, чем с либеральными товарищами по Болотной. Все зависит от ракурса.

Если представить себе полемику Путина и Удальцова, то можно с уверенностью сказать, что большая ее часть будет вовсе не об экономике. И либералы с Болотной поддержат Удальцова, потому что он против Путина, хотя, если задуматься, то уж скорее Путин мог бы – теоретически, разумеется – добиться власти для людей с их взглядами, нежели Удальцов. А левый электорат Путина поддержит Путина, потому что Удальцов посягнул на их стабильность, хотя мировоззренчески Удальцов куда левее своего потенциального оппонента. Это и парадокс, и не парадокс одновременно.

Эти детали и нюансы кажутся второстепенными, а представления о власти и политике у большинства протестующих остаются поверхностными. Поверхностными в том смысле, что желаемое отношение власти к себе они, в общем, могут обрисовать. Но себя они во власти не видят, т.е. не видят того стиля управления, который совпадал бы со стилем их социальной группы. Это кризис самоопределения. И, по большому счету, идеальным для протестующих в такой ситуации было бы давление на правящую элиту, а не борьба с ней. Но давить уже не хотят. Хотят бороться.

Залезая в фонтан, Сергей Удальцов борется за власть. Отправляясь в Астрахань, Илья Яшин борется за власть. Запуская «машину добра», Алексей Навальный борется за власть. Осталось разобраться, для кого они намерены добиваться этой власти. Им самим стоило бы в этом разобраться.